Осужденная участница панк-группы Pussy Riot Надежда Толоконникова направлена в исправительную колонию номер 2 в чувашском городе Алатырь. Об этом сообщает «Лента.ру» со ссылкой на мужа Толоконниковой Петра Верзилова. По данным чувашской Общественной наблюдательной комиссии, в колонию она пока не доставлена. Верзилов заявил, что Надежда Толоконникова сейчас может находиться  в одном из трех СИЗО — в Саранске, Рузаевке или в Торбеево. Перевод Надежды Толоконниковой также подтвердил Павел Чиков.

По словам Петра Верзилова, вопреки заявлению ФСИН от 21 октября, Надежду Толоконникову вывезли за пределы Мордовии, она до вечера того дня находилась в ИК-18 мордовского поселка Потьма. Лишь около 19 часов ее в сопровождении оперативных сотрудников повезли в Чувашию на автомобиле.

Несколькими днями ранее Надежду Толоконникову этапировали из тюремной больницы обратно в колонию ИК-14, несмотря на требование активистки перевести ее в другое учреждение. В связи с этим она заявила о возобновлении голодовки и пообещала не прекращать ее до перевода в другое исправительное учреждение. 21 октября адвокат Надежды Толоконниковой Ирина Хрунова заявила о том, что ее подзащитная пропала во время этапа.

На сайте алатырской колонии ИК-2 сообщается, что в колонии налажено швейное производство. В новой для Толоконниковой колонии шьют форму для полицейских, сотрудников ФСИН и судебных приставов.

«Сноб» нашел отзывы о колонии, куда направляется Надежда Толоконникова.

«Мало там людей. Все змеи! — пишет бывшая заключенная на закрытом форуме. — Да перевернется там Земля! Однажды кто-нибудь заинтересуется всерьез разобрать этот лагерный мусор и наведет там порядок, очень надеюсь. С женщинами так нельзя обращаться! Самый отстойный сотрудник в первую очередь это начальник Александр Ильницкий, даже самих легавых от него тошнит».

«Нас, на общих условиях содержания, не трогали физически, но всегда пытались какими-то извилистыми ходами подколоть, унизить, оскорбить, — рассказывает политзаключенная Алена Горячева, отсидевшая в Алатыре три года. — Самое ужасное, что никто не может ничего им сказать — каждый опасается за себя, за свою дальнейшую судьбу, каждый хочет домой и как можно раньше. Это женщины... Если человек 20 наберется из всей зоны (1000 человек), которые могут сказать что-то, то этого все равно слишком мало. Остальные будут молчать и мириться с тем, что есть. В этом плане там все очень тяжело...»