Вадим Рутковский: Девичьи губы и стариковская оргия: Каннский фестиваль бросает в крайности
Фестиваль близится к финишу, можно строить прогнозы. Сомнительных фильмов уйма, но и шедевры тоже есть
Кадр из фильма «Майор»
Кадр из фильма «Майор»
Кадр из фильма «Майор»
Первые итоги уже подведены: закрылась ориентированная на дебюты и вторые фильмы программа «Неделя критики», в которой участвовал российский «Майор» Юрия Быкова. Возможно, отборщиков привлекла провокационная социальность картины: заглавный герой, замначальника УВД небольшого города, торопится к жене в роддом и насмерть сбивает мальчишку. Чтобы замять преступление, коллеги-менты (самого безжалостного и радикального играет сам режиссер) открывают охоту на семью погибшего ребенка, а заодно и свидетелей-соучастников из числа своих же сослуживцев. Социальные обличения органично перерастают в гиньоль, и к финалу фильм выглядит крепеньким боевиком категории «Б» про плохих полицейских. Разве что утяжеленным моралистическим резонерством: «за чертой все мы звери». Забавно, что тематически «Майор» неожиданно перекликается с одним нашумевшим участником главного конкурса.
Кадр из фильма «Только Бог простит»
Кадр из фильма «Только Бог простит»
Кадр из фильма «Только Бог простит»
«Только Бог простит» датского режиссера Николаса Виндинга Рефна посвящен Алехандро Ходоровскому. Когда шесть дней назад «Двухнедельник режиссеров» показывал новый фильм 84-летнего бога сюрреализма, на сцену вместо куратора программы Эдуара Вайнтропа неожиданно поднялся Виндинг Рефн и сказал, что сейчас представит режиссера, которым когда-нибудь мечтает стать. Мечтать не вредно. Общего между Рефном и Ходо немного (разве что тяга к визионерству), и уровень таланта несопоставим: у датчанина он обратно пропорционален степени амбиций. Снятый в Таиланде «Только Бог простит» похож на извращенно эстетский комикс, в нем нет ни кадра, ни монтажной склейки в простоте, все гипертрофированно вычурно, включая идиотский (или, если говорить политкорректно, абсурдный) сюжет. В Бангкоке убит старший брат держателя притона для подпольных боев (Райан Гослинг). Смерть — расплата за другое преступление, изнасилование и убийство несовершеннолетней дочки держателя борделя. Но за дело или нет прикончили Билли, не имеет значения для его матери (Кристин Скотт Томас), прилетающей попрощаться с телом первенца и запустить кровавый маховик слабо мотивированной резни. В интервью Виндинг Рефн рассказывал о личном кризисе, выходом из которого стал фильм: жена ждала второго ребенка, беременность протекала тяжело, быстро написанный сценарий стал проекцией болезненных переживаний. В итоге зритель оказывается жертвой режиссерского произвола. Фильм — пытка для сторонников честного жанра. Этот как бы детектив и экзотический нуар раздирают самоцельные странности, медитация насилия эффектна, но невразумительна, результат — пшик. Райан Гослинг после «Драйва» стал для Виндинга Рефна талисманом, с которым режиссер не хочет экспериментировать никак: очень талантливый актер вновь изображает ангела с кровавыми крылами, невинного убийцу, лишенного каких-либо рефлексий.
Кадр из фильма «Иммигрантка»
Кадр из фильма «Иммигрантка»
Кадр из фильма «Иммигрантка»
Кадр из фильма «Михаэль Кольхаас»
Кадр из фильма «Михаэль Кольхаас»
Кадр из фильма «Михаэль Кольхаас»
Кадр из фильма «Небраска»
Кадр из фильма «Небраска»
Впрочем, я не против такой пытки: «Только Бог простит» может подбешивать, но не дает дремать. И каким бы выхолощенным ни был этот опус, все интереснее беспросветно тоскливой «Иммигрантки» Джеймса Грея (вселенскую скорбь разбавляют только короткие появления Елены Соловей в роли бандерши), гладкого костюмного фильма «Михаэль Кольхаас» (фон Клейста экранизировал Арно де Пальер, лет восемь по недоразумению числившийся в подающих надежды экспериментаторах) или «Небраски» Александра Пэйна, фильма, который до деталей можно представить, не смотря, конструктора черно-белого цвета, предсказуемого до сонного оцепенения. Этот лирический и фальшивый роуд-муви заставляет сомневаться в себе: неужели это я когда-то почти рыдал на его фильме «О Шмидте» или новелле в альманахе «Париж, я люблю тебя»? География «Небраски» устроена похоже — это сентиментальное путешествие старика, страдающего деменцией (потенциально «оскаровская» роль Брюса Дерна), за мифическим выигрышем в миллион баксов, из Монтаны в некогда родной штат, в компании сына и воспоминаний. Интересна «Небраска», лишь если рассматривать ее как вакханалию старости, поллюционный сон геронтофила: на улицах, кладбищах и в ветхих салунах — только пожилые люди, одну из немногих запоминающихся шуток — о некоей покойнице — отпускает бывшая жена странника: «Посмотрела на себя в зеркало и умерла».
Кадр из фильма «Жизнь Адель. Главы первая и вторая»
Кадр из фильма «Жизнь Адель. Главы первая и вторая»
А на другом полюсе — «Жизнь Адель. Главы первая и вторая», хроника девичьей юности, трехчасовой эпос Абдельлатифа Кешиша, второй после «Григри» реальный претендент на золото. Фильм обрывается будто на полуслове — не от режиссерской неряшливости: такой финал предполагает продолжение, которое непременно последует. Кешиш собирается превратить свою Адель в женский аналог Антуана Дуанеля, персонажа многосерийного киноцикла Франсуа Трюффо. В этом заявлении есть некоторая натяжка: Дуанель взрослел вместе с актером Жан-Пьером Лео, а актриса и тезка героини Адель Экзархопулос уже в первом фильме играет Адель в возрасте от 15 до двадцати с чем-то. Но, так или иначе, приятно думать, что мы не прощаемся с Адель навсегда: слишком она хороша для быстрого расставания. Кешиш добивается удивительного эффекта соучастия происходящему на экране без малейшей манипуляции эмоциями, оттого трехчасовой фильм пролетает на одном дыхании. Притом что событий в нем раз-два и обчелся, зато много диалогов об искусстве. Кешиш, автор «Уловки», в которой школьники репетировали пьесу Мариво, и «Кускуса и барабульки» — фильма, построенного по законам классицистской трагедии, вновь обращается к текстам Мариво и конфликту произведений эпохи классицизма — между любовью и разумом. Побеждает (на какое-то время) любовь. Фильм еще и возбуждающе эротичен, но лишен и намека на стариковское подглядывание: крупные планы спящей Адель, ее губ и сомкнутых глаз также прекрасны, как сцены секса Адель с молодой художницей Эммой (лучшая французская актриса наших дней Леа Сейду). Кешиш снимает их порнографически откровенно и живописно. Это безупречное и многомерное произведение организаторы не без иронии поставили в один день со стариковской «Небраской». Побеждает молодость!