Фото: Franck Ferville/Agence VU
Фото: Franck Ferville/Agence VU

Он признан виновным в организации трех убийств. Он приговорен к пожизненному заключению. Он бросает чемодан в багажник, садится за руль и выводит машину из гаража своей виллы.

– Птички накакали на нашу белую машину, – говорит он. – Ну и как после этого можно любить природу?

Когда машина неспешно отдаляется от берега моря, чтобы вклиниться в поток автомобилей, который направляется в город, он спрашивает:

– Хотите жвачку? Она очень хорошая.

Ему пятьдесят, он автор книги «Паблик рилейшнз – кому это нужно», его разыскивает Интерпол. Его состояние оценивается в миллиард долларов, но он столь успешно мимикрирует под обыкновенного человека, что ему довольно бесцеремонно гудят сзади.

– Свет еще желтый, а уже бибикают, – удивляется он.

В отличие от других участников движения, которые «бибикают», он никуда не спешит. Куда спешить? За ним никто не гонится, он ни от кого не убегает. В его чемодане нет поддельных паспортов и пачек наличности. И вообще это не его чемодан: жена улетает в Париж – он едет к ней на встречу, чтобы проводить и отдать вещи. До вылета еще полно времени.

Кондиционированную тишину автомобиля пронзает телефонная трель. Приняв сигнал, его айфон соединяется с аудиосистемой машины, она перехватывает разговор, поэтому голос жены раздается через встроенные динамики, через которые обычно звучат в этой машине «битлы» или Pink Floyd.

Глядя на этого человека, который договаривается с женой о совместном ланче и планирует после проводов вернуться домой, где его ждет годовалая дочка, не так-то просто поверить, что он и в самом деле тот, кем его принято считать.

То есть не только миллиардер, признанный виновным в организации трех убийств, в трех покушениях на убийство, в хищениях на три миллиарда и уклонении от уплаты налогов на двадцать шесть миллионов рублей, но и жертва одной из крупнейших политических катастроф в новейшей мировой истории.

•  •  •

Человека, который везет жене чемодан, зовут Леонид Невзлин.

Когда-то он был партнером по бизнесу и, больше того, близким другом бывшего владельца компании ЮКОС Михаила Ходорковского, чье имя сегодня известно на Западе так же хорошо, как и в России.

Леонид Невзлин и Михаил Ходорковский вместе строили свой успех еще с советских времен, но логика развития их общего дела привела к открытому противостоянию с российским президентом Владимиром Путиным. В результате Михаил Ходорковский стал заключенным исправительной колонии номер десять города Краснокаменска Читинской области, а его друг и партнер Леонид Невзлин оказался вынужденным эмигрантом.

Разгром российскими властями нефтяной компании ЮКОС – сюжет сложный и многогранный.

Это история укрепления вертикали власти и возвращения России на мировую арену (спустя четыре года после ареста Ходорковского журнал Time назвал тогдашнего российского президента Владимира Путина «человеком года»).

Это история предательства и, если хотите, героизма (в отличие от топ-менеджера Алексея Голубовича рядовой сотрудник службы безопасности ЮКОСа Алексей Пичугин не стал сотрудничать со следствием – получил пожизненное).

Если хотите, это и история равнодушия (готовивший слияние своей компании «Сибнефть» с ЮКОСом олигарх Роман Абрамович сохранил хорошие отношения с российской властью и только укрепил свое положение).

Но, помимо всего прочего, это и история о том, как человек, который везет теперь жене чемодан, остался на свободе, когда друзья и соратники оказались в тюрьме, причем на многие годы, если не навсегда.

Как бы быстро ни развивались события в 2003 году, и у Ходорковского, и у Невзлина все же был выбор: остаться в России, продолжить борьбу – или выйти из игры и уехать.

Михаил Ходорковский решил остаться. Хотя, может быть, до конца и не осознавал, к чему это приведет. Леонид Невзлин решил выйти из игры. Хотя никак не мог быть уверен в том, что человеку богатому, влиятельному и даже могущественному в принципе возможно вот так взять и сойти с дистанции.

Наверное, каждому, кто родился в СССР, известна история императора Гая Аврелия Валерия Диоклетиана – благодаря фильму «Москва слезам не верит». После двадцати лет правления Диоклетиан тоже решил выйти из игры и сойти с дистанции: он добровольно отказался от власти и даже отвергал призывы вернуться, потому что ему стало куда интереснее капусту выращивать.

Этот сын вольноотпущенника, ставший сначала римским императором, а потом пенсионером-огородником, умер, однако, при странных обстоятельствах. То ли от загадочной болезни, то ли от отравления. То ли от депрессии.

Можно ли убежать от судьбы? Можно ли в любой момент, как бы далеко ты ни зашел и как бы высоко ни поднялся, все зачеркнуть и начать другую жизнь? Может ли эта жизнь хотя бы со временем стать нормальной? И чем приходится платить – хотя бы даже за попытку это сделать?

