В школьные и ранние студенческие годы я ходил в видеоклуб, который вел в моем родном Воронеже киновед Сталь Пензин. Я до сих пор часто вспоминаю, как замечательно Сталь Никанорович говорил: «Вадик, искусство — не математика, в кино нет линеек, которыми можно измерить фильм». Опросы кинокритиков — тому подтверждение, изучая их, слабый рассудок может и повредиться: про один и тот же фильм кто-то скажет «шедевр», другой тут же смешает с грязью. Тем не менее бывают и исключения. Можно никому не доверять, но сравнивать мнения дико увлекательно.

В последний день Каннского фестиваля я решил провернуть то, что делают в последнем номере ежедневника фестиваля в Локарно: попросить критиков назвать самые важные события феста. Вот что думают те эксперты, к которым обратился я (включая меня самого).

Евгений Гусятинский:  Лучшее — «Жизнь Адели». Эта картина сражает своей безграничной чувственностью, уже немыслимой в кино о чувствах. А главное, это кино о чувствах, которые предшествуют словам, если вообще не отменяют их. Вот где кинематографический прорыв Кешиша. Большой любитель цитировать в своих фильмах литературных классиков (в «Жизни Адели» среди прочих обсуждают Мариво, Сартра), он делает это лишь для того, чтобы прорваться туда, где слова — они же концепты, они же идеология, они же стереотипы/предрассудки — теряют свою власть, обнаруживают свое бессилие и прямо на глазах отшелушиваются от бурлящей под ними реальности. Как еще, если не так, можно снять истинное кино о первой — неведомой, еще не названной — любви?

Поэтому язык не поворачивается назвать «Жизнь Адели» фильмом о лесбиянках, а его героинь — представителями сексуальных меньшинств. Никакого меньшинства, как и большинства, не существует. Есть Адель и есть Эмма — две стихии, два потока, два мира. И есть то, что происходит между ними. Всё. Всё остальное — литература, книжки, политика — тоже важные, только постепенно и незаметно оказывающиеся на периферии кадра.

Кешиш использует лишь крупные мазки, но достигает при этом невиданной тонкости рисунка. И еще: этот рисунок любви (а также судьбы, одиночества, страха, смирения...) выглядит так, будто рожден, складывается, вьется сам по себе — бурно, непредсказуемо, подчиняясь лишь собственной воле, которая сильнее и воли влюбленных (то есть героев фильма) и даже, кажется, воли автора.
Худшее — «Только Бог простит».

Как всегда, в конкурсе было много номенклатурного балласта — от карикатурного до неловкости Деплешена до, как выяснилось, несколько переоцененного Джеймса Грея. Но всех превзошел датчанин Рефн со своим старательным  клипом в стиле «дискотека 90-х для тех, кто не в курсе, что такое девяностые», в котором нет ничего, кроме неоновых вспышек, анилиновых цветов, дизайна интерьеров и пригламуренного насилия. Воистину, такое только бог простит. Саундтрек, впрочем, отличный.

Антон Долин: Самым важным событием фестиваля в масштабе истории кинематографа был, как это ни банально, тот миг, когда Стивен Спилберг объявил о победе «Жизни Адели» — фильма сенсационного самого по себе, но отныне сенсационного вдвойне.

Лично же для меня не было ничего важнее встречи с гениальным Клодом Ланцманом: страшно накричав на предыдущего интервьюера (милейшую даму из Австралии), он напугал меня до полусмерти, а потом, уже во время моего интервью, осыпал комплиментами, из которых главный звучал особенно лестно: «У тебя, по меньшей мере, есть мозг».  

Ужасных событий на фестивале не было, если не считать чудовищной погоды, заставившей меня дважды покупать у чернокожих дилеров зонты, — правда, в обоих случаях удалось сторговаться на пять евро за зонт.

