Neolucida: аппарат, который научит вас рисовать за 5 минут
Когда 37-летний архитектор профессор Пабло Гарсия (Чикаго, США) нажал кнопку «опубликовать» на сайте Kickstarter, было 10 вечера. Изобретатель волновался: ему нужно было набрать за месяц 500 заказчиков для крайне экзотического товара, реплики рисовального аппарата. Camera lucida была изобретена 200 лет назад, и ее не выпускают больше ста лет — возможно, потому что она никому не нужна. По правилам сайта, если не наберешь сумму за месяц, проект закрывается и деньги возвращаются подписчикам.
Щелкнул счетчик — первый заказ появился через минуту. «Это ты?» — Гарсия чатился с другом и соавтором идеи, профессором из того же Института искусств в Чикаго, Голаном Левиным. «Нет, это реальный человек!» Гарсия не спал всю ночь, нажимая на кнопку «обновить». К его изумлению, счетчик крутился как бешеный: просыпалась Япония, потом Европа — и к утру отметка в 500 подписчиков была пройдена. За месяц план был перевыполнен в 30 раз, и прием заявок был остановлен. Тогда Гарсия получил несколько тысяч мейлов от тех, кому не хватило, с просьбой что-то сделать. Он и сделал: поехал в Китай, нашел завод и наладил массовый выпуск своего аппарата, Neolucida. Гарсии удалось разработать дешевый алгоритм производства: в итоге прибор стоит $47 (кроме того, авторы выложили все чертежи в открытый доступ; а еще — файл для того, чтобы можно было напечатать на 3d принтере основные детали самим — останется только купить собственно стекляшку за $10). Теперь завод рассылает аппараты напрямую по всему миру, пользуясь дешевой почтой, субсидируемой китайским правительством. Об аппарате — и его успехе — написали все большие газеты и сайты, а сам Гарсия уже больше года не переставая дает интервью для радио и телевидения и путешествует по свету: спрос на мастер-классы не стихает.
Сегодня, впервые в истории технологии camera lucida, одновременно десятки тысяч людей во всем мире прикручивают струбциной к столу гнущийся штатив с крошечной стекляшкой-призмой на верхушке и могут, глядя сквозь нее вниз на движение карандаша, в тот же момент видеть и натуру, словно спроецированную на бумагу, а значит, обводить ее и, даже не умея рисовать, быстро получать сносный рисунок. Устройство помещается в небольшой чехольчик, его можно просто бросить в сумку, весит как смартфон — и главное, как смартфоны, сделалось модным гаджетом. Кому и зачем нужно в эпоху электронных гаджетов и собственно смартфонов рисовать каранадашом по бумаге? Лучше всего на этот вопрос отвечает сам Гарсия, хотя, по его словам, он сам не осознавал важности этого явления до того, как столкнулся со шквальным успехом своего аппарата.
Зачем мы рисуем? Больше 20 лет назад Пабло Гарсия задался более общим вопросом, для молодого человека, впрочем, естественным: что такое реальность? Как студенту-архитектору, ему приходилось развить навык чтения чертежа, мысленного превращения набора сечений, то есть виртуального, в трехмерное здание, то есть в реальное. Гарсия видел что-то неуловимое и вместе с тем манящее в том, что между реальным и виртуальным есть связь, которую мы умеем устанавливать. «Я подумал: если мы окружаем себя бесконечным набором двухмерных виртуальных изображений, на экране, на бумаге и собственно на сетчатке, что же тогда на самом деле реальность?» — вспоминает Гарсия начало своего поиска. «Я подумал: если я изучу все виды и категории виртуального, я пойму, что же такое реальность». И погрузился в историю изображений.
Главные способы создания двухмерного эрзаца трехмерной вещи предлагает сама природа: это тень и отражение. Ребенок всегда с радостью открывает для себя оба этих чуда, никогда не бывает ими обманут (легко отличает реальное от виртуального), но подолгу играет с результатом. Уже римляне обводили тень человека для создания портрета: есть известное предание о том, как, провожая любовника на войну, женщина обводит углем на стене его силуэт, чтобы оставить при себе дорогой образ.
С тех пор люди создали множество рисовальных машин: пантограф, перспектограф, camera obscura, и вот еще camera lucida. Британский художник Дэвид Хокни 10 лет назад даже выступил с конспирологической теорией, будто именно рисовальные машины были секретным инструментом успеха художников прошлого, которые могли передавать натуру с невероятной точностью.
