Есть теперь такое печатное выражение — «****** томский миссионер», его ввела в оборот Lenta.ru в новости о главе миссионерского отдела Томской епархии РПЦ Максиме Степаненко. Последний назвал матерей, самостоятельно воспитывающих детей, ******. Он, правда, писал это слово без звездочек, потому что считает его не обсценным выражением, а производным от слова «блуд», но что позволено миссионеру, не позволено информационным ресурсам, даже когда на них стоит непременный теперь, но оттого не менее мерзкий значок «18+». Вообще-то, «****** томский миссионер» — чрезвычайно остроумная формула (я смеялась), но за изяществом подковырки стоит типичная реакция здравого россиянина на агрессивное, фактически неверное (миссионер приводит много цифр) и политически опасное высказывание, касающееся большой группы людей. И вот то, что типичной реакцией на злобный пропагандистский гон является тонкая шутка, весьма и весьма печально.

Шутят, понятно, люди, непосредственное окружение которых не одержимо потребностью контролировать частную жизнь других и признает право женщины распоряжаться собственным телом и собственным браком. Только в такой среде можно сказать про себя «уж на мне-то тогда клейма ставить негде», только в ней оценят изящную шутку «Ленты». Беда, собственно, в том, что такая среда в России мало где складывается, а большинство населения вполне разделяет общий настрой миссионера Степаненко — не потому, что так учит Святое писание, и не потому, что он отражает их глубокие убеждения, а просто потому, что Россия в отношении популярной сексуальной морали — все та же отсталая аграрная страна, какой она была сто лет назад. Достаточно прожить несколько дней в глухом провинциальном городе, чтобы понять, что «******» тебя там с готовностью обзовут не только за то, что ребенок есть, а мужа не наблюдается, но даже и за то, что ты неудачно закурила на виду у проходящей мимо старушенции. Может быть, я бываю в какой-то особо агрессивной провинции, но мне доводилось слышать такой отзыв на известие о смерти годовалого ребенка одной моей знакомой: «Так ей и надо, от женатого родила». У женщины, которая это сказала, есть, кстати, высшее образование. И голосовала она до недавнего времени исключительно за «Яблоко».

Корни этой провинциальной нетерпимости, конечно, в деревне. Без мужа нельзя, потому что рабочие руки нужны, блудить можно, но так, чтобы никто не знал, потому что главное мерило твоего социального статуса — это «что соседи подумают». Деревенские истоки чаще всего не осознаются, но принесенная с полей мораль продолжает исправно выполнять функции социального контроля. Поэтому, в сущности, все равно, чем миссионер будет обосновывать дремучие «нормы приличий» — цитатами из Библии, псевдонаучными аргументами о проценте геев среди мальчиков, выросших в неполной семье, или принципами социалистической морали. Главное, что большинство возрастом за сорок с ним заранее согласно: гнать надо этих ****** ссаными тряпками, пусть им хоть стыдно будет. Надзирать и наказывать — не важно, во имя чего.

Наиболее распространенный способ противостояния сексуально-озлобленному провинциальному большинству — бегство в большие города. Так было сто лет назад, так это и теперь. В больших городах социальный статус измеряется деньгами, а не мнением соседей, в больших городах можно встроиться в близкую тебе по духу среду, ускользнув таким образом от контроля. Создать зону непроницаемости — и потом изящно отшучиваться из-за стены, зная, что находящиеся внутри нее тебя прекрасно поймут. Потому что они вообще прекрасно тебя понимают.

Участник одной из фейсбучных дискуссий о «****** томском миссионере» совершенно справедливо заметил, что проповедников «традиционной морали» и прочего воздержания полно в любой стране мира, но разница с Россией состоит в том, что в цивилизованном обществе этого миссионера сразу бы «сожрали».

Только один американский пример: стоило Рашу Лимбо назвать Сару Флюк «шлюхой» за то, что она поддерживает идею включения контрацепции в медстраховку, как буквально вся страна принялась объяснять ему, как работает контрацепция и сколько человек обычно участвуют в занятии, которое он называет сексом. Раш Лимбо некоторое время не мог поверить, что мужчина заинтересован в контрацепции ничуть не меньше, чем женщина, но в итоге все-таки извинился.

«****** томского миссионера» никто не озадачил вопросом о том, откуда берутся дети, которых воспитывают живущие вне брака ******. Может быть, у них все же есть второй родитель, и он тоже заслуживает сочного выражения? И разумеется, никто не напомнил Степаненко, внятно и четко, что граждане по законам нашей страны не обязаны уведомлять государство о подробностях своей сексуальной жизни. В адрес «****** томского миссионера» только шутили. Здравый смысл как бы подразумевался. Притом что именно с ним-то и проблемы.

Стратегия бегства в комфортные зоны печальна тем, что это сугубо личная стратегия. Тот, кто ее осуществляет, полагается только на себя, но и заботится он тоже только о себе. Очаги дремучего зверства, из которых вырываются здравомыслящие люди, в результате их борьбы никак не меняются. Сбежавшие не осознают покинутые места своими и преобразовывать их не собираются.

«В домах наших мы как будто определены на постой; в семьях мы имеем вид чужестранцев; в городах мы похожи на кочевников, мы хуже кочевников, пасущих стада в наших степях, ибо те более привязаны к своим пустыням, нежели мы к нашим городам», — написал Чаадаев уже почти двести лет назад, а кочевники все тянутся и тянутся куда-то в поисках более комфортной среды.

Но логика бегства не имеет конца, поэтому даже тем, кому посчастливилось родиться в зоне комфорта и здравомыслия, нелишне помнить: мантра «в Москву, в Москву» легко превращается в императив «вон из Москвы». Комфортная среда перестает быть таковой, если ее принципы никто не отстаивает.