Кадр из фильма «Сталинград»
Кадр из фильма «Сталинград»
Кадр из фильма «Сталинград»
Кадр из фильма «Сталинград»
Кадр из фильма «Сталинград»
Кадр из фильма «Сталинград»
Кадр из фильма «Сталинград»
Кадр из фильма «Сталинград»
Кадр из фильма «Сталинград»
Кадр из фильма «Сталинград»

Пролог — неожиданный для фильма о Великой Отечественной войне: 2011 год, Япония после землетрясения, спасатели МЧС России пытаются вызволить из каменного плена немецких туристов. Руководитель спасательной группы в попытке переключить внимание задыхающихся от нехватки кислорода жертв начинает рассказывать историю — своей матери и пятерых «отцов», советских разведчиков, оказавшихся оторванными от частей Красной Армии в Сталинграде 1942-го, после провала контрнаступления. Такое странное начало позволяет очень красиво срифмовать черный пепельный снег, окутывающий землю после тихоокеанской природной катастрофы, и пепел сталинградского сражения: для вечности они равны.

При внешнем сходстве «Сталинград» по сути далек и от традиции военно-патриотического кино (несмотря на декларативный финальный спич, прочитанный, как и весь закадровый текст фильма, самим режиссером и рифмующийся с персональными благодарностями в титрах Мединскому и Суркову), и от кино военно-приключенческого, изображающего мировой катаклизм как опасную, но увлекательную авантюру (в диапазоне от брутальной «Грязной дюжины» до уморительной «Большой прогулки» или отечественного «Крепкого орешка» Теодора Вульфовича). В фильме Сергея Бондарчука «Они сражались за Родину» обе эти глобальные тенденции обрели почти эталонное воплощение. «Сталинград» — другой, он, как и величественный дебют Федора Бондарчука «Девятая рота», скорее аналог «Песни о Роланде», героической поэмы о поражении. И герои, заточенные в доме на берегу Волги, — потомки воинов из арьергардного отряда армии Карла Великого. Они бессмертны по определению: так о протагонисте Петра Федорова, капитане Громове, известно, что он был ранен три раза, один, по мнению врачей, смертельно. А война однозначно катастрофа, первой и главной жертвой которой становится красота. Самые трагичные персонажи здесь — женщины: белокурая красавица Маша, ставшая заложницей воспаленной страсти немецкого офицера Кана, и затравленная чернявая Катя, лишь платонической привязанностью солдат воскрешаемая к жизни из скорбного бесчувствия.

Бондарчук, как неизвестный старофранцузский сказитель или древнегреческий Гомер, предпочитает эпос — жанр, в котором допустимы самые пафосные аллюзии: в первом же сталинградском кадре саперы, подтопившие переправу, чтобы с воздуха не разглядеть, идут по воде аки посуху, изумляя старого набожного солдата. А в другом кадре солдаты для строительства той же переправы переносят бревна на плечах, будто несут кресты. У Бондарчука библейские образы, подсмотренные в 1942-м, выглядят впечатляюще. Как и — пожалуй, первое в отечественном, если не мировом кино — косвенное оправдание запредельных зверств немецких захватчиков. В фильме они заживо сжигают еврейскую «тетю Римму» с ребенком, и этот акт насилия подается как жертвоприношение языческим богам, роднящее этих военных преступников с древними германцами.

У эпоса есть и обратная сторона. Коллективное тело Бондарчуку интереснее отдельных персонажей, и, чтобы «оживить» их, режиссер использует элементарный прием: закадровые характеристики, коротко рассказывающие о прошлом героев. По-моему, маловато, и я смотрел фильм «с холодным носом» — почти как оглушенная войной героиня, разучившаяся удивляться чему-либо: горю, подлости или собственному терпению. Но объективности ради скажу, что моя спутница Тоня, автор отличной cover story в сентябрьском «Снобе», плакала.

Впрочем, к актерам никаких претензий, все они, включая и звезду Петра Федорова, и новичка-непрофессионала Сергея Федоровича Бондарчука, убедительны; больше всего повезло снайперу Чванову в исполнении петербуржца Дмитрия Лысенкова, трагикомичной звезды спектаклей Юрия Бутусова и Валерия Фокина. Его герою драматурги придумали цепкую речевую характеристику, фразу-паразит «в общем и целом». Все более-менее естественны. Насколько это возможно в тщательно выстроенных, утяжеленных компьютерными спецэффектами и, кажется, даже не претендующих на реалистичность декорациях разрушенного Сталинграда. Это очень глянцевые, лощеные руины, такие можно увидеть в клипах. Но глупо упрекать Бондарчука и его постоянного оператора Максима Осадчего в клиповом мышлении: эти люди в определенной мере такое мышление и сформировали, надпись «since 1992» не просто так гордо красуется на заставке бондарчуковской студии Art Pictures Group. И атака объятых пламенем солдат — кадр из хоррора или рекламы — не выглядит курьезом: телереклама давно уравняла в правах реальность и сюр. Эта же клиповая всеядность позволяет использовать в саундтреке и музыкальные фрески Анджело Бадаламенти с вокализом Анны Нетребко, и арию Каварадосси из пуччиниевской «Тоски», и цоевскую «Кукушку» в версии певицы Земфиры.

 

BONUS

7 афоризмов из фильма, способных стать крылатыми

1. «В советской стране придурков нет. Душевнобольные есть, а придурков нет».

2. «Тютя! — Я вам не Тютя. Я офицер рабоче-крестьянской армии».

3. «Никто от Чванова не уйдет, ничто от Чванова не скроется».

4. «Блаженная. В общем и целом, слабоумная — бери да пользуйся».

5. «Вот человек — что ни скажет, как харкнет».

6. «Родину не убьешь, она большая».

7. «Мы город немцам не сдавали. Мы в нем живем».

8. «Liebe, liebe. Либо ваши меня к стенке поставят, либо наши».

8. Диалог по поводу расстрелянного за попытку дезертирства моряка: «Зря ты так: пригодился бы. — Зачем? У меня парохода нет».