Выставка, которая открылась сейчас в Третьяковской галерее на Крымском Валу, посвящена 25-летию «Бумажной архитектуры» - выставки в редакции журнала «Юность», положившей начало одноименному жанру. Она сделана как инсталляция. К потолку на красных тросах подвешен огромный картонный мавзолей, а на его стенах развешано около ста проектов разных концептуальных архитекторов. Большая часть работ относится к середине 80-х годов — времени расцвета бумажной архитектуры. Среди авторов есть и известные бумажные архитекторы (вроде Александра Бродского или Ильи Уткина), а есть и 11-12-летние дети, ученики студии ЭДАС.

Бумажная архитектура в андроповско-черненковскую эпоху стала для молодых архитекторов счастливой творческой альтернативой, выходом из довольно унылого положения, когда всякое проявление творческой мысли объявлялось излишеством, если не вредительством. Все началось с конкурсов, проводимых японскими журналами по архитектуре, куда участники отправляли свои бумажные проекты, а привело к революции: проект из прикладного документа превратился в самостоятельное произведение концептуального искусства. Архитекторы отреклись от идеи строительства и создали себе свое альтернативное творческое пространство, которое оказалось важнее реального, — это была бомба, это была победа над вроде бы непреодолимыми обстоятельствами. Аввакумов организовывал выставки «бумажников» сначала в Союзе, а с падением «занавеса» — в Европе и Америке; он сделал все, чтобы утвердить в статусе жанра такую архитектуру — оторванную от реальности, заведомо неприкладную, но от этого ничуть не менее ценную.

И сегодня, через 25 лет после первой выставки в журнале «Юность» , Аввакумов продолжает утверждать самостоятельную ценность проекта: ни один из экспонатов не перешел на строительную площадку.

По словам Юрия Аввакумова, подлинников осталось не так много — все, что удалось собрать, представлено на выставке. У художника не было идеи сделать из этой выставки ретроспективу: «Здесь нет такой обязательности и педантичности, внутри довольно свободное смешение работ — примерно такое же, как было в 85-м году, когда еще никому не приходилось заниматься подробным анализом собственного творчества».

 

Тата Зарубина