Артемий Троицкий, музыкальный критик:

В первую очередь я себя считаю обитателем планеты Земля, во вторую очередь — европейцем, в третью — россиянином, в четвертую очередь — уроженцем Ярославля, а в пятую — проживающим в Москве. Что касается российской идентичности, то для меня важнее всего моя принадлежность к ареалу русской культуры и русского языка.

Захар Прилепин, писатель:

Российская идентичность строится на воспоминаниях о том, что когда-то мы были евразийской бандой сверхлюдей. Теперь эти воспоминания люди разделили на свои собственные. Татары, русские, мордва, интеллигенция, народ, либералы, патриоты — у каждого народа, каждой страты какая-то своя мифология, и она построена на общей мифологии, которая раньше имелась у государства. Мы живем не как граждане, не как представители какой-то нации — мы живем как люди, связанные кое-какими воспоминаниями и черным налом. Черный нал — реальная основа нашего существования. Мы все так или иначе повязаны большими и достаточно лживыми многовекторными финансовыми манипуляциями.

Если отвечать искренне, прямо и патетично на вопрос о том, как я себя определяю, то я русский православный патриот. А если нужно уточнение, то я красно-коричневый мракобес и антилиберал. В этом, конечно, есть элемент иронии, но уж коли другие привыкли так ко мне относиться — я не против.

Средний класс сначала называли будущим страны. На моей памяти так себя называли миллионеры, причем не рублевые, а долларовые, требуя, чтобы их освободили от всех налогов. А средний класс как таковой — средний бизнес, лавочники со средним доходом — он как-то не сложился. У нас все по сути лавочники, не поголовно, но в целом. Весь малый бизнес встроен в большой. Никто не заметил, что один большой капиталист в лице Советского Союза поделился на пять-семь капиталистов, которые по-прежнему всем владеют: средствами массовой информации, холодильниками, водкой, заводами. Не получилось либерального рая с конкуренцией и взаимопомощью потребителей. Мы живем в новом варианте государственного капитализма, в котором не может быть среднего класса. Государство всех назначает кем-то быть: одних — пиарщиками, других — управленцами нефтяных компаний.

Герман Стерлигов, предприниматель:

У россиян не может быть идентичности, это невозможно. Идентичность бывает на основе чего-то, вокруг какого-то стержня объединяются люди. Это, как правило, вероисповедание и национальные моменты. Я себя считаю православным христианином, им и являюсь. Популярное самоопределение «средний класс» на понятийном уровне — это люди, у которых есть немножко денег.

Александр Архангельский, литературовед, телеведущий:

Проблема в том, что Россия образовалась как новое государство не так давно. Она имеет древнюю историю, из-за которой мы готовы выйти на баррикады, и государство считает необходимым выстраивать единую историческую концепцию через школы и так далее. Но при этом мы плохо понимаем, что новые границы, новые задачи, новые взаимоотношения с миром — это не просто новый виток в истории, а другая задача, которая стоит перед исторической нацией. Она должна заново сформироваться. Да, опираясь на древние традиции, да, поддерживая и сохраняя неформальные институты, мы должны становиться новой гражданской нацией. Мы в процессе. Поиск идентичности идет. Он идет ни шатко ни валко, хотя, может, оно и хорошо, потому что после распада империи ближайшая склеивающая субстанция — это национализм, технически. Россия все-таки в национальную истерику пока не впала. Она впала в социально-политическую истерику в связи с мигрантами, но пока она еще не выбрала для себя путь разбегания по национальным квартирам. Идет нащупывание социальной идентичности, вторичной по отношению к которой будет идентичность этническая. Но это долгий процесс, мы еще и четверти пути не прошли.