Не сразу, но я ее все-таки вспомнила. За три прошедших года девочка Людмила очень вытянулась, постройнела и, несомненно, похорошела. Была такая полненькая, круглолицая, спокойно-простодушная, гладко причесанная. Проблема, с которой тогда приходили вместе с мамой, более чем приземленная: вдруг год назад, иногда, особенно когда заиграется с подружками или если очень устала и крепко спит — энурез, дневной или ночной. Немножко, но неприятно, конечно, ведь девочке шел уже двенадцатый год. Урологи и нефрологи ничего своего не находили, даже невролог ничего толком не увидел, хотя, конечно, какими-то дежурными таблеточками отметился. Забрели ко мне. Я, в отличие от невролога, предположила в гладенькой Людочке мятущуюся и весьма внушаемую (мать по случаю пожаловалась, что подружки «водят ее на веревочке») предподростковую душу. Очень уверенно, с максимально возможной для себя суггестивностью сказала девочке, что все пройдет, ведь это (очень по-разному у всех) идет такая плановая настройка и отладка организма перед началом женского функционирования. Честно заметила, что встречала уже такие случаи и все наладилось. Кажется, тогда проблема действительно быстро решилась, но теперь Люда ее не называла, подчеркивая наше знакомство, но одновременно дипломатично обходя неромантический повод, из-за которого мы с ней когда-то познакомились.

Нынешняя Людмила была вся в бигудевых кудрях, нервических жестах, запудренных прыщах, волнении и тайне.

«Наверное, любовь», — предположила я, настраиваясь на лирическую волну.

— Не помню, не помню, — сказала, решив позабыть пока про энурез и начать с чистого листа. — Но это и не важно. Давай, рассказывай, что случилось сейчас.

— У меня все нормально и ничего не случилось, — подняла бровки девушка. — Я пришла просто с вами поговорить.

— Хорошо, — тут же согласилась я. — Тогда давай поговорим. А о чем?

— Меня вот очень волнует одна тема, — оживилась Людмила. — А с родителями и даже подружками поговорить не получается. Мы вот в школе по литературе проходим, и я еще сама в книжках читала… Девичья честь, честь девушки — она вообще есть? Или это вообще так, устаревшее уже понятие? Что вы думаете?

Если честно, то я думала приблизительно так: романтическая любовь тебе, ага, как же, дождешься! Если уж она сама в одиночку пришла к знакомому психологу и литературно-кучеряво начала речь с девичьей чести, то тут либо наличествующий секс (что более-менее нормально, хотя и рановато. Значит, обязательно поговорить о противозачаточных средствах и о психологических преимуществах полноценного прохождения этапа платонической любви), либо уже беременность и тогда… В моей голове замелькали возможные последовательности действий и возможные реакции родителей Люды, с которыми дочери «ну никак невозможно об этом поговорить»…

Представляете, как я удивилась, когда через некоторое время обнаружилось, что у Людиного желания нет абсолютно никакого «двойного дна»! Она действительно хотела разобраться с этим странным для нее понятием, которое чуть ли не на каждой странице встречалось в классической литературе и как будто бы совсем не встречалось в жизни.

— Понимаете, ведь это, кажется, еще недавно было очень важным! — увлеченно говорила Люда, и я видела, что она действительно много и не раз думала об этом. — И это не какой-то там маленький период в истории. Долго. Есть народные пословицы. Например «Береги платье снову, а честь — смолоду». Иногда оно было дороже самой жизни. И ведь не только для девушек. И у разных народов. Вот я читала «Песнь о Роланде» и там…

Постепенно успокоившись насчет подростковых беременностей, я тоже увлеклась представленной мне проблемой. Я эволюционист и люблю классификации. Поэтому, пытаясь разложить по полочкам всяческие «чести», мы начали с самого начала, которое только сумели вспомнить. Там, в начале, оказалась отнюдь не девичья, а воинская честь. Красивые истории из античности. Потом — огромный куст рыцарской чести. Честь вассала по отношению к сеньору. Сеньора — по отношению к вассалу. Может быть, это просто ответственность за других? Нет, не сходилось, ибо даже если вокруг никого нет, честь — это что-то, все равно присущее человеку того времени, какой-то его ресурс. Здесь же, в военном отсеке, я вспомнила о повсеместно распространенном (и вроде бы одобряемом на протяжении веков) обычае гибнуть, спасая то или иное знамя.