Бывший российский олигарх Невзлин, который теперь сидит за рулем своей белой обкаканной [note text="Хочу заметить, что это обкаканный Mitsubishi Evolution X, известная в автомобильных кругах спортивная машина." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]«Мицубиси»[/note] и везет жене чемодан, знает ответы на все эти вопросы.

Фото: Franck Ferville/Agence VU
Фото: Franck Ferville/Agence VU

 

•  •  •

«Жить самообразованием и творчеством, – говорит он, – вполне себе цель для человека, если ему не надо зарабатывать на пропитание. Жить интересно, когда ты каждый день что-нибудь новое узнаешь, когда каждый твой день посвящен новым встречам, лекциям, фильмам, книгам, путешествиям…»

Из [note text="По понятным причинам обвинение не обратилось к людям, которые действительно близко со мной знакомы." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]показаний[/note] свидетелей обвинения, интервью недоброжелателей и сопутствующих публикаций можно узнать, что Леонид Невзлин – «человек с маниакальным характером», который уверен, что «главный способ управления людьми – это страх». Кроме того, он «помешан на сверхвеличии».

«Я не хочу больше работать по двенадцать, а то и по двадцать часов в день, – продолжает помешанный на сверхвеличии человек с маниакальным характером. – Хочу читать. Хочу помогать родителям. Хочу играть с ребенком. Для меня это важно… А-а-а, багажник остался открытым, сволочь, не люблю выходить».

Пока он разбирается с багажником, я думаю о том, что не стоит принимать его слова за чистую монету. Сам он то ли в шутку, то ли всерьез называет себя «гением пиара». Надо сказать, не без оснований – в ЮКОСе он, помимо прочего, отвечал как раз за пиар, был одним из первых, кто профессионально занялся этим делом в постсоветской России и вполне неплохо потрудился над положительным имиджем нефтяной компании.

Кроме того, пока его друг Михаил Ходорковский с соратниками в тюрьме, Леонид Невзлин все же не свободен. Поэтому, возможно, все, что говорит Невзлин, он говорит не потому, что так думает и что так оно есть на самом деле. А потому, что думает, будто по тем или иным причинам надо так сказать.

«Понимаете, – говорит, например, он, вернувшись в машину, – в чем проблема. Многие люди в похожем положении тратят зря годы – годы! – только потому, что они вовремя не переключили голову. Они живут за границей воспоминаниями, потому что сразу не осознали, что происходящее с ними не на один день, а всерьез и надолго. Вы же понимаете, что людей, которые встали на рельсы и не могут с них сойти, можно только пожалеть».

Фото: Franck Ferville/Agence VU
Фото: Franck Ferville/Agence VU

Перед тем как остановить машину и отправиться на встречу к жене, он успевает еще сказать, что в свое время сразу понял: заключение Ходорковского всерьез и надолго. Поэтому после нескольких сложных дней стал переключать свою голову на обустройство в Израиле. Ну и переключил.

Глядя ему вслед, я думаю о том, что не было у него никаких оснований считать, что история с Ходорковским – это всерьез и надолго. Когда до этого арестовали олигарха [note text="Именно из-за Гусинского было понятно, что Ходорковского посадили надолго. Были заявлены ясные правила: не хочешь крупных неприятностей – уезжай. Миша не уехал." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]Владимира Гусинского[/note], через несколько дней его отпустили под подписку. Потом, конечно, решили снова «закрыть», как это принято говорить в определенных кругах. Но того уже и след простыл.

Тогда мало кто мог поверить, включая, наверное, самого Ходорковского, что один из богатейших людей мира (Forbes присуждал ему место в двадцатке миллиардеров) на многие годы превратится в одного из самых известных заключенных планеты. А его ближайший друг Леонид Невзлин превратится в очередного «беглого олигарха».

•  •  •

Вилла «беглого олигарха» находится в окрестностях Тель-Авива в двух шагах от моря. Несмотря на то что улица считается самой дорогой в Израиле, дом Невзлина прямо напротив какого-то пустыря.

Демонстрировать богатство в Израиле не принято, Невзлин и не демонстрирует. В подмосковных резиденциях менее богатых людей я видел больше шика и размаха.

Небольшая полянка, скромный бассейн. Дом просторный, но не настолько, чтобы в гостиной не было слышно, как стиральная машина начинает отжимать белье.

Мы встретились снова спустя несколько дней, чтобы продолжить разговор обо всем, что произошло с ним после того, как арестовали Ходорковского.

– Выпьем кофе, воды? – предлагает хозяин. И босиком шлепает на кухню. Я иду вслед за ним и [note text="Потому и хожу босиком, чтобы не топтаться в обуви по детским игрушкам." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]случайно наступаю[/note] на лежащую на полу детскую игрушку. Розовая пушистая свинья.

Накануне ареста, вспоминает Невзлин, Ходорковский звонил ему из аэропорта, жаловался, что вылет задерживают, сетовал на погоду, ничего толком не сказал. Он всегда говорил по телефону четко и по делу, а тут непонятно даже, чего хотел.

Сам Невзлин уже несколько месяцев находился в Израиле, куда якобы отправился писать диссертацию, поскольку в Яффо для этого хорошая атмосфера.