Пабло Гарсия собрал целую коллекцию старинных рисовальных аппаратов. Их еще можно найти, но они очень дороги, как любой антиквариат. Проект Neolucida — это социальный эксперимент-реконструкция: Гарсия и Левин захотели дать аппарат в руки большому количеству студентов, чтобы те могли сами порисовать и решить, прав ли Хокни (решили, что прав). Но эксперимент получился гораздо шире: Neolucida породила целое всемирное сообщество. Люди рисуют и выкладывают рисунки онлайн (один энтузиаст — в день по рисунку, и твитит их); придумывают новые аксессуары (макронасадки, стеклышки для затенения), способы рисовать при помощи Neolucida на iPad, и, наоборот, перерисовывать на бумаге экран лэптопа. Рисуют ученые и технологи, начинающие и профессионалы, пожилые и дети.
«Фотоснимок ни в коем случае не является суррогатом памяти, — уверен Гарсия. — Наоборот: снял — и забыл. У рисунка осталась ключевая роль, как у средства установить связь между рукой и головой. Эта связь порождает удивительную нейронную прошивку. Я всегда запоминаю те здания, которые нарисовал, и никогда не помню те, что сфотографировал».
Зоологи, которые рисуют открытых ими жуков или связки, впервые найденные ими в стопе лемуров, говорят еще вот о чем: рисунок — это интеллектуальный продукт, протокол исследования объекта, у которого ты все подергал и потрогал, понял, как работает, — и транслируешь это на бумаге. Поэтому рисунок — это схема, он доносит идею объекта. Рисунок субъективнее, но и в определенном смысле точнее, чем фото.
И потом, все же хотят научиться летать. Ровно это ощущение возникает, когда ты за несколько минут создаешь точный рисунок. Мы с Гарсией видели, как сотни людей прошли через шатер Политехнического музея на «Пикнике Афиши», мужчины и женщины, трезвые и не очень, всех возрастов и разных уровней рисовального умения. Почти все они овладевали техникой рисования Neolucida — и всякий раз момент озарения, понимания, как эта штука работает, сопровождался мощным «вау-высказыванием». Правда, одна женщина (очень заботившаяся о том, чтобы ее молодая подруга как следует порисовала с этой странной штукой) на наше предложение порисовать самой отказалась, оставив в сувенир цитату дня: «Спасибо, но недавно я перенесла операцию на глазах, так что пока не буду рисковать!»
Когда Пабло давал мастер-класс на Валдае, в палаточном лагере ЦЛП для детей с нарушениями развития (научилась одна крошечная шестилетняя девочка, родившаяся недоношенной — надо было видеть выражение ее лица, когда она показывала нам совершенно профессионального вида рисунок с машинкой), одна из рисовальщиц заметила: третий рисунок получился у нее быстрее и лучше, чем первый. «Тут интереснее другое, — говорит Гарсия. — Чем больше ты пользуешься аппаратом, тем меньше он тебе нужен». Аппарат — не только подмога, но и тренажер. «Аппарат как-то прокачивает координацию глаза и руки», — поддержал один из рисовавших с нами родителей. «Вскоре ты используешь его только, чтобы быстро набросать основные черты лица или пропорции на натюрморте, чтобы потом закончить рисунок уже самостоятельно», — говорит Гарсия и тут же начинает рисовать валдайский лес. «Я верю в гипотезу Хокни, — рассуждает профессор. — Я думаю, что живописцы могли пользоваться аппаратами очень мимолетно, так, что клиенты не успевали это заметить, чтобы получить набросок. Был смысл держать технологию в секрете, ведь она напрямую влияла на заработок, потому что позволяла рисовать быстрее, больше, лучше».
Не все разделяют это мнение, но ясно одно: рисунок как уникальный вид отношений с реальностью привлекателен и в XXI веке. И, как в случае с любой сложной для координации деятельностью, рисунок порождает потребность в гаджете для тренировки и облегчения задачи. Щурясь в заоконный сумрак в коридоре поезда Москва — Бологое, глядя, как на занавеске пляшут проекции предзакатных теней, Гарсия говорит: «Мы создавали виртуальное очень, очень долгое время — наверное, всегда. Мы проводим столько времени перед экраном телевизора — и считаем это злом, но на самом деле мы всегда хотели делать именно это. В этом занятии есть что-то очень человеческое — и в этом его красота». Помолчав, он добавляет: «Правда, я пока так и не понял, что такое реальность. But it’s okay».