Нечасто, но бывают годы, когда отборщикам ММКФ удается сформировать вменяемый конкурс — не то чтобы сплошь из шедевров (так не бывает нигде и никогда), но без бесполезного кино: просмотры могут раздражать или оставлять в недоумении, но не заставляют горевать о потерянном времени, фильмы не выветриваются из головы, как мутный дневной сон, уже к вечеру, а о будущих фаворитах можно рассуждать всерьез и без стыда.

Кадр из фильма «Братья. Последняя исповедь»
Кадр из фильма «Братья. Последняя исповедь»

Лиха беда начало — первый конкурсант, украинская драма «Братья. Последняя исповедь» Виктории Трофименко, занятный микс разных культур, густо замешанный на еде и сексе. История — не без христианской нравоучительности: в прологе героиня, православная писательница, рассказывает о святых и юродивых равнодушным прихожанам из глухой карпатской деревни. Вечером остается переночевать в горах, в доме больного раком старика Войтка, а утром обнаруживает, что оказалась отрезанной от мира снегопадом. Но и когда дорогу расчистят, не поторопится уйти — из желания примирить Войтка с живущим напротив братом-врагом. Но дело не только в богоугодном стремлении установить мир и дружбу между двумя гуцулами, дело в прошлом, которое не отпускает теперь не только братьев — вот и посторонняя героиня вместе с зрителями увязает в чужой любви, крови, мести. «Братья», чей визуальный язык ориентируется на украинское поэтическое кино — языческое во всех своих великих проявлениях, от Довженко до Параджанова, — сняты по роману шведа Торгни Линдгрена «Шмелиный мед» (тут уместно вспомнить, что одним из событий ММКФ советских лет был фильм Бу Видерберга «Змеиная тропа», тоже снятый по Линдгрену) и вносят в невозможный в традиционном консервативном кино эротизм еще и садомазохистский мотив. А эротический конфликт между братьями, вынужденными когда-то делить одну жену на двоих, основан на пищевых приоритетах: к измене (с тем самым возбуждающим садомазохистским оттенком) жену толкает пристрастие мужа исключительно к сладкому, блинам, пирогам, киселям — другой же братец может и накормить соленой свининкой, и утолить сексуальный голод. Для ММКФ приглашение «Братьев» в конкурс — политический и миротворческий шаг, ради которого отборщики пошли даже на легкое нарушение регламента: весной фильм уже побывал на фестивалях в Гоа и Пекине, а спустя день после российской премьеры был показан на МКФ в Шанхае. Режиссер Виктория Трофименко и продюсеры фильма приняли предложение, потому что плохой мир лучше хорошей войны. Чтобы напомнить о том, что украинское кино живо. И чтобы лишний раз привлечь внимание к судьбе арестованного российскими спецслужбами украинского режиссера Олега Сенцова.

Кадр из фильма «Круговерть»
Кадр из фильма «Круговерть»

«Круговерть» — безобидный мещанский ритурнель от Марка Фитусси, стремящегося к возрождению старомодного, сугубо жанрового «франко-французского» кино, бенефис Изабель Юппер в роли верной жены провинциального заводчика крупного рогатого скота, решившейся на измену в Париже. Формально в том же поле живописного и респектабельного кино существует и другой десерт для взрослых, японская драма Кадзуёси Кумакири «Мой мужчина», однако зрительская реакция на этот фильм предсказуемо болезненна: картина студии «Никкацу», чья стилистика заставляет вспомнить культовый цикл 1970-х «Розовое порно «Никкацу», откровенно и имморально рассказывает о запретной страсти отца и едва достигшей совершеннолетия приемной дочери. В результате одна из слетевшихся на ММКФ со всех уголков России киноклубниц покидала зал буквально в истерике. Она же в ужасе вылетала на улицу с возгласами: «Опять, опять!» после польского «Харкдкор диско», еще одной извращенной семейной истории, то ли греческой трагедии шиворот-навыворот, то ли вольного подражания «Забавным играм» Ханеке. В фильме дебютанта Кшиштофа Сконечного есть долгий план, почти буквально воспроизводящий пролог жестокого опуса австрийского классика. Только у Ханеке машина с семьей, обреченной на пытки и смерть, несется под Моцарта, а у Сконечного похожий кадр озвучен Генделем. Предельно простая по драматургии лента о молодом человеке, истребляющем (предположительно) родителей и вступающем в (опять же, предположительно) кровосмесительную связь со сводной сестрой, обескураживает расплывчатостью режиссерского месседжа. Но цепляет болезненной бунтарской энергетикой.

Кадр из фильма «Самый опасный человек»
Кадр из фильма «Самый опасный человек»

Абсолютно внятен посыл политического триллера Антона Корбайна «Самый опасный человек», но, чтобы его сформулировать, придется раскрывать детали тоже, в общем, нехитрого сюжета (от бога шпионских романов Джона Ле Карре можно было бы ожидать интриги похитрее), чего я делать не собираюсь — фильм относительно скоро, 11 сентября, выйдет в прокат. Если без спойлеров, то речь в нем о борьбе за душу потенциального чеченского террориста Ивана Карпова, взявшего себе мусульманское имя Иса (этой ролью укрепляет международную карьеру наш актер и режиссер Григорий Добрыгин). Борьбу ведут благородные сотрудники немецких спецслужб (в первую очередь, в лице одинокого, пьющего, честного тайного агента Гюнтера, героя покойного Филиппа Сеймура Хофмана)  и их куда менее человечные коллеги из Европы и Америки; благородные, увы, проиграют.

Кадр из фильма «Репортер»
Кадр из фильма «Репортер»

Об экзистенциальном фиаско и «Репортер» Тайса Глогера. Включая его в гид по ММКФ, я опирался на синопсис в каталоге — фатальная ошибка. Конечно, никакого «творческого» соревнования в фотографии между пожилым Фритсом и его маленьким другом Йоханом нет: что там снимает Йохан на свой айфон, мы так и не увидим, да и есть ли пленка в старом подбитом фотоаппарате Фритса, большой вопрос. Глогер сочиняет трагедию маленького человека — не героя, одержимого героической профессией: Йохан маниакально преследует пожарных, даже собственную рубашку коптит над костром, чтобы хвастаться в баре боевым запахом гари. Тема не нова, но в граничащем с любительским кинематографом эстетском мире Глогера звучит свежо.

Кадр из фильма «Свет моих очей»
Кадр из фильма «Свет моих очей»

А пример подлинного, ненавязчивого, остроумного и искреннего гуманизма дает автобиографическая картина «Свет моих очей», копродукция Франции и Турции, сделанная Хакки Куртулушем и Меликом Сарачоглу. Мелик играет и главную роль — самого себя, молодого киномана, отправившегося учиться киноискусству на родину братьев Люмьер, в Лион, но вынужденного вернуться домой и бороться с неотвратимой слепотой: плохое зрение, унаследованное от родителей, усугубляется отслоением сетчатки, что для кинематографиста, по определению работающего со светом, равносильно смерти.