У «беглых олигархов» существует своеобразный этикет отъезда из России, который предписывает прикрывать бегство каким-то житейским предлогом (болезнью, отпус­ком, командировкой, рождественскими каникулами). [note text="Говорю прямо: любой несвободе предпочитаю свободу. Если бы обстоятельства потребовали уехать, чтобы избежать тюрьмы, сделал бы это не задумываясь." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]Прямо сказать[/note], что испугался тюрьмы, – моветон.

Невзлин тогда только стал ректором Российского государственного гуманитарного университета и мечтал превратить его из постсоветского вуза в университет международного уровня. И войти, таким образом, в историю не олигархом, но реформатором. Как ректору ему полагалось иметь [note text="Не просто ученую, а докторскую степень – как у всех без исключения ректоров российских государственных университетов. Моя кандидатская была первым этапом – соответственно я подбирал и тему. Дальше планировал развить идеи сэра Исайи Берлина относительно России." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]ученую степень[/note].

Писать диссертацию Невзлин уехал после того, как арестовали члена правления ЮКОСа Платона Лебедева и сотрудника службы безопасности компании Алексея Пичугина, но до того, как арестовали Михаила Ходорковского. И не поймешь – повод диссертация или предлог, но, так или иначе, этикет Невзлин не нарушил (диссертацию «Влияние западной философии XIX века на русскую либеральную мысль» он все же закончил, хотя и не защитил).

Невзлин вспоминает, как ночью его разбудил звонок: ему сообщили, что Ходорковского арестовали. Только тогда он осознал, что Ходорковский накануне просто звонил попрощаться. «Потом был еще один звонок со ссылкой на него: не надо тебе теперь возвращаться. Я еще подумал: ну спасибо, я уже и сам понял», – вспоминает он.

•  •  •

Сложно переоценить масштаб катастрофы, постигшей ЮКОС, и так же сложно преувеличить, насколько разрушительны оказались ее последствия для тех, кто попал в эпицентр. При всем кажущемся благополучии Невзлин тут не является исключением.

Хотя на первый взгляд он имел все шансы пережить неожиданное изгнание легче других коллег по несчастью. Ему ведь «повезло» с Израилем в отличие от тех, кому не повезло с Лондоном.

Все-таки любой приехавший в [note text="Израиль, что называется, – страна на любителя. Например, Ходорковский неоднократно мне говорил, что в Израиле жить тесно. А я, наоборот, чувствую себя здесь уютно и легко, как дома." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]Израиль[/note] – не нежелательный иммигрант, а желанный репатриант, поэтому ему не приходится бороться с комплексами незваного гостя. Здесь всегда приветствуется любой вклад в строительство новой страны. Да и русский язык тут не менее распространен, чем английский.

Кроме того, довольно скоро в Израиле собрались и другие акционеры ЮКОСа с семьями – Михаил Брудно и Владимир Дубов. А еще до приступа избирательной олигархофобии у российских властей Невзлин занимался еврейской благотворительностью, и у него так или иначе должен был сложиться определенный круг знакомств. Да и в ЮКОСе он давно отошел от оперативного управления и не очень-то был вовлечен последние годы в дела.

Но разгромленный ЮКОС похоронил под своими обломками больше чем просто установившуюся, благополучную жизнь, привычный круг общения и влияния. ЮКОС похоронил под собой чуть ли не главную надежду Леонида Невзлина найти себя в жизни.

Последние годы в России Леониду Невзлину явно было мало второго места в ЮКОСе. Очевидно, неизменная должность «[note text="Я всегда считал, что быть вторым у Ходорковского престижнее, чем первым где бы то ни было. Но рутина крупной корпорации не вполне соответствует моему стилю жизни и образу мыслей. Опять же дает некоторое ощущение несвободы, несмотря на то что подчинялся я только Ходорковскому, а более тактичного руководителя я себе и представить не могу." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]первого заместителя[/note]», пусть и при «гениальном» Ходорковском, его уже не увлекала.

Он хотел самостоятельности. Последние годы он искал себя, и довольно, кажется, мучительно. Претендовал на руководство «Пятым каналом» – но не получил. Пошел руководить информагентством ИТАР-ТАСС – но премьером стал Евгений Примаков и олигарха прогнал. Стал сенатором – но скоро понял, что олигарху и в Совете федерации не дадут развернуться и занять хоть сколько-нибудь значимую должность (когда он попытался стать хотя бы первым заместителем комитета, ему объяснили, что олигарху «не положено»).

Казалось, все варианты были перебраны. И вот именно тогда Михаил Ходорковский пришел к Леониду Невзлину с идеей создания университета мирового уровня.

Невзлин увидел, что звезды наконец сошлись. Реформа университета включала в себя все, что он хотел. Она позволяла реализовать свою тягу к науке и сделать большой самостоятельный проект, с которым не стыдно войти в историю. Ведь главной целью этого университета было заложить основу для формирования гражданского общества в России.

