Лекция, короткая версия

Начало пермского проекта

В Пермь я в первый раз приехал благодаря капризу Ильи Кабакова. У Сергея Гордеева был план: предложить 10 мировым художникам поставить в Перми свои объекты. Я ему помогал взаимодействовать с этими художниками. Илья Кабаков сказал: «Без Марата мы не поедем», и я поехал.

Проект этот рассосался сам собой. Но я познакомился с губернатором, который высказал идею постройки за какие-то 800 миллионов долларов музея под ключ. Я сказал, что строить свой Гуггенхайм бессмысленно, потому что точно такой же не получится, чтобы люди летали не в Нью-Йорк, а в Пермь. Лучше вместо универсального музея сделать уникальный.

Три года назад у меня была депрессия; я не очень понимал, чем заниматься в жизни. Героическое время 90-х я уже прожил, и мог только стричь купоны. Но вот появился пермский проект, который дал мне шанс, и я начал вкладываться.

Концепция выставки

В основу концепции Пермского музея я заложил идею «бедного искусства», эту идентичность русского искусства, которому свойственно естественное использование природных материалов. Русские художники, которых мы собрали на этой выставке, не писали совместных манифестов, как это делали европейские левые художники, использовавшие войлок, жир. Но какая-то общность между ними есть.

Поскольку я не искусствовед, я опишу концепцию в виде метафоры. Четыре голодных человека ощущают одно и то же — пустоту в желудке, но они совершенно разные. Один соблюдает диету, хочет иметь хорошую фигуру, нравиться женщинам. Другой — глубоко религиозный человек: сегодня пост, и он не задает себе вопрос, почему он сегодня не ест, традиция так ему велит. Третий — левый активист: у него на прошлой демонстрации взяли друга в тюрьму, и он объявил голодовку. А у четвертого не было денег для того, чтобы купить еду.

Вот это и есть четыре источника «бедного искусства», которые я обнаружил в сегодняшней художественной ситуации: итальянское arte povera — аскеты, проповедующие отказ от красоты, «захваченной» глянцем («сидящий на диете»); левое искусство, которое использует бросовые материалы («объявивший голодовку»); египетское или китайское искусство, где не задумываются, бедный материал циновки или нет («верующий человек»). И, наконец, русское «бедное» («не было денег»).

Первые русские художники действительно не имели средств для воплощения своих идей. Но потом они осмыслили богатство природного материала и ту границу между буржуазностью и художником, которую он символизирует.

Не только «бедное искусство»

Наш музей будет представлять предметы китайского, африканского, немецкого или другого искусства, которое использует нехудожественные материалы. При этом такая коллекция будет составлять только часть экспозиции — постоянную выставку. К ней будут добавлены другие обзорные выставки. Уже сейчас вокруг музея действуют фестивали, оффтопик-программы. Наши компактные выставки будут двигаться по миру.

Искусство и польза

Заставить спонсоров и зрителей тратить деньги, объясняя нюансы искусства, невозможно, потому что практичным людям нужно растолковать, зачем это нужно городу. Особенно это трудно в России, где история отношений заказчика и исполнителя довольно сложна.

Моя задача — сформулировать выгоду для города, не затрагивая искусство. Ведь можно использовать искусство, не меняя его, например, можно закрыть Ван Гогом дырку под сейф в стене, и это не ухудшит картину. А спекуляции на картинах Малевича не могут повлиять на его работу.

Опасность в том, что человек, который использует искусство в утилитарных целях, думает, что он его заказывает: тот, кто хочет закрыть сейф Ван Гогом, скажет художнику: «Сделай мне картину побольше». Или власть будет диктовать, как писать картины на тему хорошей жизни. Мне кажется, что мы сумели решить эту задачу.

Качество жизни

Мы привносим понятие «качество жизни» вместо понятия «благосостояние», которое является неверным критерием, поскольку обеспечение культурного досуга на 25-30% определяет качество жизни.

Важность такого подхода подтверждают результаты наших сделок с властями Перми. Сначала мы запустили механизм, это было наше первое предложение городской власти. Второе — улучшили инвестиционный климат, выполнив ребрендинг города: уже семь инвестиционных фондов работают в нем, узнали город и губернатора и так далее. Итого, около семи крупных сделок с властью города. Все это мы продали в обмен на то, чтобы город финансировал культурное возрождение.

Парадоксально, но в России все это быстро работает. Раньше конкуренция соседних с Пермью городов постоянно уменьшала численность ее населения. Запуск же нашего проекта показал очевидные изменения: если в прошлом году из Перми уехали на 7000 человек больше, чем приехали, то в нынешнем на 400 больше приехали.

При этом вся активность в прошлом году существовала на тот же бюджет Минкульта, что и в позапрошлом: у нас было соглашение, позволяющее нам выкидывать неинтересные статьи бюджета и включать нужные. В этом году бюджет уже вырос, и вовсе не потому, что принимающим решения людям так нравится культура, а потому, что для них очевидны прагматичные мотивы.

Еще один фактор — удаленность от Москвы. Он оказался положительным, потому что из-за этого Москва вытянула меньше интересных людей.

За МКАДом интересно

Пермский проект стал символом того, что нормальная интересная жизнь возможна вне Москвы. Для меня он хорош тем, что он либо преодолеет идею о том, что нельзя организовать жизнь в отдельно взятом городе, либо проиграет. Снова я ощущаю риск предприятия, и мне это интересно, потому что риск — это то состояние, которое может привести к успеху.

ВОПРОСЫ

Гость клуба «Сноб». Как на вашу деятельность прореагировала предыдущая местная культурная элита? Местный бизнес? Они бросились строить гостиницы, кафе? И кто-то из окружающих зрителей, кроме тех, которые есть в Перми, уже приехал туда на неорганизованное событие?

Александр Липницкий, член клуба «Сноб». Есть ли признаки того, что в Кремле существуют люди, заинтересованные в таком развитии регионов на примере пермской инициативы?

Мария Шубина, проект «Сноб». Насколько Вам заметны изменения в городе и влияние на горожан?

Вы сказали, что там есть оппозиционная пресса, означает ли это, что в нашей стране все-таки есть власть губернаторов?

Вадим Ендовицкий, подписчик проекта «Сноб». Марат, после реализации пермского проекта, остался ли запал и интерес для реализации подобных региональных проектов?

С какими негативными вещами вам пришлось столкнуться? С чем вы не хотели бы встречаться при работе с аналогичными проектами?

Анна Качуровская, модератор. Мне очень симпатизирует идея качества жизни, а не благосостояния. Мне кажется, что это в основе такая правильная штука. Но нет ли ощущения, что если в Перми всего за девять месяцев можно полностью повернуть мозги, и переключиться на что-то другое, то этот город становится либеральным, свободным  и опасным?