В самом начале 1990-х я работал в журнале «Век ХХ и мир». Главным редактором был Анатолий Беляев, а в редколлегии — четыре человека: Симон Кордонский, Глеб Павловский, Андрей Фадин и я. Хотя, по существу, журналом руководил Глеб в должности ответственного секретаря.
Однажды поздно вечером мы сидим все четверо в редакции — она тогда была на Пушкинской, там, где теперь галерея «Актер», в глубине двора, в домах второй линии, в выселенной коммуналке на высоком четвертом этаже.
Сидим мы и спорим с Фадиным по очень принципиальному вопросу. Потому что все мы были упертые правые либералы, а Фадин — социал-демократ, то есть левый. Особенно стараюсь я. Разубеждаю и пытаюсь перевоспитывать. Говорю, что человек сам должен за себя отвечать, что свобода — это необходимый риск, и все такое.
Вдруг телефонный звонок. Глеб берет трубку: «Алло!» — слушает недолго и говорит: «Тебя!» — и протягивает трубку мне.
Звонит моя жена. У нее где-то на Басманной в машине прорвало систему охлаждения. Тосол хлещет в кабину. Пар клубами — потому что на дворе конец октября.
Я все это рассказываю ребятам. То есть даже не рассказываю, а они по разговору все понимают.
Без лишних слов Андрей Фадин срывается с места и кричит мне: «Помчались!» Мы хватаем какие-то бутыли, напротив — в редакции «Нового Времени» — набираем воды (потому что у нас воду как раз перекрыли) — прыгаем в машину Фадина и едем на Басманную. Там как-то законопачиваем прорванный шланг, заливаем воду в радиатор и буксируем машину к нашему дому на Беговой аллее.
Назавтра Павловский мне говорит:
— Зря ты вчера Фадина ругал. Повезло тебе, что он — левый!
— Почему?
— Был бы он правый либерал, как ты, как мы все, он бы сказал: «Машина сломалась? Ну что ж, твои проблемы, старик! Отвечай сам за себя!»