Из всех задуманных в [note text="РГГУ – первый в России масштабный спонсорский проект в сфере высшего образования. Мы ставили перед собой непростую задачу воспитания свободной, интеллектуально развитой молодой элиты. По своему масштабу планы были наполеоновские, и основатель университета Юрий Афанасьев полностью нас поддержал. Но увы." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]РГГУ[/note] реформ – от идеи пригласить на деньги ЮКОСа звездных профессоров со всего мира до задачи технологически переоснастить университет – Невзлин успел разве что «технологически переоснастить» студенческую столовую. Войти в историю ему предстояло через другую дверь.

Арест Ходорковского перечеркнул все. Включая даже простую невзлинскую мечту купить квартиру в плавающем кондоминиуме, который должен был перемещаться круглый год по местам с наиболее благоприятными погодными условиями. От морских прогулок пришлось отказаться сразу, как только на Невзлина тоже завели уголовное дело.

– На что Интерпол влияет, так это на перемещения по морю, – поясняет он. – Так что, можно сказать, срезал Владимир Владимирович все мои мечты.

•  •  •

Сразу после ареста к Невзлину потянулись разные предприимчивые люди, которые предлагали «решить вопрос», но большинство даже не прошли предварительной проверки и не удостоились встречи. Лишь один раз предложение показалось Невзлину серьезным – якобы от имени прокуратуры ему предложили вывести из-под удара самого Невзлина, а также Брудно и Дубова.

В общей сложности это стоило сто миллионов долларов – по двадцать пять за двоих, пятьдесят за самого Невзлина. «А вот если не заплатишь, обвинение будет предъявлено сначала тебе, а потом и Ходорковскому, и будешь до конца жизни прятаться в горах Афганистана, – вспоминает Невзлин разговор с посредником. – Я ответил отказом».

Вместо того чтобы платить взятки, Невзлин поначалу развел бурную политическую деятельность и начал финансировать из Израиля разные российские оппозиционные движения. Главным проектом была поддержка Ирины Хакамады, которая выставила свою кандидатуру на президентских выборах.

Ему казалось, что он таким образом создает для сидящего в тюрьме Ходорковского рычаг давления на власть, которым можно воспользоваться для освобождения жертв атаки на ЮКОС. Но сам Ходорковский через статью в газете «Известия» дал Невзлину довольно резкую отповедь, раскритиковав предвыборную программу Хакамады.

После этого чувство вины перед людьми ЮКОСа уступило на некоторое время чувству обиды на Ходорковского, который втянул всех в эту историю и, выбирая трагическую судьбу только для себя, выбрал ее для столь многих людей.

Прочитав «Известия», Невзлин быстро свернул всю политическую деятельность в России, перестал давать российским изданиям интервью и еще пару месяцев злился на сидящего в тюрьме друга.

Когда эмоции улеглись, он осознал, что благодаря демаршу товарища смог быстрее по-настоящему переключить голову на новую жизнь и забыть о старой.

Леонид Борисович признает, что Михаил Борисович его многому научил. В том числе свободомыслию. Даже находясь в тюрьме, Ходорковский по-прежнему давал ему уроки.

•  •  •

Эти уроки Леонид Невзлин, судя по всему, усвоил хорошо.

«Надо все время осуществлять на себя внешний взгляд, не жить внутри себя, а смотреть на себя снаружи, – говорит теперь он. – Это я умею. Хотел строить университет, а теперь не получится? Ну, не получится. Значит, будут другие достижения. Не надо впадать в прострацию. Как говорят все позитивисты, надо ставить себе новые цели и их достигать».

Впрочем, первое время в Израиле ставить новые цели не получалось, хотя он отлично осознавал, что их надо ставить. Время, свободное от общения с адвокатами, Леонид Борисович занимал в основном тем, что гулял [note text="Я бы не сказал, что блошиный рынок отнимал много времени. Но эти прогулки и сейчас меня радуют. Занимательный антиквариат всегда был моей слабостью." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]по блошиному рынку[/note], покупал разное дорогостоящее старье.

А затем новые цели стали прорастать сами собой. Советский диссидент и израильский политик Натан Щаранский попросил Невзлина помочь Музею диаспоры, который находился на грани закрытия. Потом Невзлин решил не просто давать музею по миллиону в год, но и основать фонд NADAV и заниматься культурными и образовательными проектами.

А потом придумал, как потратить пятьдесят миллионов долларов. Музей переименовать, перестроить и переделать, чтобы получилось что-то совершенно новое, напичканное современными технологиями, может быть, больше, чем экспонатами. Место досуга для израильтян и туристов. И, что может быть важнее всего прочего, влиятельный научный центр.

К этой идее он пришел, осмысляя собственный опыт перехода из одной жизни в другую. Изучая свою новую страну, он заметил, что среди евреев много непонимания: религиозные евреи не понимают нерелигиозных, евреи-европейцы не понимают арабских евреев, евреи-израильтяне не понимают евреев-неизраильтян. Всеобщее непонимание приводит к принципиальному непониманию, кто такие евреи и что значит в современном глобальном мире быть евреем.