Мария Кувшинова:  В этом году особенно поражали и восхищали внутренние рифмы внутри конкурса — это была вершина каннского программирования, когда много разных фильмов сливаются в один цельный, незабываемый опыт, который, конечно же, нельзя повторить, если просто смотреть эти фильмы в прокате. Темы, перетекавшие из фильма в фильм: отчуждение тела, торговля телом в самых разных аспектах, взаимное притяжение и отторжение молодости и старости, недолговечность чувств и нестираемые следы, которые они оставляют. Конкурсные картины, которые вписались в это полотно: «Всего 17» Франсуа Озона, «За канделябрами» Стивена Содерберга, «Большая красота» Паоло Соррентино, «Выживут только влюбленные» Джармуша, «Иммигрантка» Джеймса Грея, «Небраска» Александра Пейна. Что до «Истории Адель», то это великий фильм, и уже многие отреагировали на его победу словами: «Я счастлив». Я тоже счастлива.

Быть в Каннах и работать здесь — слишком большая привилегия, чтобы капризничать. Канны — это счастье с первой минуты до последней.

Камила Мамадназарбекова: Канн отличается от многих фестивалей тем, что очень четко, даже декларативно, дает понять, где здесь искусство. Кешиш, Бозон, Джармуш и Ланцманн (который, в отличие от другого французского классика документального кино Марселя Офюльса, оказался абсолютно в трезвом уме и здравой памяти) войдут в историю, их ждут широкие экраны, поэтому расскажу о собственных открытиях и личных впечатлениях.

1. Все, что вы боялись спросить о Ходоровском 
Отрубание рук в богоборческом (богоискательском?) слэшере Рёфна Only God Forgives имеет не только психоаналитические (эдипов комплекс), но и культурологические корни. Фильм Рёфна посвящен Алехандро Ходоровскому, герои которого («Святая кровь»), как известно, тоже любят рубить сплеча. Конкурсный фильм Рёфна подпитывает прекрасное возвращение самого Ходоровского. До «Танца реальности» знаменитый чилийский режиссер ничего не снимал более 20 лет. В сюрреалистической истории семьи Ходоровского его сын Бронтис играет его отца (своего деда) Хаимэ Ходоровского. А жена Хаимэ Сара (мама Х.) поет оперные арии про своего отца (деда Х.), белокурого русского танцовщика, который случайно сгорел в бочке спирта, после чего она вышла замуж за пожарника-сталиниста. Ирония по отношению к собственному творчеству и политической истории ХХ века, бульдозером прошедшейся по его родителям, спасает этот фильм. Еще там есть прекрасные безрукие калеки и карлик. 

В пару к фильму Ходоровского в «Двухнедельнике» показали довольно традиционную документалку Франка Павича «”Дюна” Ходоровского» про культ, возникший по обе стороны океана вокруг несостоявшейся мегаломанской экранизации сай-фай-библии Франка Герберта. В начале фильма Рёфн говорит, что, если бы Ходоровскому удалось закончить «Дюну», это изменило бы всю индустрию блокбастеров: вместо Люка Скайуокера дети играли бы в мальчика-медиума Пола, наследника империи Артридов, а австрийский художник Гигер стал бы знаменит не дизайном Чужого, а эскизами замка барона Аркона с планеты Аркон, воплощающего зло. Закольцовывает историю еще тот факт, что Пола должен был сыграть 12-летний Бронтис, которого отец очень серьезно готовил к этой роли и которому пришлось подождать 38 лет. 

2. Много насилия не всегда хорошо 
Из года в год журналисты жалуются на очереди, дождь, холод (или жару), нелюбезность агентов из пресс-службы, с которой невозможно согласовать ни одно интервью. И все равно приезжают сюда вновь и вновь в надежде на безумные мазохистские каникулы. С приятелем из Cahiers мы развлекались составлением топов — самых ужасных, самых скучных и самых жестоких фильмов этого года. Во всех номинациях победил мексиканский конкурсный триллер Heli. Дуло танка, направленное в дверь бедняцкой лачуги, онемевшая от сексуальной травмы 14-летняя девочка, поджигание гениталий — все это слабо скреплено с претенциозной криминальной драмой про кокаин. Но именно этому фильму жюри Стивена Спилберга выдало режиссерский приз! Но самое ужасное, что фестиваль закончился, как смена в пионерском лагере, и пора ехать домой.

