В минувшую субботу я снова не пошел на Триумфальную площадь бороться за 31-ю статью Конституции. В очередной раз не на меня там орали в мегафоны, не меня оттирали цепью ОМОНа, не меня вязали и тащили в автозак, чтобы доставить в близлежащее отделение и составить там протокол. Не мне сломали руку в двух местах, не мне пришили дело о нападении на сотрудника милиции, не меня увезли с площади на «скорой». Я, можно сказать, отсиделся в окопе, проведя выходной с семейством на берегу Москвы-реки, в Коломенском, на пикнике «Афиши». И мне, наверное, должно быть стыдно. Ведь я полностью поддерживаю требование к властям соблюдать 31-ю статью действующей Конституции (равно как и любую другую ее статью). Сограждан, выходящих по 31-м числам на Триумфальную площадь, я склонен уважать — и за смелость, и за редкое по нашим временам неравнодушие к таким абстрактным материям, как права человека. Но мне совершенно не стыдно за то, что меня не было в минувшую субботу в их числе.

Скажу больше.

Я не готов умереть за чье бы то ни было право беспрепятственно выражать свои взгляды. Мне вообще умирать не хочется. Ни за, ни против.

Вместо этого мне хотелось бы дожить до такого времени, когда Конституция начнет работать, обеспечивая жителям России все те права, которые сегодня смотрятся в нашем Основном законе наивным переводом с иностранного...

Но, к сожалению, я не вижу никаких признаков того, что нынешняя активность «несогласных» на Триумфальной площади (или какой-нибудь иной площадке для уличных протестов) приближает наступление такого времени. Все, что до сих пор удалось манифестантам, — спровоцировать начальство на череду нелепых, неадекватных и суетливых запретительных мер, по которым сторонний наблюдатель может заключить, что Власть реально боится Стратегии-31. Кому-то это может показаться выдающимся достижением, но после истории с запретом на вывоз из России биоматериалов (из страха перед похищением «генетического кода россиян» агентами мировой закулисы) в параноидальности нашего высокого начальства и так сомнений мало.

Вполне могу себе представить, что «несогласные» за год-полтора додавят наше пугливое, как нимфа, начальство. Или наоборот — в Кремлевку завезут хороших импортных таблеток, и Власть сама, на какой-то миг перестав пугаться собственной тени, выдаст разрешение всем желающим выходить на Триумфальную площадь мирно, без оружия, чтобы проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование 365 дней в году. А следом и местное начальство в регионах перестанет чинить препятствия вольнолюбивым гражданам. Отчего те, вздохнув полной грудью, миллионами выйдут на улицы с транспарантами, плакатами и «Марсельезой».

Когда я себе представляю эту грандиозную победу демократии, то у меня неизменно возникает один простой вопрос: а дальше-то что?! Ну выйдут на улицы все те, кто сегодня от этого по какой-то причине воздерживается. Ну пройдут они маршем по тем площадям и проспектам, где раньше разрешалось тусоваться лишь казенным выразителям полнейшего и безудержного одобрямса. И на плакатах вместо «Да здравствует…» будет написано «Долой!» и «Позор!». А Лимонова и Каспарова покажут по федеральным каналам телевидения. Что конкретно в стране от этого изменится?!

Если бы у меня было хотя бы подобие осмысленного ответа на этот вопрос, то я бы, наверное, ходил на митинги по 31-м числам, как на работу. К сожалению, мне кажется, что сами по себе публичные сборища — будь то на Триумфальной, Болотной или даже на Красной площади — ничего изменить не в состоянии. И все примеры, призванные убедить нас в обратном, будь то Майдан, киргизские революции или кишиневский разгром парламента, лишний раз подтверждают, на мой взгляд, эту простую догадку. Перемены случаются не там, где много народу одновременно вышло на улицы с плакатами, мегафонами и/или булыжниками. А там, где есть как минимум две по-настоящему противоборствующие силы. У одной из которых в руках власть, а у другой — поддержка значительной части населения и своя внятная программа государственных преобразований. Или невнятная, но по крайней мере с такими вождями, за которыми часть населения готова была бы пойти. Покуда в России не наблюдается ничего похожего на эту вторую силу, странно делать вид, что демократическому процессу помешало бутафорское автошоу или очередной нашистский фестиваль по симуляции донорства.

P. S. Вдвойне странно слышать эти отмазки в 2010 году, когда численность пользователей интернета в России превысила 43 миллиона человек. Ничего похожего на государственную монополию в сфере эфирного вещания мы в интернете не наблюдаем. Ни Google, ни Яндекс антиправительственных материалов не фильтруют. Найти там Каспарова и Лимонова ничуть не сложней, чем Путина или Суркова. А вот чего в русскоязычном интернете я пока не видел — так это осмысленной и внятно изложенной оппозиционной платформы, под которой был бы готов подписаться (пускай виртуально) хоть один процент его российской аудитории. Как не видел я и таких вождей оппозиции, которым удалось бы в нашем сегменте Сети заручиться виртуальной поддержкой хотя бы одного процента пользователей. Напомню: 1% российских пользователей — это сегодня около 430 тысяч человек. А самая массовая до сих пор общественная акция в Рунете — обращение к президенту о помиловании Светланы Бахминой — собрала 96 028 подписей. Но эта акция не была политической.