Этот вопрос и лег в основу концепции музея и научного центра. «Вопрос национальной идентичности в современном мире – интересный на самом деле, не пустой, и выходит далеко за рамки проблем одних евреев, – говорит он. – На фоне глобализации национализм иногда только усиливается. Опять скинхеды, опять драка ни за что на самом деле… Можно будет и книжечку со временем написать».

Таким образом, когда одна дверь в историю захлопнулась вместе с входной дверью РГГУ, Леонид Невзлин вроде бы нашел, как войти через другую. Правда, чтобы в нее пролезть, он должен был расстаться с той историей, которая, хотел он того или нет, по-прежнему управляла его жизнью.

•  •  •

Нельзя ведь подойти к человеку и спросить: ты убивал? А между тем иногда нужно твердо знать ответ на этот вопрос. Ирине Долгиной надо было знать ответ на этот вопрос, например, потому что ей предложили работу в фонде Невзлина. «Я бы не могла работать с человеком, который нарушил заповедь, – говорит Ирина. – Мне было важно разобраться».

Изучив материалы судебного дела, Ирина Долгина так и не получила однозначного ответа на свой вопрос. Она пыталась понять, сколько правды в криминальном имидже российских олигархов, но поняла только, что это тупик. Нельзя судить о человеке по принадлежности к группе.

«В конечном итоге ты судишь так, как ты судишь о своих друзьях, – объясняет Долгина (она вот уже шесть лет работает в фонде Невзлина). – Вы же примерно представляете, на что они способны. И со временем ты понимаешь, что ответ: нет. Не по тому, что Леонид так говорит. А по тому, как он ведет себя в других ситуациях».

Метод, трудно отрицать, не самый точный. Но, учитывая реалии российского правосудия (меньше процента оправдательных приговоров, по прошлогодним данным судебного департамента Верховного суда России), ничего другого, очевидно, не остается.

Вопросы, которые себе задавала Долгина, так или иначе встают перед каждым человеком, который встречается сегодня с Невзлиным.

Правда, этих вопросов Невзлину, как правило, никто не задает. Но незаданные вопросы еще больше усложняют его жизнь и делают ее весьма далекой от нормальной – прежде всего потому, что на незаданные вопросы нельзя ответить.

•  •  •

В Леониде Невзлине Ирина Долгина нашла лучшего босса за свою карьеру: демократичный, лояльный, корректный, при этом приветствует инициативу и готов к тому, что человек может совершать ошибки. У этого босса, правда, обнаружилась особенность.

Когда в России случалось очередное обострение по делу ЮКОСа, он, как она выражается, «пропадал». «Вот он активный, постоянно звонит, посылает кучу мейлов, и вдруг – пропадает, – говорит Долгина. – Не знаю, что там у него происходило. Но было понятно, что он уходил в депрессию. Каждый раз это тянулось неделями. Не три дня… Когда мы с ним только встретились, вся эта тема была очень сырой. С годами, мне кажется, он научился с этим жить. Во всяком случае, после появления жены все стало легче».

Олеся Кантор вышла замуж за Леонида Невзлина четыре года назад, несмотря на то что по идее должна была обходить беглецов от российского правосудия за километр. Она оказалась в Израиле при обстоятельствах, удивительно похожих на историю Невзлина. Очевидно, за границей вообще крайне просто встретить людей из России, истории которых похожи.

Ее первый муж, челябинский предприниматель, оказался под угрозой ареста. Знакомый милиционер предупредил Олесю, что за ними выехали. Она выключила огонь под варившимся супом и вместе с мужем покинула квартиру, в которую они уже больше никогда не вернулись.

Только муж [note text="Из текста можно понять, что я направленно высказался по поводу бывшего мужа Олеси. Но это, конечно, не так." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]повел себя не так[/note], как надо вести себя в такой ситуации. Он впал в прострацию, «внешний взгляд на себя не осуществлял», как выражается Невзлин, и «на новые рельсы не перешел». Месяцами лежал в кровати, не выходя из комнаты и перескакивая с одного российского канала на другой (благо проблем с российскими каналами в Израиле нет). Вернуть к жизни его не смогло даже рождение ребенка.

В результате Олеся ушла от него с грудным младенцем без копейки в кармане, полгода прожила в приюте для жертв домашнего насилия, выучила иврит и вышла на работу кассиром, потом устроилась в ювелирный магазин и сделала фантастическую карьеру в крайне непростом ювелирном бизнесе, став владельцем собственного прииска и ювелирного магазина в Тель-Авиве.

С будущим мужем она познакомилась уже в гостях у Бориса Березовского, которому помогала вести дела на территории бывшего СССР. И, хотя с первого взгляда Невзлин показался ей веселым и отнюдь не подавленным, со временем она обнаружила, что веселье зачастую дается ему с трудом.

«В нем есть какое-то подспудное чувство вины, – говорит Олеся Невзлина-Кантор. – У нас до сих пор проблемы с отдыхом. Он будто не имеет права отдыхать и расслабляться, когда ребята находятся в таких тяжелых условиях. Если и ездим куда-то, я не могу сказать, что он получает от этого удовольствие. И, соответственно, я не получаю удовольствия. Вся затея оказывается совершенно бесполезной».

