Иван И. Твердовский — 24-летний выпускник ВГИКовской мастерской Алексея Учителя, режиссер, способный обескуражить: он, как мало кто, умеет стереть грань между вымыслом и документом. «Пианизм», в отличие от постановочных «Снега» и «Словно жду автобуса», вроде бы настоящий документальный фильм. При этом сделанный с чувственностью, редко свойственной этому жанру. Фильм вошел в топ-20 в рейтинге отечественной документалистики за 2012 год (всего участвовало около 500 картин), опубликованном на сайте Гильдии неигрового кино и телевидения, а также участвовал в следующих фестивалях: «Флаэртиана», «Артдокфест», «Окно в Европу», Российские программы ММКФ, «Саратовские страдания»

О судьбе. В детстве мы с папой договаривались: за несколько серий моего любимого мультфильма «Том и Джерри» мне нужно было посмотреть один документальный фильм — Флаэрти, Вертова и прочих. Мне тогда было семь лет. Когда я учился в 11 классе, документальное кино просто ненавидел. Но блин, судьба, видимо, так выворачивает, что без него не интересно. Хотя в 11 классе я правда наивно думал, что режиссер документального кино большую часть времени посещает кинофестивали, трахает девок и пьет виски. Потом расстроился, конечно, что все не так. Но правду я узнал уже после поступления во ВГИК к Алексею Учителю. Там все и началось.

Об обещаниях. Про главного героя фильма «Пианизм» я когда-то снял свою самую первую работу. Она называлась «Мое второе Я» и рассказывала о пианисте, который готов забить на профессию и пойти проиграть в казино все деньги, заработанные с концерта. Поэтому у меня своего рода долг перед Сергеем Александровичем Мусаеляном. Все пять лет обучения, снимая кино совсем другого рода, я обещал ему сделать полноценный «фильм-портрет». К тому же я сам хотел закольцевать для себя как-то годы учебы. Раз начал с фильма про него, надо бы и закончить. А когда уже оказался в запуске, выпустившись при этом из ВГИКа, понял, что просто портрет — не интересно! Испытывал ощущение «качелей»: либо снимать в формате российской телевизионной документалистики, либо попытаться извертеться и рассказать свою историю. Представил, что мне 65 лет и я пианист. То, что получилось, рассказано именно с этой позиции.

Об актерском мастерстве. Вначале я испытывал трудности, потому что было сложно говорить о том, что хотел сыграть Горовиц или Рихтер, например. Также я, к стыду своему, думал раньше, что Большой зал Консерватории и зал П. И. Чайковского — это одно и то же. Но когда-то это выяснить мне было необходимо. Это тот фильм, когда ты должен делать вид, что все знаешь, но на самом деле разбираться во всех нюансах материала уже в процессе. Спасибо, что во ВГИКе нам преподавали актерское мастерство. Там-то я и научился делать вид! Фильм получился о творчестве, о профессии. О том, блин, случае, когда автобус, в который ты сел, едет не в ту сторону и пропускает остановки, где можно было соскочить.

О доверии. Не могу сказать, как так вышло, что отец стал продюсером этого фильма. Но с производственной точки зрения это все сильно упрощало. До этого я уже имел опыт работы с разными продюсерами, и не только в документальном кино. Я отработал картину на стороне, меня кинули, не указали в титрах. Потом меня еще раз кинули. Теперь я работаю только с отцом или с Алексеем Ефимовичем Учителем, если он, конечно, позовет меня что-нибудь снять.

Об информации. С материалом мы работали довольно причудливым образом. Сначала с оператором мы его снимали, а потом, на монтаже, мне постоянно приходилось лезть в «Википедию» и узнавать, кто сегодня случайно попал в кадр. Интересные люди попадались, жаль только, поздно об этом узнавали. Откуда я должен знать, как выглядит Башмет? Я не знал, как он выглядит. Зато готовился к Ашкенази. Без этой личности не так увлекательно за всем этим действом наблюдать. Конечно, я не дурак, и всех потенциальных героев, которых мы запланированы для съемок, я изучил досконально. Ашкенази вот как ангел спустился с небес — прилетел из Парижа и так же улетел.

О компромиссах. В нашей стране или получаешь гранд Минкульта, или снимаешь для какого-нибудь канала «Жизнь, боль и судьба Анастасии Заворотнюк». Про нее тоже, наверное, нужно снимать. А вот креативную документалистику вообще задвинули как следует. Сейчас Министерство культуры РФ собирается прекратить финансировать креативное документальное кино — за ненадобностью. Они забыли, что телеархивы не хранят материалы вечно. А в киноархивах уже нельзя найти хронику конца XX века. Ее просто нет. Так вот получилось. Зато теперь будут финансировать телевизионные документальные проекты, и это уже почти решено. Мы же все, надеюсь, понимаем, что это другой контент вообще. И «Жизнь, боль и судьба Анастасии Заворотнюк» теперь снимут за деньги налогоплательщиков...

О боли. Креативная документалистика сегодня уделывает игровое кино. Из последнего мне очень понравился фильм First Cousin Once Removed Алана Берлинера, уже нашумевший в Европе. Болезнь Альцгеймера, «выключившая» близкого режиссеру человека. Кино лупит по яйцам. Эта тема мне очень знакома, но это довольно личное, к сожалению. Скоро в России это кино тоже покажут — летом. Как всегда, опаздываем.

О себе. Сейчас работаю одновременно над двумя проектами. Один завершаем, другой начинаем. Первый — о потрясающей девушке Данае Давыдовой. Она, между прочим, спасла вселенную, пока вы все спали. Фильм документальный, все запечатлено. Второй — про меня. Он называется «Я есть». Так все задолбало, что решил снимать про себя. Не потому что я классный, а совсем даже наоборот. Я режиссер, снимают фильм мои друзья, продюсер папа. Мило, правда?

Другие фильмы проекта: