— Вы — писатель?

— Нет! — твердо ответила я, глядя прямо на мою посетительницу. — Я — возрастной психолог. Можно еще сказать «семейный психолог».

— Но вы же иногда пишете книжки! — настаивала она.

— Это мое хобби, — сообщила я. — Ну вот как некоторые в свободное время спичечные этикетки собирают или на горных лыжах катаются.

У девочки были гладкие, обесцвеченные какой-то современной разновидностью перекиси водорода волосы, губы в помаде цвета пионерского галстука и аккуратно прорисованные обводкой маленькие, чуть раскосые глазки.

Я ее элементарно боялась. Боялась, что сейчас она достанет из сумки пачку листов и представит мне свои рассказы или, еще того хуже, стихи. Что я тогда буду делать? Ведь мне же придется их читать, а потом еще и говорить о них с автором!

Последняя по счету юная поэтесса, которая ко мне приходила в длинной черной юбке и черных шнурованных ботинках, писала исключительно о философии и эстетике суицида (с ее точки зрения неизбежного для любого думающего и чувствующего человека). Из всего ее творческого наследия (лежащего где-то у меня в шкафу) мне запомнились две строчки:

«Пойду и выброшусь в окошко,

По мне заплачет только кошка…»

— Психолог я! Работаю с разными семейными проблемами, — повторила я и сама услышала в своем голосе умоляющие нотки.

— Что-то не так? — с милой проницательностью спросила девочка.

Я решила быть честной.

— Ага, — сказала я. — Я боюсь, что ты принесла мне какие-нибудь свои рассказы или стихи, а я совершенно ничего в подростковом творчестве, да и вообще в стихах не понимаю. Как взрослому человеку, они обычно кажутся мне глуповатыми, но как психолог, я должна буду искать в них какие-то достоинства, чтобы случайно не обрушить твою самооценку…

— Да нет же, не бойтесь! — рассмеялась девочка. — Я совсем не об этом пришла…

— Правда? Вот хорошо… — я вздохнула  облегчением, но тут же подозрительно поинтересовалась: — А чего тогда про писателей спрашиваешь?

— Да дело в том, что у меня очень литературная семья, и меня это в последнее время прямо вот сильно достает…

— Вот как? — оживилась я. — Это уже по моей части. Давай, расскажи подробнее.

Девочку звали Варвара, и ей недавно исполнилось 15 лет. У нее была полная и вполне благополучная семья: мама, папа, бабушка, два младших брата-погодка, да еще и взрослая  сводная сестра Лиля (от первого брака отца), которая часто приходила в гости к отцу и бабушке со своим маленьким сыном и охотно общалась с Варей и братьями.

Бабушка писала мемуары. Она помнила войну и описывала ее и свое детство в коммунальной квартире очень подробно. Бабушка говорила, что тогда в жизни людей было очень много радости, несмотря на все трудности. А теперь она (радость) практически утрачена из-за избытка всего. Варя в общем-то верила бабушке, но когда она по вечерам читала внукам написанные ею куски, у девочки почему-то начинали болеть сначала зубы, а потом голова. У бабушки была интересная теория о том, зачем человеку дана старость. Якобы в это время человек должен пересмотреть всю прожитую им раньше жизнь и не только осмыслить, но и подредактировать ее, убрать скучное и второстепенное, выделить и усилить наиболее  значимые (красивые, драматичные и т. д.) моменты, выровнять сюжет и как бы превратить прожитую им жизнь в законченное художественное произведение. Это вообще такая главная задача у каждого человека — сделать свою жизнь законченным, увлекательным романом. С трагедиями, комедиями, находками, разочарованиями и со всеми прочими делами. Мемуары помогали бабушке выполнить эту важнейшую миссию.

— Понимаете, бабушка хотя и атеистка (она раньше коммунисткой была, у нее и сейчас партбилет в коробочке лежит), — объясняла мне Варя. — Но она как будто бы думает, что потом вот это ее произведение — типа подредактированная в роман жизнь — надо будет куда-то кому-то сдать, как сочинение в конце урока.

— Очень интересно, — признала я. — А оценки ставить будут?

— Не знаю, — вздохнула Варя. — Но, кажется, все-таки нет. Кажется, бабушкино Оно с помощью нас просто информацию о мире собирает. Ну или перестраивает что-то по ходу дела.

Папа Вари считает, что бабушка со своими теориями слегка выжила из ума. Он подполковник, сейчас демобилизовался, работает для заработка в консалтинговой фирме, делающей неизвестно что (папино определение), а для души пишет романы в серию издательства «Эксмо» «Спецназ ГРУ — надежда Отечества».