Фото: Franck Ferville/Agence VU
Фото: Franck Ferville/Agence VU

 

За несколько лет Олеся уже научилась безошибочно определять момент, когда муж узнает неприятные новости из России. Как это ни комично прозвучит, у него начинает болеть живот.

«Если он держится за живот, значит, он очень расстроен, – говорит Олеся Невзлина-Кантор. – Грустный становится, разговаривать не хочет. Через какое-то время сам начинает: ну как это может быть? И потом бесконечно об одном и том же: ну как я мог не объяснить Мише, что нельзя возвращаться, ну почему он меня не послушал? Зачем ему надо было сесть? Ведь все же могло быть не так, и Платона мы бы вытащили, и Пичугина, и дело ЮКОСа открутили назад…»

•  •  •

Вопрос, почему Ходорковский остался в России, хотя вроде бы имел возможность уехать, имеет шансы войти в число ключевых вопросов новейшей российской истории. Вроде бы Ходорковскому казалось, что вины за ним нет, возврат к репрессивной советской системе уже невозможен и у него получится отстоять свою правоту в суде.

В письме из тюрьмы на волю журналисту Валерию Панюшкину Ходорковский признавался, что Невзлин всегда «поправлял» его, если сам он начинал слишком идеализировать действительность. Но тогда, семь лет назад, на роковой развилке Леонид «сплоховал».

В этой вскользь брошенной фразе при желании можно увидеть гораздо больше, чем просто описание эпизода взаимоотношений двух друзей. В группе Невзлин отвечал в том числе и за безопасность, и за отношения с властью. Предотвратить открытый конфликт или, во всяком случае, убедить Михаила Ходорковского не относиться к нему столь легкомысленно было его прямой профессиональной обязанностью. С ней он очевидно не справился. Что, должно быть, теперь не может не подпитывать его чувство вины.

Фото: Franck Ferville/Agence VU
Фото: Franck Ferville/Agence VU

 

«Я всячески убеждал Ходорковского не возвращаться, – говорит Невзлин, который сплоховал. Тот исторический разговор происходил в начале осени 2003 года в Яффо, куда Ходорковский заехал на пару дней незадолго до ареста. – А он говорил: я своей вины не чувствую, надо будет – буду защищаться в суде. Скажу откровенно, его уверенность поколебала мою неуверенность. Я подумал: если Миша так решил, он что-то понимает или знает, чего я не понимаю и не знаю».

Такое случалось прежде не раз. Вся история успеха группы «Менатеп», владевшей большей частью ЮКОСа, во многом была построена на случаях, когда гений Ходорковский следовал решениям, в успех которых мало кто в его окружении верил.

Кто мог знать, что на этот раз гений Ходорковского то ли просчитался, то ли сделал сознательный выбор, когда никому еще не было понятно, что он на самом деле выбрал.

Люди вообще нередко становятся жертвами катастрофы только потому, что не могут поверить в саму возможность катастрофы – не катастрофы вообще, а катастрофы их конкретной жизни.

Накануне мирового кризиса Невзлин собирался вложить пятую часть своего состояния в американский инвестиционный банк Lehman Brothers (его банкротство осенью 2008 года стало апофеозом мирового финансового кризиса). Оставалось только подписать документы – повезло, что не успел. Но благодаря этому Леонид Борисович увидел своими глазами, каким шоком стало банкротство для сотрудников фирмы.

Как сам он до последнего верил в гений Ходорковского, говорит Невзлин, так сотрудники Lehman Brothers до последнего верили в своих боссов и были убеждены, что катастрофы не случится.

•  •  •

Однако с тех пор, как Владимир Владимирович срезал мечты Леонида Борисовича (в диапазоне от плавающего кондоминиума до университета), прошло больше семи лет.

В небольшом саду за статуей Будды растет олива, возраст которой равен времени пребывания «беглого олигарха» в Герцлии Питуах. Эта олива уже выше Будды.

За время, пока росла олива, люди казнили Саддама Хусейна и похоронили Бориса Ельцина, нашли воду на Луне и выбрали первого чернокожего президента Америки, изобрели суверенную демократию, клонировали верблюда и придумали айфон.

Все это время Михаил Ходорковский сидел в тюрьме. Все это время Леонид Невзлин как бы жил нормальной жизнью.

Он сменил квартиру в Яффо на эту виллу в пригороде Тель-Авива Герцлии Питуах. Женился. Начал путешествовать – по крайней мере там, где его не могли арестовать. Основал в добавление к культурно-обра­зо­ва­тель­ному фонду NADAV частный фонд, который занимается больными детьми. Стал вкладывать деньги в израильскую недвижимость, а также делать портфельные инвестиции через английские и американские фонды. И даже снова пошел учиться.