Алексей Медведев: Самое важное, более того, единственно важное — это, конечно «Жизнь Адели» Абделя Кешиша. Слава Богу, что каждый год в Каннах по-прежнему происходят чудеса и появляются фильмы, в которых есть жизнь, смысл и искусство. Было еще две-три картины, на которые стоит обратить внимание, и, прежде всего, это «Танец реальности» 84-летнего Алехандро Ходоровского, но даже рядом с этой несомненной удачей «Адель» — это гость с другой планеты, откровение и подарок.

Самое ужасное — это «Бог простит» Николаса Виндинга Рефна. Не хочу даже слов тратить на эту дрянь. 

Борис Нелепо: Самое важное. Меня ожидаемо потрясли мои любимые режиссеры – Лав Диас и Джеймс Грэй, но все же я не буду оригинальничать. По-моему весь смысл Канн-2013 и конкурса был в том, чтобы показать «Выживут только любовники» Джима Джармуша. Для меня это был сюрприз вдвойне, поскольку я совсем не ждал этот фильм.
Самое ужасное. «Ублюдки» Клэр Дени. Были, конечно, фильмы хуже, но какой-нибудь Франсуа Озон меня совершенно не волнует, а Клер Дени я очень люблю. И вдруг на экране показывают обглоданные кости кинематографа. Очень грустно.

Вадим Рутковский: Как и в прошлом году, когда жюри прокатило «Святые моторы», лучший фильм конкурса остался без наград. «Выживут только любовники» Джима Джармуша, включенные в конкурс в последний момент и неудачно поставленные в расписании на предпоследний день. Вампирская сказка о любви, воспоминаниях и старых пластинках, где крутящийся винил уподобляется гипнотическому кругу; настоящий рокенрол, кино, внутри которого хочется оказаться.

Худший фильм — «Ублюдки» Клэр Дени, патологическая и дурацкая история, поклонники которой вспоминают Фолкнера только на том основании, что героиню Лолы Кретон трахают кукурузой.

Стас Тыркин: Самое важное, безусловно, показ фильма Кешиша «Жизнь Адели». Уникальное, штучное, универсальное, тончайшим образом выделанное, социально-психологическое, какое угодно,  стопроцентное кино о любви как жизненной катастрофе, взрослении, потере жизни, обретении жизни — с персонажами из плоти и крови, до которых, кажется, еще чуть-чуть и можно коснуться рукой. Было и еще несколько очень достойных и/или по-своему интересных фильмов — Коре-Эды, Коэнов, Джармуша, Соррентино, Эскаланте +  упоительный совместный труд Содерберга и Майкла Дугласа, проходящий для меня по разряду «чистое удовольствие».  

Совсем чего-то запредельно ужасного в конкурсе, в общем, и не было, хотя в большом количестве присутствовали картины, которые я бы отнес к роскошному, престижному, типично каннскому балласту (здесь и новый Озон, и Деплешен, и Грей, и Пейн, и Бруни-Тедески), но среди раздосадовавших меня фильмов — глинобитный примитив «Григри» М. С. Харуна, не сумевшего поведать мне ничего даже о жизни в республике Чад, не говоря уж о выходе на какие-то универсальные обобщения, и эстетское ничто Рефна, которому, впрочем, многое можно простить за то, что он наконец-то дал вкусную роль прекрасной Кристин Скотт Томас.

Ольга Шакина: Самым мерзким на этом фестивале, вне сомнения, были две плоские агитки из «Особого взгляда» — пропалестинская («Омар») и черно-расистская («Станция Фрутвэйл»), обе не оставшиеся без призов — о, европейские леваки, как однобоки ваши взгляды. А самым крутым — два фильма о том, что надо держаться, несмотря ни на что: если у тебя украли проект всей твоей жизни («”Дюна” Ходоровского») или если яхта затонула, на горизонте шторм, а под надувным плотом кружат акулы (внеконкурсное «Все пропало» с Робертом Редфордом). Для меня, по прилете в Канны оставшейся без чемодана и оплакивавшей его содержимое, это было важным напоминанием о том, как достойно мириться с потерей. Ну и сцена из «Небраски» Александра Пэйна, в которой отец с сыном ищут вставную челюсть на железнодорожных путях.

 

Читайте по теме:

Вадим Рутковский: Под сенью девушек в цвету. Официальные итоги Каннского фестиваля