Мне потребовалось 13 лет в США, чтобы столкнуться с коррупцией. До того момента тон моим впечатлениям об американском национальном характере задавал ключевой эпизод моего первого лета в Кливленде. Среди прочих сокровищ я вывез из Риги нейлоновый, кооперативного производства кошелек в нестерпимо ярких неоновых тонах, на липучке; помимо уродства решающей его чертой была скользкость. Я потерял его недели через две после приезда — его, по-моему, даже рубли еще толком не покинули. День спустя к нашему дому подплыл, степенно покачиваясь, полицейский «Краун-вик». Из машины вышел нарядный коп и молча вручил мне нетронутый кошелек. Неделей позже я потерял его снова. Кошелек был, повторяю, очень скользкий. На сей раз меня с отцом вежливо пригласили зайти за ним в участок. Речь идет, повторяю, о Кливленде, городе с населением 2 миллиона человек.

Такой Америка мне достаточно долгое время и представлялась: страной, где нашедшие на улице кошелек бегут в полицию, а полицейские незамедлительно подхватывают эстафету и с мигалками гонят к владельцу. В некотором роде так оно и есть. Но лютеранская этика и культ персональной порядочности приводят к любопытному побочному эффекту. Там, где коррупция в результате не исчезает, она гораздо глаже вписывается в систему. Настолько, что от «некоррупции» ее становится подчас невозможно отличить — даже самому коррупционеру, в чем, собственно, и весь смысл.

В 2005 году я — как слишком, пожалуй, многие на сегодняшний день осведомлены — попытался открыть свое кафе. Менее известен факт, что изначально мы с женой попытались заручиться лицензией на продажу в нем вина и пива. (Алкогольные лицензии в Нью-Йорке делятся на две категории. «Вино и пиво» гораздо дешевле и легче получить. Так что, если вы откроете карту коктейлей в каком-нибудь манхэттенском кафе и увидите с десяток странных изделий из саке и эля — знайте, что это от необходимости держать градус ниже 18). Поскольку жена моя в тот момент работала юристом, мы решили чуть сэкономить и подать на лицензию сами. Наше прошение вернулось к нам с отказом быстрее, чем в Кливленде ко мне вернулся потерянный кошелек. Мы попробовали еще раз. Бумеранг. После беседы с рядом более удачливых коллег выяснилось очевидное: что во всем городе есть только два юриста, чьи прошения Алкогольное ведомство штата Нью-Йорк (State Liquor Authority) вообще рассматривает. Если же времени в обрез, вдобавок можно нанять совершенно легального «экспедитора»; официально он не связан ни с ведомством, ни с юристом, но обе стороны вам с радостью его присоветуют. Заплатите ему еще пару тысяч, и ваше прошение будет рассмотрено не за три месяца, а за один.

Мы были наивны. Происходящее нас настолько поразило, что мы гордо отказались от лицензии вообще. Кто знает — смирись мы, я до сих пор бы смешивал клиентам какое-нибудь просекко с кампари. А то и до полной лицензии доплатились бы.

С тех пор я начал находить ту же простую схему — узаконенный откат — на всех уровнях общества. Рано или поздно до меня дошло: вот она, главная форма американской коррупции. Это не взятки «на местах». Это вполне легальное существование коммерческой единицы между частным и государственным сектором, посвященной перерабатыванию денег личности А в легально приемлемые гостинцы для личности Б.

В Вашингтоне роль «экспедитора» берут на себя, разумеется, лоббисты — население улицы Кей-стрит. Именно здесь деньги, скажем, фармацевтической индустрии мутируют в международные конференции с участием нужного сенатора. На Багамах. За гольфом.

В музыкальной индустрии все еще лучше. Здесь правят бал так называемые независимые продюсеры, или indies, несмотря на название, не имеющие никакого отношения к инди-року. Инди работают «консультантами» при радиостанциях, якобы помогая музыкальным директорам составлять плейлисты. За примерно 10 тысяч долларов у вашей песни внезапно появляется шанс попасть (единожды) в эфир около 30 станций. В последние лет пять система вышла на новый виток: после того как эту практику попытались запретить, самые крупные станции взамен завели своих собственных инди, через которых ведутся все переговоры. Загвоздка в том, что вы не знаете, кто этот человек. Личность «их» инди знает… только ваш инди. Таким образом, вы платите уже обеим сторонам переговоров — а радиостанция по-прежнему не имеет к происходящему никакого отношения.

Ничего катастрофического об американском социуме эта тенденция, наверное, не говорит. Идеальных обществ нет, система как-никак работает, желающие платить за продвижение очередной певички по волнам FM сами себя наказывают, и я всегда предпочту продажного политика продажному полицейскому. Но что-то меня бесит именно в этой устаканенности. В XVI веке Папа Римский разрешил католическим миссионерам в Бразилии есть мясо капибары во время поста: он просто велел считать эту водную крысу рыбой. Наша культура скрестила коррупционера с коррумпированным — с одного конца мех, с другого чешуя — и постановила называть результат «экспедитором».