Большую часть лета, например, Леонид Невзлин провел в Колумбийском университете. Пока жена изучала французскую и итальянскую кухню в кулинарной академии, Леонид Невзлин проходил в Колумбийском университете два интенсивных курса – один по переговорам, другой по лидерству. Вместе с топ-менеджерами транснациональных корпораций [note text="Курс по лидершипу мы брали вместе с Олесей. Мы вообще любим учиться вместе – отличная подпитка для отношений. А иногда я дарю жене какой-нибудь интересный для нее курс. Сейчас она как раз заканчивает еврейскую мистику и историю Иерусалима в Тель-Авивском университете." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]слушал лекции[/note] и участвовал в практических занятиях по медитации. Отличие заключалось только в том, что обучение топ-менеджеров оплачивал работодатель. Невзлин платил за себя сам.

Оказавшись в Израиле при деньгах и свободном времени, он вообще только, кажется, и делал, что учился. Во всяком случае, именно на самообразование уходила большая часть времени, свободная от общения с адвокатами и чтения новостей из России. Он посещал лекции по каббале. Потом учился играть на сантуре, иранском струнном инструменте. Потом ходил к раввину, изучал Тору, причем на иврите. Потом штудировал немецких идеалистов. Потом восполнял пробелы в художественной литературе. Потом слушал курс стратегического мышления.

Можно было бы подумать, что Невзлин учится преимущественно для того, чтобы эффективнее управлять музеем, который он строит. Но на самом деле это не так – получение необходимых гуманитарных знаний здесь лишь цель побочная, а важнее всего не результат обучения, а сам процесс – Невзлин возвел самообучение в разряд служения. «Зачем мне учиться? Да незачем, – говорит Невзлин. – Просто интересно. В сутках нет столько часов, чтобы научиться всему, чему хочется».

Большая часть приобретенных знаний и навыков остается невостребованной. На курсах лидерства в Колумбийском университете профессор-индус учил медитировать, и Леонид Невзлин теперь знает о медитации немало. «Есть много способов медитации, – говорит он. – С звуковым сопровождением, без звукового сопровождения, на вибрацию, на звук Ом, с концентрацией на мысли, с отторжением мысли, со свободным потоком мысли».

Однако и после уроков медитации на курсе лидерства Невзлин не медитирует. Предпочитает бороться со стрессом привычными способами. Например, слушая Pink Floyd. Или выпивая ровно пятьдесят грамм коньяка в день – не больше. Именно столько, по мнению Невзлина, нужно, чтобы «не думать про какого-нибудь Голубовича» (бывший топ-менеджер ЮКОСа Алексей Голубович не только согласился сотрудничать со следствием в обмен на возможность вернуться в Россию, но и обвинял Невзлина в том, что тот пытался отравить его ртутью. – Прим. ред.).

Так или примерно так заканчивается любой образовательный порыв Невзлина. Оказавшись в Израиле, он, например, стал собирать на блошином рынке в Яффо коллекцию дудочек и учился на них играть. Ему нравилось, что почти у каждого народа какая-то своя дудочка, – постигая дудочку, постигаешь и народ. Но теперь эта коллекция пылится у олигарха в шкафу. Разучив Yesterday, Невзлин к дудочкам охладел и теперь почти не играет. «Разве что иногда подудю чего-нибудь», – признается он.

Не надо учиться психологии, чтобы понять: у человека, который все время берется за дело и все время бросает, явно не все в порядке, а [note text="Я жизнью не одержим, а увлечен. Бывают такие люди, которым интересно раз­но­образ­ное и в количестве." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]в одержимости самообразование[/note]м можно при желании увидеть как элементы величия духа, так и признаки непрекращающейся борьбы со стрессом на самой грани глубокой депрессии, которой, по утверждению Невзлина, у него никогда не было.

Впрочем, может быть, ничего такого у Невзлина «не было» только потому, что ничего такого просто нельзя себе позволить. У вынужденного переселенца немало болевых точек: потеря привычного круга общения, непонимание местных реалий, отсутствие каких-либо дел, кроме чтения новостей из России и встреч с адвокатами (и то и другое редко доставляет удовольствие), – но что это все по сравнению с допросами, карцером, тюремной баландой и разговорами с близкими через стекло?

Понятно, что человек, который счастливо избежал страшного опыта тюремного заключения и жалуется при этом на трудности жизни, выглядит, мягко говоря, странно. Но также понятно, что ни одна тюрьма не может вместить в себя все драмы мира.

Фото: Franck Ferville/Agence VU
Фото: Franck Ferville/Agence VU

 

•  •  •

Иногда Леонид Невзлин и Михаил Ходорковский обмениваются посланиями через адвокатов – в основном по случаю дней рождения. Но, кажется, не придают этим сообщениям особенного значения.

Нет никакой веры в то, что хоть какая-то информация будет секретом от следователей и властей. Кроме того, нельзя же общаться с другом через посредников – лучше уж не общаться вовсе.

Я спрашиваю, думает ли он когда-нибудь снова увидеться с Ходорковским и как он воображает себе эту встречу.

Невзлин долго молчит, прежде чем ответить.

«Не буду скрывать, я боюсь этой встречи, – наконец говорит он. – Потому что у нас с ним был такой уровень взаимопонимания, который можно считать максимальным для меня. Больше такого у меня ни с кем никогда не возникло… Я надеюсь, что то, что с ним происходит, сколько бы это еще ни продолжалось, не нанесет непоправимого ущерба его мировосприятию».

