Несколько лет назад я утром выехала из дома и буквально через пять минут попала в аварию. Оказалось, что это просто, обыденно и очень жизненно – выйти из дома и через пять минут разбиться. Но, возможно, что-то нас здесь держит, и, может, действительно всё не случайно.

*    *    *

Первое ощущение – тупое удивление. Мыслей нет, сознание включается позже, постепенно возвращаются к работе органы восприятия – сначала слух, потом обоняние и зрение: шум машин, запах пороха, дым. Первый вывод: значит, всё-таки жива. Очень странное ощущение, если твоя душа несколько секунд назад вся сконцентрировалась и приготовилась к прыжку, готовясь вспорхнуть и улететь.

...Я ехала себе в своём ряду, дорога была почти пустая, тихое посленовогоднее субботнее утро. Чёрный бок наглухо затонированного джипа возник из ниоткуда: его не было ни в одном зеркале, и вдруг он появился прямо перед глазами, буквально в нескольких сантиметрах от меня, и резко, быстро понёсся мне наперерез. Времени подумать, сбросить скорость, даже кинуть взгляд в зеркало, чтобы понять, могу ли я уйти в правый ряд, не было. Поэтому я просто ударила по тормозам, одновременно уклоняясь в сторону.

В следующие три-четыре секунды произошло несколько событий и в окружающем мире, и в моей голове. Мою машину, шедшую со скоростью около 70 километров, понесло и закрутило на январском асфальте, и она полетела, вращаясь, по проспекту. Чувствуя всем нутром, какая это чудовищная и неостановимая сила, я самой сутью сознания поняла: всё. Вот так это и происходит – быстро, внезапно, ещё секунда-другая, и машина, врезавшись в препятствие, остановится, но, судя по силе, которая её крутит, дальше всё будет уже без меня. Я успела бросить взгляд вперёд и увидеть, что джип исчез. Возможно, его никогда и не было. Машина, летя, выла, скрежетала, шипела – и это тоже я восприняла с тупой покорностью: конечно, так и должно быть, какофония последних звуков. Странное чувство обречённости и облегчения: ну конечно, я же знала, что всё будет именно так.

И вдруг последним рывком всего сконцентрировавшегося в одной точке сознания я вспомнила: дочь! И отчётливая мысль, будто напечатанная перед глазами: Я НЕ УВИЖУ, КАК ОНА ВЫРАСТЕТ.

...Машина влетела лбом в берёзу (позже та окончательно засохла и её спилили; несколько месяцев я, проезжая мимо, искала её взглядом). Удар пришёлся на область пассажирского сиденья – я кинула туда беглый взгляд: берёза ушла в салон, перед машины превратился в лепёшку. В этой лепёшке сидела я с синяком на плече от ремня безопасности. Ещё я довольно чувствительно получила в нос сработавшей подушкой. Больше у меня ничего не было.

Несколько машин остановились у обочины (к счастью, во время моего полёта через четыре ряда рядом никого не оказалось), но водители боялись подойти, так и стояли и чего-то ждали: то ли что я сама выползу, то ли что машина взорвётся, то ли что подъедет ещё кто-нибудь, более смелый, чтобы заглянуть в эту лепёшку. Помню ещё, что во всём этом дыму, вони и груде покорёженного металла продолжало работать радио, и Дарья Донцова несла что-то совершенно несусветное, но выключить её не было никакой возможности, потому что радио больше не было – вместо него была каша из проводов и пластмассы. Когда через несколько минут подлетели гаишники с квадратными глазами - они явно ожидали увидеть меня в другом состоянии, - моей первой просьбой было – сделать что-нибудь с Донцовой, потому что она меня раздражает. Один выдрал провода, а второй спохватился, схватил меня в охапку и бегом потащил по снегу от шипящей машины, из-под которой валил дым. Потом посадил в сугроб и стал кричать – видимо, решил, что меня контузило:

- Где болит? Тошнит?

- Нет, - ответила я, мысленно себя ощупав.

Он сунул мне в лицо руку:

- Смотри на мой палец! Смотри на палец!

Я прилежно смотрела. Зрачок не дёргался.

Он переспросил с недоверием:

- Правда ничего не болит?

Я потёрла нос и сказала:

- Правда.

- Это шок, - сказал он себе и пошёл вызывать скорую, а я побежала за ним, потому что знала, что скорая не нужна.   

...Вероятно, когда душа понимает, что всё сейчас закончится, она склоняет голову перед неизбежным, и эта покорность и есть главный признак того, что действительно пора – а, возможно, и одна из причин, по которой это действительно происходит. Однако что мы знаем об этой таинственной дороге? И можем ли адекватно оценить роль собственной души и мозга? Единственное, что могу сказать точно, – в этот момент мысли и ощущения идут вне сознания. Ими невозможно управлять, их нельзя остановить, да и времени на это совсем не остаётся.

Но иногда я думаю, что, может, именно этот протест, возникший тогда сам по себе, вне моих мыслей и желания, это вспыхнувшее в мозгу имя дочери и острая горечь оттого, что я не увижу, как она станет старше, и остановили разминавшую крылья душу, притормозили мой полёт, смягчили столкновение с берёзой, направили силу удара на пустое соседнее сиденье.

Может, я ошибаюсь. Но иногда очень хочется верить, что есть что-то или кто-то, что остановит наше движение отсюда и удержит нас здесь, когда время ещё не пришло.