Александра Лекомцева
Фото: Дмитрий Смирнов
Александра Лекомцева

Вы пришли в современное искусство из сферы финансов. Легко ли войти в сферу современного искусства и адаптироваться?

Если прочитать, например, биографию галериста Ларри Гагосяна, может показаться, что в креативной среде можно легко зарабатывать миллионы. Но прийти в сферу искусства с мыслью сразу круто и быстро заработать не получится. На входе придется много образовываться в области культуры, истории, социальных наук, истории искусства. Помимо этого нужно иметь возможность долгое время довольно мало зарабатывать, чтобы потом пожинать плоды. Работа в сфере культуры очень низкооплачиваемая.

В России есть некая установка, которую транслируют заметные люди в сфере искусства, начиная с Ирины Александровны Антоновой, которая долгие годы была бессменным директором ГМИИ им. А.С. Пушкина, и заканчивая галеристом Владимиром Петровичем Овчаренко. Звучит она примерно так: «Вы работаете в искусстве — скажите за это спасибо». То есть за работу тебе платят 40 000 рублей, но ты должен быть рад, что можешь часто видеть классные картины, встречаться с художниками, посещать музеи. Хотя очевидно, что прожить на 40 000 рублей, если у тебя нет другой поддержки, довольно сложно. Кроме того, подразумевается, что ты знаешь несколько языков, путешествуешь по миру, чтобы смотреть искусство, слушаешь лекции, которые, например, покупаешь в интернете, презентабельно выглядишь, имеешь какой-то социальный статус и финансовую подушку.

Какой бэкграунд и навыки необходимы для того, чтобы успешно реализовываться и расти в сфере современного искусства?

Я пришла в искусство из банковского сектора, и как раз в творческой среде меня поразило, что там все все время обсуждают, как стать успешными. Когда я работала в банке, банкиры, секретари или проджект-менеджеры не садились и не рассуждали, например: «Как стать успешным проджект-менеджером?»

Я бы провела разделительную черту между знаниями в искусстве и менеджерскими качествами. Одно дело, если ты разбираешься в искусстве, а другое — если нужно уметь правильно сделать Excel-файл, презентацию, свести дебет с кредитом. Это необходимые навыки, которые получают в других профессиях. Искусствоведов таким вещам не учат. Искусствовед — это не профессия, а набор знаний, который дается в университете. Музейный хранитель, экскурсовод, арт-менеджер, галерист — это уже профессии на рынке.

Александра Лекомцева
Фото: Дмитрий Смирнов
Александра Лекомцева

Я призываю всех избавиться от этого фона поиска успешности и фокусироваться на личных задачах. А еще наслаждаться профессией, которая у вас уже есть, и ценить свои профессиональные навыки. Я часто сталкиваюсь с тем, что крутые юристы и финансисты говорят: «Мы хотим быть творческими». А я в этот момент думаю, как сильно в сфере искусства не хватает хороших юристов и финансистов, которые настраивали бы все нужные процессы. Вы будете все знать про искусство, но вашу профессию никто не заменит: арт-менеджер точно никогда не займет должность финансового директора. Например, в обоих моих проектах blazar и SAMPLE работает главный юрист Александра Иванова. В этом году она заняла должность генерального директора blazar, а я перешла на роль директора по развитию, чтобы сосредоточиться на работе с партнерами и участниками. Александра действительно крутой и талантливый юрист. Она попала к нам именно из любви к искусству, и я тогда сказала ей: «Саш, можно ты не будешь становиться профессиональным искусствоведом? Как юриста нам тебя никто не заменит». Никогда не стоит списывать со счетов свои профессиональные достижения.

Какую роль играют ярмарки современного искусства в развитии арт-индустрии?

Ярмарки играют ключевую роль в развитии арт-рынка. Если брать исторический контекст, современные ярмарки появились из парижских салонов, которые проходили в конце XIX — начале XX века и были главными арт-событиями на мировой арене. Предприниматели, политики и остальные сильные мира сего стремились в Париж, чтобы увидеть произведения лучших художников. В то же время лучшие художники сами приезжали во Францию, чтобы создавать эти самые произведения. Уже позднее появились международные арт-ярмарки — Art Basel, Freeze и другие.