Судя по тому, как шли заседания по второму процессу над Ходорковским, Леониду Невзлину надо бояться этого меньше всего. И, может быть, он боится встречи не потому, что страшится увидеть изменившегося Ходорковского. Может быть, он боится, что Ходорковский увидит изменившегося Невзлина.

Я ловлю себя на жестоком предположении: в некотором смысле будет лучше для них [note text="Миша и Платон – мои близкие и дорогие друзья. Я по-настоящему надеюсь, что наша встреча состоится. И, конечно, чем быстрее, тем лучше." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]обоих[/note], если они никогда больше не встретятся.

Один из них ведь не просто выбрал остаться, а другой не просто выбрал уехать.

Один выбрал мучения, другой выбрал бегство. Один выбрал борьбу, другой выбрал спокойствие. Один выбрал судьбу, другой выбрал жизнь. Один выбрал путь, другой выбрал сойти с пути.

Ни один вариант не лучше – и, может быть, даже не легче – другого, хоть Леонид Невзлин и говорит почти обо всем, что происходило с ним после отъезда из России, вполне непринужденно, как будто если тема эта и была для него когда-то сырой, как выражалась Ирина Долгина, то уже давно высохла на израильском солнце.

Но нельзя ведь исключать и того, что «гений пиара» создает легенду – не столько даже для других, сколько для самого себя. Легенду об этой его новой нормальной жизни, смысл которой в познании мира и простых радостях бытия.

Он любит покритиковать бывших соотечественников и коллег по олигархическому цеху за болезненную страсть к демонстративному потреблению. Он не понимает эмигрантов, которые тухнут в своих резиденциях, не в силах выучить английский язык и найти для себя новые цели.

Он считает свою [note text="Наверное, нелишним будет напомнить, что команда Ходорковского определила филантропию как приоритетную задачу задолго до Билла Гейтса и Уоррена Баффета." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]эволюцию из бизнеса в благотворительность[/note] органичной для любого современного человека и хотел бы эволюционировать намного больше.

Но за идеей реконструкции Музея диаспоры маячит куда более масштабная идея, о которой Невзлин пока не столько говорит, сколько иногда проговаривается в тех или иных интервью. Эта идея, однако, довольно ясно показывает всю драму его ситуации.

Он хотел бы стать одним из лидеров еврейского народа, который сейчас в этих лидерах крайне нуждается. Он даже посчитал, что для этого ему нужно пятьсот миллионов долларов. Эта сумма, потраченная на разные гуманитарные проекты, позволит привлечь в десять раз больше денег и решить немало существенных израильских проблем.

Но Невзлин до сих пор даже не пошевелил пальцем в этом направлении, хотя, наверное, мог бы и найти эти деньги. И вообще ведет себя в Израиле тише воды ниже травы. Глупо затевать шумные гуманитарные проекты, пока он не докажет свою невиновность. Для этого надо хотя бы выиграть Страсбургский суд, в который он подал жалобу на вынесенный ему вердикт российского суда.

Но когда суд будет рассматривать его дело – неизвестно. Может, через полгода… Может, через три.

•  •  •

В начале осени, после возвращения из Америки, Леонид Невзлин устроил прием, который мог бы показаться необычным где угодно, но не в его доме. Идея мероприятия пришла Невзлину в голову, когда он искал в Иерусалиме перспективную недвижимость.

Осматривая один дом, он познакомился с его хозяином, которым оказался известный израильский фотограф Давид Рубингер. Всю жизнь он снимал для Life и Time и запечатлел практически всю историю Израиля.

Первым делом, конечно, Невзлин, вполне верный себе, поинтересовался, не даст ли прославленный фотограф ему несколько уроков фотографии. Рубингер отказался, сославшись на то, что фотографии научить невозможно.

Тогда Невзлин пригласил его к себе в гости и предложил прочитать для его друзей лекцию. Рубингер согласился, пошутив при этом, что ему восемьдесят шесть лет и он, конечно, ничего гарантировать не может, но постарается.

Он постарался, да еще как – ведущий вечера, приглашенный для того, чтобы поддержать пенсионера, едва успевал вставлять слово. Сидящие в небольшом зальчике три десятка человек – влиятельные политики, крупные бизнесмены, общественные деятели, дипломаты, все друзья и хорошие знакомые хозяина дома – смотрели на экран, затаив дыхание.

Не только потому, что Давид Рубингер превосходный фотограф. Но и потому, что почти на каждой исторической фотографии, которую он показывал, был запечатлен или кто-то из сидящих в зале, или кто-то из их близких.

На третьем ряду с краешку сидел хозяин дома. Он всматривался в проекции, кажется, даже пристальнее других. На фотографиях, запечатлевших [note text="История Израиля до сих пор не входила в экспозицию Музея диаспоры, который мы сейчас реформируем. Новый музей расскажет историю еврейского народа во всей полноте, и Израилю там отведено одно из центральных мест. Это будет новаторский и масштабный Музей еврейского народа." author="8885" date="25.02.2011 00:00"]историю этой страны[/note], его не было.С