Оказавшись за границей, где-нибудь в Европе, начинаешь задумываться о национальных приоритетах. Проще говоря: ежели цивилизация — большая ярмарка брендов, изобретений и достижений, которые рано или поздно становятся брендами, каждая страна едет на нее со своими горшками и самоварами, предлагая свой товар. И продает. А потом навсегда запоминается этим товаром. С европейскими брендами более-менее ясно. Взять, например, Англию: парламент, футбол, «Битлз», Джеймс Бонд, яичница с беконом, Шекспир, плед, Шерлок Холмс. Или французов: либерте-эгалите-фратерните, кино, коньяк, Рабле, кафе, мода, Эйфелева башня, соусы, Вольтер, устрицы, импрессионизм, сюрреализм, Фантомас, шансон.

Есть большие бренды, такие как республика или телефон. Есть средние: футбол и садизм. Есть и совсем помельче: пиво, поп-арт, борзовая охота.

Каждый день мы толчемся на ярмарке брендов. И, конечно же, мне, русскому, интересно понять и осмыслить: а что же Россия привезла на эту ярмарку? Каковы наши товары?

Навскидку: водка, Достоевский, Гагарин, автомат Калашникова, «Лебединое озеро», Кремль, Ленин-Сталин, СССР, Малевич, Эйзенштейн, балалайка.

Я сознательно не включил в этот перечень Пушкина, ибо он не конвертируем и для западного человека непонятен и загадочен. Он же — Наше Все... Как точно у Пригова о нем:

 

Во всех деревнях, уголках бы ничтожных

Я бюсты везде бы поставил его,

А вот бы стихи его я уничтожил —

Ведь образ они принижают его.

 

Нет, мировой бренд должен определяться простой идеей конвертации: водка, например, или коммунизм — можно употреблять хоть в Берлине, хоть в Камбодже. Малевич, Гагарин и автомат Калашникова тоже понятны всем.

С одной стороны, не так уж и много наших мировых брендов. С другой — один Достоевский накрывает, как тень от Луны, сразу литературное полушарие. По известному планетарному опросу в мире есть три великих писателя: Сервантес, Шекспир и Достоевский, три каменных слона, на которых опирается мировая литература. И место в этой тройке дорогого стоит.

Конечно, можно считать брендом и размер государства российского: все-таки самая большая в мире страна. Но, скажем осторожно: пока. Надежней бренды человеческого размера: шахматы, книга, самолет. Скоро, возможно, брендом станет зима. Обыкновенная, пушистая, с легким морозцем, с елочками заснеженными и со следами оборотней в погонах на снегу...

В общем, вопрос прост: чем нам, русским, гордиться? Немец-перец-колбаса гордится Бахом, «мерседесом», орднунгом и категорическим императивом, итальянец — античностью, макаронами и «Аидой», японец — самураями, «тойотой» и суши, американец — демократией, попкорном и Голливудом.

А мы чем? Ну, литературой. Все-таки зайдешь в западный книжный — стоят на полках два наших серьезных бородача. Это приятно, успокаивает. В театральном мире по-прежнему востребован наш милый ироничный интеллигент в пенсне, грустно пожелавший всем в ХХ веке «увидеть небо в алмазах». Русский балет? Можно, вполне: Нуриeff с Марго Фонтень, весьма-весьма... Рахманинoff? Концерт №2, исполняет автор, прекрасно. Русская революция? Ох, не знаю, стоит ли этим гордиться. Символика и риторика, безусловно, оригинальные, такого никогда не было, а вот результат...м-да... до сих пор отрыгивается. Самоваром? Его изобрели англичане. Балалайкой? За свою жизнь я держал ее в руках только однажды... «Черным квадратом»? Ну, можно, если так уж хочется... Загадочной русской душой? Умные люди говорят, что это всего-навсего наше обыкновенное распиздяйство...

Но теперь без шуток, господа! Есть, есть наш крутой национальный бренд, совершенно оригинальный, не похожий ни на что, но понятный и заокеанским мудрецам: метафизика русской жизни. Это и впрямь вещь. Увесистая. Ее трудно объяснить, но легко почувствовать, пожив в России. И каждый иностранец, поживший в России, понимает, что это такое. И безусловно это бренд — кого-то он пугает, кого-то притягивает. И на этом бренде, как на наркотике, сидят десятки миллионов. Мне, например, после нескольких месяцев пребывания на комфортном и предсказуемом Западе, этого начинает недоставать.

Но можно ли гордиться тем, от чего зависишь?