Мне всегда казалось, что жизнь человека, бойца, солдата всяко дороже — даже не из общегуманистических соображений, а прямо в воинском деле, но вся военная история была со мной явно не согласна. Тут же всплыли у нас  понятия «честь полка» и «офицерская честь», ради сохранения которой то и дело стрелялись проигравшиеся в карты российские офицеры, герои русской классической литературы. Потом мы мельком рассмотрели противоречивое понятие «воровская честь», о котором обе толком ничего не знали, кроме факта самого его существования.

Добрались наконец и до девичьей чести. Вспомнили, разумеется, «наше все», погибшее на дуэли и не написавшее еще много-много стихов и прозы ради чести своей жены. (Заодно вспомнили и автора «На смерть поэта», погибшего еще младше годами и уж и вовсе непонятно за что, но тоже как-то, по-видимому, связанного узами этой самой чести.)

Выписали на листочке слова и словосочетания, которые служили в языке описанием функционирования этого важнейшего, по всей видимости, понятия:

— обесчестил,

— бесчестный (отличается от «нечестного») человек

— пора и честь знать

— честь имею

— бесчестье

— выполнил с честью

— чествовать

— умер(ла), но честь сохранил(а)

— погиб с честью

— порушенная честь

— бесчестный поступок

— потерял честь

— честь моей страны

— честь класса

Получалось: честь — это нечто, имманентно присущее человеку (мужчине и женщине, молодому и старому) или группе людей. Какая-то важная составная часть личности, человечности (никакого упоминания чести у животных мы вспомнить не сумели). Ее нужно бережно хранить и опасаться потерять. У девушки честь почему-то связана с первым половым актом или чем-то рядом. У мужчины — с общественным (преимущественно иерархическим) функционированием. С чем связана честь учебного класса или тем более страны, мы сформулировать не сумели. Потерять честь можно очень разными способами. Потеря чести ведет к бесчестью — опасному и малопочтенному состоянию.

В античности — важно. В средневековье — очень важно. В 19-м веке — весьма важно. В своем детстве, в веке двадцатом я много слышала о «чести нашей Родины», хотя уже и не помню толком, в каком контексте это говорилось.

А сейчас?

— Вы можете вообразить себе разговор между двумя современными молодыми людьми, в котором естественно употреблялось бы слово, понятие «честь»? — спросила меня Людмила.

Я честно задумалась. Мне ничего не приходило в голову.

Потом (очень не сразу, ибо это очень далеко от меня) вспомнила:

— Спорт! Точно — в моем детстве, но, кажется, и сейчас  про спорт и спортсменов так говорят по радио и телевизору: «Наша команда отстояла честь своей страны в таком-то чемпионате».

— Да, говорят, правда, — согласилась Люда, и мы пополнили нашу копилку понятием «спортивной чести».

Но, кроме спорта, что же еще? Мы с Людой не смогли сообразить и даже немного растерялись. Получается, это важное, по цене сравнимое с жизнью понятие, абсолютно ясное для множества поколений наших предков — оно что же, теперь совсем умерло? Перестало быть нужным? Устарело? У нас больше нет чести? Или что-то появилось взамен?

Что вы думаете о происхождении, об эволюции чести, о чести сегодня, уважаемые читатели? Доводилось ли вам самим оперировать этим понятием в своей жизненной практике? Если да, то в каком контексте? Мы с Людмилой с интересом ждем ваших мнений.