Александра Лекомцева
Фото: Дмитрий Смирнов
Александра Лекомцева

Были аукционы, но всем известно, что они сначала специализировались все-таки на старом искусстве, на антиквариате. Современное искусство появилось на больших аукционах гораздо позже. Галереи и ярмарки по сегодня главные двигатели прогресса в современном искусстве. Как только в Москве проходит ярмарка, во всех галереях, даже тех, которые там не присутствуют, начинается бум продаж, приток клиентов.

Чем обусловлен такой эффект расходящихся кругов по воде?

Мы много раз пытались анализировать этот феномен с партнерами. Я думаю, всему виной маркетинг. С 1980–1990-х годов «искусство ради искусства» перешло в зону «искусство вести маркетинг». Самые крутые, известные, дорогие, популярные художники, такие как, условно, Такаси Мураками, — это продукты маркетингового действия. Энди Уорхол стоял у истоков этих процессов. Любая ярмарка — это чистый маркетинг, когда PR-активность работает так, что запускает волну, которая дальше помогает галеристам и художникам. А маркетинг — это работа с умами широкой публики. Все уже выяснили, что люди любят быть там, где будут все. А если ты не был, что-то пропустил, — пойдешь и купишь то, что купили все. Это игра на синдроме FOMO (боязни пропустить интересное. — Прим. ред.). При этом все равно самые большие, сложные, крутые сделки происходят в кулуарах, а не в открытом поле, которое работает на массового зрителя, на неофита.

А если говорить не только о коммерческой, но и о социальной значимости ярмарок современного искусства, в чем она заключается?

В случае с blazar социальная миссия превалирует над бизнес-составляющей. Свои стенды на ярмарке автоматически оплачивают только галереи. Художники, отобранные по опен-колу, оплачивают процент с продаж. Спрогнозировать продажи независимых участников очень сложно, но само участие в ярмарке делает их видимыми для арт-сообщества.

Александра Лекомцева
Фото: Дмитрий Смирнов
Александра Лекомцева

Ярмарки могут влиять не только на саму сферу искусства, но и на городское устройство. Например, Art Basel Miami Beach появилась по решению мэра — в сезон затишья, чтобы аккумулировать в городе приток туристов. Когда в Майами проходит Art Basel, там повышаются цены на гостиницы, рестораны получают свою прибыль и так далее. Возник феномен сезонности. Ярмарки Freeze и Art Basel абсолютно точно являются частью экономического развития структуры городов.

Как вы на данный момент оцениваете культуру ярмарок в России в контексте международного опыта?

Конечно, мы изначально ориентировались на западный рынок и европейский опыт ярмарок. И, как и во многих других сферах — скажем, кино или образовании, — у нас остается отставание примерно в 50 лет.

25 лет назад в России была только одна ярмарка — «Арт Москва» в Центральном доме художника, которую создал Василий Бычков. Одна ярмарка современного искусства — это свидетельство очень низкого уровня арт-рынка по количеству продаж, покупок, сделок. Сейчас уже есть Cosmoscow, blazar, Art Russia, «Арт Москва», Российский антикварный салон. И пусть существует и плохое, и хорошее: чтобы в будущем вычленить главное, нужное, должно происходить много всего.

Какие у вас ощущения после прошедшей в сентябре ярмарки blazar? Отметили ли вы по ее итогам какие-то тренды в процессах на арт-рынке?

На blazar-2023 было очень много разного искусства, а вывод по итогам ярмарки такой: люди по-прежнему любят базовую понятную живопись с пейзажами и натюрмортами. В современном исполнении, разумеется. Большой прорыв в этом году — хорошо продавались экспериментальные вещи. Люди были готовы покупать какую-нибудь инсталляцию в виде кукурузы из золотого прутика или ольфакторное искусство. Но главный прорыв — это, конечно, диджитал-арт, наконец его начали покупать.

