Эта история – довольно-таки патологическая и вместе с тем – интимная. Я только потому решаюсь предать ее огласке, что она красноречивей любого психоанализа говорит о природе орхомании. Вместе с тем я надеюсь предостеречь всех, кто пусть даже временно оказался владельцем орхидеи: в нашем распоряжении - тропические растения, от которых можно ждать любых, в том числе и зловещих, сюрпризов.

Дело было четыре года назад, теплым сентябрьским вечером, около шести. Я был один в квартире - мы тогда жили в уютной «однушке» на Коломенской. Я говорил по телефону о чем-то неважном. Подошел к окну. Подоконник был занят громоздкой двухэтажной системой стеллажей с подсветкой - тогда она вмещала 119 горшков. Цвело, правда, всего два-три растения, и самым красивым был фаленопсис Стюарта, открытый в XIX веке на филиппинском острове Минданао.

Фото автора
Фото автора

Растение было одним из любимых: серебристые, с изумрудными кончиками жирные корни, жизнелюбиво вылезающие во все стороны из горшка, серебристый же узор на длинных и узких, как ремни, темно-зеленых (но с исподу - багряных, в кокетливую крапинку) листьях и, наконец, дюжина крупных белоснежных цветков на элегантно поникающем цветоносе. Как стайка мотыльков (название «фаленопсис» - от греческого «мотылек»), цветки парили в воздухе, расставив широкие, изящно очерченные лепестки, которые хрустально искрились в свете фитолампы. Мне захотелось коснуться их поверхности. Плотная, упругая, но вместе с тем прохладно-свежая текстура лепестков передавала кончикам пальцев что-то вроде электрического заряда. Один из цветков случайно отделился от цветоноса и оказался у меня на ладони.

Я продолжал разговор, уже совершенно не слушая собеседника, поглощенный тактильными ощущениями. Действительно, казалось, что в горсти трепещет легкими, но неожиданно сильными крыльями тропическая ночная бабочка. Я заглянул внутрь цветка: анилиново-желтый, как мазок маркером, каллус зазывал потенциальных опылителей - на понятном им обоим графическом языке пятнышек и полосок цвета бургундского вина. Так, наверное, зазывает в ночи одинокого пилота столичный аэродром острова Минданао - пунктиром фонарей на взлетно-посадочной полосе.

Фото автора
Фото автора

Прикосновение лепестков к губам, хруст их нежных лопастей между резцами, неожиданное превращение всего этого великолепия в скомканную тряпочку где-то за щекой (вспомним варенье из роз), капли горького сока, стекающего по пищеводу… Этот каскад вроде бы случайных, но неотвратимых и неизбежных событий - неизбежных для любого, как я теперь думаю, кто решится взять цветок фаленопсиса Стюарта в руки и вглядеться в узор винных пятнышек и полосок вокруг каллуса… Этот каскад событий прошел где-то на периферии сознания, так как я сосредоточился не то на беседе, не то на судьбе одинокого пилота, заходящего на посадку над столичным аэропортом острова Минданао, и, незаметно для себя отойдя от подоконника, сел за письменный стол.

Разъединившись, я отправил какой-то мейл и собрался идти в город - в гости к родителям жены, обедать. В этой связи я вроде бы начал вылезать из-за стола, но вдруг стало ясно, что ноги меня не слушаются. Следующее, что произошло: я понял, что почти ослеп. Я схватил трубку телефона, но гудков не было. Стало трудно дышать. С каждым вдохом росла неуверенность: не окажется ли он последним?

Каким-то нечеловеческим усилием, с пульсирующим ужасом в висках, я заставил себя встать и выйти на улицу. Я надеялся, что, если упаду, меня увидят и вызовут «скорую». Сквозь клетчатые пятна куриной слепоты стал проступать солнечный свет, до меня доносились уличные звуки. Дыхание понемногу восстанавливалось. Я продолжал идти в сторону метро: казалось, движение разгоняет кровь и вместе с ней - морок и гибель. Все действительно прошло само. Симптомы, правда, оставались еще несколько часов. Это, естественно, сделалось увлекательной темой для моих in-laws, особенно тестя: его потряс факт бесконтрольного поедания орхидеи, как последний штрих, довершающий портрет эксцентричного зятя.

С тех пор я больше никогда не ем орхидеи. Черт его знает, какие яды содержатся в их цветках и побегах - никто ведь не изучал все 30 тысяч видов орхидей на этот предмет. У Василисы, заводилы одного из орхидейных клубов, собака съела эквадорскую Дракулу (Dracula) и осталась жива, но на то ведь она Белка и Стрелка, а я хрупкий, пусть и не очень уважаемый тестем индивид. Дудки!