Когда я читал «Мастера и Маргариту», меня поразила одна фраза, которую я воспринял как чистейшую мистику. В «Доме Грибоедова», то есть в писательском клубе, в ресторане начинаются танцы — там пляшут, среди прочих забавных персонажей, Драгунский и маленький Денискин. То есть, получается, там упоминается Драгунский — автор рассказов про маленького мальчика Дениску?
Что это, как это, откуда, почему?
Действительно мистика! Булгаков писал свой роман в течение 1930-х годов, сам Михаил Афанасьевич умер в 1940-м. Писатель Драгунский в то время был совсем еще юным (он 1913 года рождения) — и вовсе не был писателем. Не говоря уже о его персонаже Дениске, который как реальный мальчик появился на свет в 1950-м, а как герой рассказов возник в 1959 году.
И разумеется, писатель Драгунский до ноября 1966 года (первая публикация «Мастера и Маргариты» в журнале «Москва») и слыхом не слыхивал о романе Булгакова. Да, этот роман читали отдельные высокопоставленные писатели в начале 1960-х, например Константин Симонов, но «Денискины рассказы» в то время уже были написаны.
Откуда такое странное совпадение?
На самом деле ничего странного. В романе есть побочные персонажи с реальным прообразом (например, критик Латунский — это гонитель Булгакова критик Литовский; Мстислав Лавровский — это Всеволод Вишневский), а есть просто «смешные фамилии», которые к прообразу имеют самое косвенное, подчас «звуковое» отношение. Вот, например, писатель Чердакчи — это, как считают комментаторы, советский композитор Николай Чемберджи (кстати говоря, у его дочери я учился латыни). Какая тут «прообразность»? Да никакой. Созвучие. Смешная фамилия, и все. Кстати, первые наброски и черновики романа совсем не похожи на финальную версию. Это нечто весьма фельетонное, а жанр фельетона подразумевает «смешные фамилии».
Или вот, например, писательница, которая пишет под псевдонимом Штурман Жорж. Считается, что это Ольга Форш. «Батальные морские рассказы» — это намек на ее роман «Сумасшедший корабль» (хотя там от моря только слово «корабль»). То есть — созвучие и отдаленные ассоциации.
А что же Денискин? У него там даже реплики есть — на заседании правления МАССОЛИТа. Денискин — этакий отважный, наивный и безрезультатный правдоруб — как бы Васька Денисов из «Войны и мира». Смысл этого персонажа и отсылка к классике — именно таков.
И наконец, Драгунский. Мой отец Виктор Драгунский в юные годы, чуть ли не в 1930-м, когда ему было 16–17 лет, приходил в известный московский литературный салон под названием «Никитинские субботники». Об этом он сам рассказывал, и об этом свидетельствует подаренная ему книжка старого советского пародиста Александра Архангельского с надписью от автора: «Виктору Драгунскому — по слухам, хорошему поэту в школьном масштабе, с пожеланиями стать хорошим поэтом во всесоюзном масштабе». Книжка издана в издательстве «Никитинские субботники». Нигде, кроме этого салона, рабочий парень Виктор Драгунский не мог встретиться с известным литератором. Однако демократизм времени открыл перед ним двери «Никитинских субботников».
Этот салон посещал и Булгаков. Вполне вероятно, что мой отец был ему представлен. Может быть, Булгаков видел, как Архангельский подписывает книжку Драгунскому. И наверное, он запомнил эту не совсем обычную фамилию. А потом вставил ее в список других «смешных фамилий». А уж то, что они оказались вблизи, — чистая случайность.
Смешно: «плясали: Драгунский, Чердакчи, маленький Денискин...» То есть: Драгунский, Чемберджи, чья дочь учила латыни Дениску… Мистика? Черт ее знает.
Впрочем, мой корреспондент Владимир Абрамов резонно предположил, что под именем Чердакчи имеется в виду вовсе не Чемберджи, а более близкая к работе Булгакова личность: Лев Владимирович Колпакчи (1891–1971) — журналист, театральный критик и издатель, который в 1920-е редактировал журналы «Эрмитаж» и «Зрелища». Может быть, он когда-то обругал Булгакова, может быть, нет. Но в любом случае театрально-литературный деятель скорее тянет на случайный прототип, чем композитор. Тем более что колпак и чердак — сверху.
Но тут уж пусть булгаковеды разбираются.