Как бы вы описали портрет молодого художника сегодня? Какую проблематику в своих работах они затрагивают чаще всего?

Стереотипный имидж — пьяный, драный художник, который пропадает и не отвечает на телефон, — уже давно в прошлом. Молодые художники могут быть «в отлете», но, скорее всего, потому, что они напились чаю и медитируют или занимаются йогой. Образ персонажа в грязных стоптанных ботинках сменился образом осознанного человека, увлекающегося разными духовными практиками. В массе своей это интеллектуально прокачанные, классные, занимающиеся собой люди, интересующиеся миром.

Александра Лекомцева
Фото: Дмитрий Смирнов
Александра Лекомцева

С точки зрения проблематики молодых художников интересует тема возврата к детству, переосмысление отношений с близкими, осознание себя в этом мире. В работах молодых авторов много самоанализа и размышлений о том, кто они, что они. Тема воспитания в постсоветском контексте. 

Если говорить о проблемах настоящего — для того, чтобы переосмыслить и переосознать большие трагедии, должно пройти время. И в нашем случае с 2022 года времени прошло недостаточно. Поэтому в этой области пока очень мало результатов, если говорить о качественном сильном художественном высказывании.

Мы начали разговор с обсуждения порога входа в сферу современного искусства…

Вход — рубль, выход — два?

Не могу не согласиться, звучит как отличный заголовок для материала о современном искусстве. А спросить я хотела, насколько, на ваш взгляд, сфера все еще остается герметичной, несмотря на глобальный тренд на демократизацию и выход к широкой аудитории в последние годы? Налет элитарности как будто никуда не девается, каким бы массовым современное искусство ни пыталось казаться.

В сообществе — вместе с нашей командой и коллекционерами — мы много обсуждали, что творилось в этом году на открытии blazar и Cosmoscow в вечернее время. Это было просто страшно с точки зрения массовости события. Статистика, которая бьет все рекорды, говорит за себя: blazar в этом году посетили 20 000 человек, а Cosmoscow — более 30 000 человек. После шести вечера обстановка на ярмарках больше смахивала на час-пик в метрополитене, а не на элитарное событие в области современного искусства. И мы все время обсуждаем, плохо это или хорошо, нужно нам вообще это или нет. А если нужно, то как сделать это более комфортным? Как сделать это менее опасным для предметов искусства и для самих посетителей? И ответа нет.

В прошлом году в Париже впервые проходила ярмарка Art Basel, она называется Paris+. Обстановка в день превью была ничем не лучше, чем на Cosmoscow или на blazar. Даже хуже — просто за счет масштабов, количества людей, огромного пространства и так далее. О Гонконге и Майами у меня такие же воспоминания.

Александра Лекомцева
Фото: Дмитрий Смирнов
Александра Лекомцева

Я думаю, что одна из задач ярмарок современного искусства — быть арт-Диснейлендом. Высокая посещаемость, жажда оказаться на ярмарке именно в день превью — показатель того, что это круто. Это важно, нужно, это привлекает спонсоров — а ярмарки, безусловно, спонсорский бизнес и в России, и на Западе, и на Востоке. Если говорить о продажах — такая ситуация, конечно, требует больших ресурсов от самих галеристов и художников, чтобы их продукт в этом потоке не затерялся и его можно было преподнести, найти время, продавать его в спокойной атмосфере. Так и появляются вот эти суперпревью, когда уже второй год подряд на blazar коллекционеры приходят к нам на площадку до открытия на этапе застройки стендов, чтобы спокойно посмотреть и купить искусство. 

Вот поэтому действительно вход — рубль, выход — два. С одной стороны, ты оказываешься частью этого арт-Диснейленда, но только от тебя зависит, будет ли это какой-то суперуникальный опыт или участие в очередном большом фестивале.

Беседовала Юля Крюкова