— Твой папа — крутой! — искренне улыбнулась я.

— Ничего подобного, — вздохнула Варя. — Его в школе били, и он всего боится, когда к нам водопроводчики приходят, с ними мама или бабушка разговаривают, а папа в дальней комнате прячется. Он и в военное училище-то пошел, чтобы бороться со своими комплексами. Увы, не поборол. Им сначала бабушка командовала, потом первая жена, теперь — моя мама… Про его романы понятно? Я честно старалась, но ни одного  до конца дочитать не смогла. Женька (старший из братьев) один («Смерть «Черной анаконды») все-таки прочитал, теперь он у папы любимчик.

Мама Вари ведет блог в интернете. Там она рассказывает, как быть хорошей матерью троих детей. Подробно описывает, как правильно готовить обед на большую семью, как определить детей в правильные кружки и выбрать правильную школу, как их занять, чтобы они не сидели постоянно за компьютером, как лечить аллергию, как приучать детей к работе по дому и вообще к труду, как выкроить время на поход с мужем в кино и посещение косметического салона, как строить отношения со свекровью, как разговаривать с детьми о важном…

— Я с ней теперь вообще ни о чем говорить не могу и не хочу! — раздраженно воскликнула Варя. — Бабушка это называет: «Утром в газете — вечером в куплете». Я пробовала скандалить: не хочу, чтобы ты делала из нас пряничную семейку на потеху публике! Не хочу, чтобы то, что я тебе рассказала о своей жизни, о своих мыслях и чувствах, какие-то чужие люди обсуждали! Тут меня Женька и даже папа поддержали. Но маме это все равно. Она говорит: никаких интимных подробностей я не раскрываю. Но вы же сами видите: то, что я делаю, нужно людям, у меня семьсот подписчиков!

— Тоже, как и бабушка, «сдает» свою подредактированную жизнь как сочинение? Только прямо в процессе, не дожидаясь ее окончания?

— Получается вроде того, — ухмыльнулась Варя.

Варина сводная сестра пишет рассказы, в которых много мартини, акварельных сумерек, слов, написанных пальцем на запотевшем стекле, любви, разочарования и тоненьких пахитосок.

— У нее муж шофер, а сама она парикмахер в салоне в Купчино, — объяснила Варя. — Они с бабушкой очень дружат. Бабушка ее рассказы хвалит, но говорит, что надо больше реализма. А Лиля говорит, что если она будет писать о перхоти своих клиентов, о приготовлении борща для мужа, или как у ребенка сопельки клизмочкой отсасывать, как моя мама, так тут она сразу и рехнется. Но на самом деле она маме завидует, потому что у нее много подписчиков, а Лилины рассказы почти никто не читает, и только три отзыва написали, да и то один ругательный.

— И что ж мы имеем с гуся? — спросила я, когда обсуждение литературной семьи было закончено.

— Да я вот прямо сейчас поняла, что я сама, наверное, такая же, как они все, — вздохнула Варя.

— Ну, это невозможно хотя бы потому, что они все разные, — возразила я.

— Да, конечно. Но я, кажется, тоже думаю, что «сочинение» придется «сдавать». И мне страшно и неуютно. Может, мне в церковь сходить?

— Сходи, если хочется. Но, может быть, на старте лучше подумать о том, что написать в сочинении, чтобы потом, в старости, меньше редактировать пришлось?

— Да! Да! Мне уже пятнадцать, но я, представляете, вот совсем-совсем не понимаю, кем я хочу быть, чем заниматься!

Дальше у нас с Варей была совершенно нормальная и достаточно конструктивная беседа по профориентации, и в конце ее мы даже наметили кое-какие конкретные шаги.

Уже совсем уходя, девушка вдруг обернулась и лукаво блеснула накрашенными глазками:

— А ведь вы были правы!

— Ну разумеется! Но в чем именно я была права на этот раз?

— Я принесла стихи и два рассказа. Вот они здесь, в сумке… Не пугайтесь, я их вам не оставлю.

— Но, может быть, вдруг — чудо?! — тоном булгаковского Мастера воскликнула я. — Скажи, Варя, у тебя хорошие стихи? О чем они?

— Плохие. В основном о том, что жизнь бессмысленна, а любовь всегда умирает, — улыбнулась девушка. — Все ж таки я из литературной семьи… Но я правда рада, что мы с вами поговорили.

—  Я тоже, — улыбнулась в ответ я.

Я и вправду была рада. А над теорией Вариной бабушки думала до прихода следующего клиента и еще немного по дороге домой. Может быть, мы все пишем свое уникальное сочинение, редактируем сюжет в своих воспоминаниях, а потом сдаем его в общую копилку?