Тайна музыки многих ставит в тупик. Почему чередование или одновременное звучание разных звуков вызывает у людей различные мысли и чувства? Почему, как справедливо подметила Варвара Турова, музыка Гайдна рождает ощущение солнца и ветра? Почему Рихтер, нажимая на клавиши согласно нотам Баха, вызывает желание оплакать тщету собственной жизни, а когда те же самые клавиши нажимает Гленн Гульд, реветь уже глупо, потому что понял устройство бытия? Почему свежее и непосредственное исполнение Денисом Мацуевым фортепианного концерта Чайковского навевает мысли о том, как мог бы сыграть этот концерт известный нам по дневникам композитора кучер, получи он музыкальное образование, и как такая свежесть и непосредственность взволновали бы самого Петра Ильича? Одним словом, много, много мыслей и чувств вызывает музыка. И все это совершенно не исследовано наукой.

Нельзя сказать, что ученые не пытаются. Однако их попытки на данный момент весьма робки и далеки от сердцевины тайны. Но надо с чего-то начать.

Именно так, видимо, рассудил коллектив ученых из Балтимора (США). Впрочем, учеными там были не все: исследователи из Школы медицины университета Джона Хопкинса пригласили в соавторы друзей из местной консерватории. Вместе они придумали, как придать этой проблеме хоть сколько-нибудь научный вид.

Вопрос стоял незатейливый: чем формально грустная музыка отличается от веселой? Почему грустные мысли вызывают у композитора желание составить звуки именно таким образом, и почему слушатели, услышав эти звуки, тоже начинают думать свои грустные мысли?

Исследователи позвали к себе в лабораторию 14 музыкантов — джазовых импровизаторов-пианистов. Дабы вызвать у музыкантов соответствующие эмоциональные состояния, им показали картинки — изображения грустных и веселых людей или просто соответствующие смайлики.

Были также и картинки, выражающие «нейтральную эмоцию». Музыкантов попросили наиграть что-то одной или двумя руками, не отрывая взгляд от картинки и пытаясь выразить ее музыкальными средствами. Потом, разумеется, все сыгранное было проанализировано точнейшими математическими методами.

Закономерностей обнаружилось немного. Веселые лица вызывали у музыкантов желание чуть быстрее чередовать звуки, делая при этом между звуками маленькие перерывчики (стакатто). Грустные лица, напротив, побуждали даже при игре одной рукой оставлять кусочек предыдущего звука, когда следующий уже начался (легато). Кроме того, радостный смайлик подталкивал руку пианиста к верхним октавам. Обратный эффект не отмечен: нижние октавы отнюдь не становились более привлекательными для музыканта, когда он видел плачущую женщину на картинке.

При этом радость отличалась от грусти и нейтральных чувств довольно заметно, а вот отличие нейтральной эмоции от негативной выявить не удалось. Один из музыкантов объяснил это тем, что «рожа с ртом-палкой» (нейтральный смайлик) вызывала у него раздражение, то есть эмоцию сугубо негативную. Как мы увидим ниже, у слушателей тоже возникли проблемы с этими якобы «нейтральными» мотивчиками.

Разумеется, грусть чаще выражалась в минорном ладу (65–70% звучания), а радость — в мажорном (примерно столько же). Тем не менее, в оставшихся тридцати процентах случаев все было наоборот. Интересно, что когда музыкантам задали прямой вопрос, как лад соотносится с эмоцией, все ответили очень твердо: видя слезы бедняги-смайлика, они импровизировали в миноре. То, что так было далеко не всегда, никто из них просто не заметил.

Возможно, тут сказались культурные предубеждения: в современной европейской традиции минор повсеместно считается «грустным» ладом. Но вот у древних греков, говорят, все делилось по другим критериям: минор считался низменным и легкомысленным, а мажор — торжественным и потому приличествующим трагедии. Мне кажется, мы сейчас потихоньку возвращаемся к греческому пониманию музыкального лада. Пройдитесь вечером по набережной где-нибудь в Баку, оцените ладовое однообразие доносящихся из кабаков мелодий — и на вашем лице отобразится грустный ля-минорный смайлик. А ведь люди-то думают, что веселятся.

Но вернемся к опытам. Теперь оставалось убедиться в том, что эмоции, выраженные музыкантами, будут адекватно восприняты публикой. Для этого записи дали послушать другим испытуемым — как музыкантам, так и обычным людям. Оказалось, что музыкальный бэкграунд слушателей никак не повлиял на результат — все справились с задачей одинаково: в среднем положительную эмоцию испытуемые распознали правильно, а отрицательную перепутали с нейтральной. То есть различие, недоступное для компьютера (тупо сравнивавшего частоту чередования звуков и их отрывистость), оказалось не по зубам и живым слушателям.

Все вышесказанное не помешало определенному проценту испытуемых драматичным образом ошибиться: самые грустные импровизации были кем-то восприняты как исполненные радости жизни, а самые веселые кого-то удручили. При том, что «жизнерадостность» мелодий оценивалась по десятибалльной шкале, разброс оценок для каждой группы мелодий (веселых, грустных и нейтральных) составил 6-7 баллов, значит музыка все же оставляет место для эмоциональной свободы слушателя. Огромное облегчение! Когда учительница музыки спрашивала вас, семилетнего, какие чувства вызывает у вас песня «Ты ж моя перепелочка», вы могли отвечать от балды: согласно данным науки, старуха не имела оснований к вам прикапываться.

Но, по крайней мере, один факт установлен точно: чем музыканту веселей, тем быстрее он перебирает пальцами. Стоило ли ради этого городить научный огород, не совсем понятно. Мы и так знаем, что веселая собака быстро подпрыгивает и потявкивает, а грустная воет. Не исключено, что нашими музыкальными переживаниями управляют столь же незатейливые закономерности. Может, и не надо их изучать — только настроение портить. Если же вы так не думаете, обратитесь к оригинальной статье: в ней, как минимум, есть множество интересных ссылок.