— Вы понимаете, мы с отцом все детство провели с книгой в руках! Я даже сама писала рассказы. Помните советский лозунг: «Всем лучшим в себе я обязан книге!»? Так вот, как ни крути, но отчасти это правда! — темпераментно встряхивая светлыми кудрями, провозгласила моя посетительница.

Я хорошо помнила горьковскую цитату (она висела у нас на стене в кабинете литературы), сама много читала в детстве, да и потом, поэтому сидела и спокойно кивала в ответ.

— А вот они! — патетический жест в сторону полноватой, слегка апатичной девочки лет четырнадцати, сидящей на стуле. — Они вообще книг не читают!

— А почему во множественном числе? — спросила я. — У вас есть еще дети или вы имеете в виду поколение в целом?

— У меня одна дочь, — слегка смутилась женщина. — Но вообще-то я имела в виду ее и ее подружку Милу. Они всегда вдвоем, с первого класса. Мила и сюда хотела с нами прийти, но я решила, что это уже слишком…

— Надо было взять, — я пожала плечами. — Подростки часто приходят ко мне вдвоем. Им так спокойнее.

— Ну, я не подумала… И ведь понимаете, мы с отцом вроде бы сделали все возможное, выполнили все рекомендации, которые обычно по этому поводу дают: буквально с рождения и до школы каждый день читали Лизе вслух (она очень любила слушать), потом покупали всякие книги, даже детские детективы и романы для девочек, записались в библиотеку, ходили туда каждую неделю, у нас самих дома большая библиотека, в ней почти вся русская классика и много зарубежной, она постоянно видит книгу в руках у меня или у отца…

— И ничего в результате? — немного удивилась я. — То есть, Лиза, ты вообще-вообще никогда сама книг не читала?

— Да читала я! — сказала Лиза басом и чихнула. — И сейчас читаю!

В кармане ее кофты пискнул какой-то гаджет. Девочка украдкой достала его и принялась со сверхъестественной для меня скоростью нажимать на кнопки.

— Убери! — почти взвизгнула мать. — Я тебя предупреждала!.. Вы понимаете, сперва нам казалось, что все хорошо: в начальной школе ей еще нравилось читать. Предпочитала, конечно, всякую ерунду — ужастики, детские детективы, потом романы для девочек, но мы считали, что это ничего, потом перейдет к более серьезной литературе. Подсовывали, как специалисты рекомендуют, всякую детскую классику. Ей, кстати, нравились советские рассказы про детей, например, Драгунский. Телевизор мы тогда строго ограничивали — один мультик и одна передача про животных, компьютер тоже — полчаса, не больше, и она читала каждый день. А вот потом… — горестная складка перерезала чистый лоб женщины. — Понимаете, Лиза учится в хорошей гимназии, им все время задают какие-то работы, рефераты, их нужно искать в интернете, да и мобильники, коммуникаторы (мы же должны быть с ней на связи), а они тоже выходят в сеть… В общем, с тех пор как она вышла в интернет…

— Может быть, надо купить Лизе электронную читалку? — предложила я.

— Уже давно купили, — вздохнула мать. — Я ей сама туда закачала двести отличных книг. Не помогает… Понимаете, мы с отцом уверены: наша культура и наша история запечатлены преимущественно в книгах, в текстах. Визуальный ряд — это совсем не то. Если не читать книг, у человека в душе, в уме не формируются многие важные вещи… Вы согласны?

— Пожалуй, да, — кивнула я.

— Вот видишь, и доктор согласен!

— А по школьной программе-то ты читаешь? — спросила я у Лизы.

— Конечно. И еще много другого.

— В сокращенном виде по преимуществу. А «еще» — это из интернета, и про качество я вообще молчу. Из последнего, представьте: девушка полюбила вампира. Он тоже ее полюбил, но не может с ней переспать, так как боится, что загрызет в процессе. И вот на протяжении чуть не десятка томов, совершенно невозможным языком эта проблема мусолится…

— А вас в подростковом возрасте эта проблема не волновала?

— Какая? Любви к вампиру?!

— Нет. Желанности и невозможности в любви. В том числе и в плотском аспекте.

Женщина очень симпатично покраснела (должно быть, вспомнила о чем-то конкретном), а Лиза ровно в этот момент заинтересовалась происходящим в кабинете.

— Скажите, пожалуйста, — обратилась я к матери Лизы. — Вот вы сами в детстве много читали и вам легко будет вспомнить. Вы обожали школьную классику?

— Ой, нет! То есть, ну… Лермонтов мне нравился, потом Байрон, и еще Грибоедов почему-то… А так мы детское читали и про приключения, научную фантастику…

— А что именно вы искали и находили в книжках своего детства?... Только честно, пожалуйста…

Мать уже открыла рот для ответа, но моя последняя фраза остановила готовую сорваться с ее языка сентенцию. Она надолго задумалась, потом медленно произнесла:

— Ответы на какие-то детские и подростковые вопросы. Дети, подростки, такие как я, и наоборот, совсем не такие. Как они поступают, думают, чувствуют… Другие миры в фантастике, как они устроены, какие-то смелые научные гипотезы…

— Спасибо. Ваша дочь и ее друзья ищут ровно то же самое. И наша культура действительно все еще преимущественно текстовая. Но вот насчет «дети не пишут, не читают»… Понимаете, тут произошел некий процесс, который ревнители детского и подросткового чтения почему-то категорически отказываются замечать: дети ушли внутрь текста. Стали с ним на равных… И, решая свои задачи, читают и даже пишут не меньше, а больше, чем мы когда-то.

— Как это? Не поняла…

— Хорошо. Вот представьте себе обычного молодого человека конца восьмидесятых. Не гуманитария, не журналиста. Писал ли он в предыдущие пять лет хоть что-нибудь, кроме школьных сочинений из-под палки? Писал. Поздравительные открытки бабушке в Таганрог на новый год и 7 ноября до седьмого класса (потом отказался наотрез, как ни стыдили) и записку в восьмом классе: «Лиза, пошли сегодня в кино». А такой же современный юноша или девушка? Они пишут и читают практически постоянно, десятки и сотни страниц. Емейлы, смс-ки, твиттеры-шмиттеры, лента друзей, новости-переновости… Каждый из них к пятнадцати годам сочинил уже не один десяток «как бы рассказов» (все про себя, любимого, и про своих друзей) в «Живом журнале» или «Вконтакте», придумал и описал десяток героев и биографий в компьютерных играх…

— Да, да! — включилась Лиза. — Мы, знаете, с Милой как придумали? Вот Берта — это из «Сумерек», вы же знаете? — хочет быть с Эдвардом, но у нее есть любимая подруга, которая решает любой ценой оставить ее в мире живых людей, и Берта не знает, как ей поступить…

— Очень интересно, — искренне согласилась я. — И что же вышло?

— Мы еще не дописали, — сказала Лиза и добавила с гордостью. — У нас в группе 148 френдов тоже ждут, чем все кончится!

— Ну запиши меня сто сорок девятой… — усмехнулась я. — И подумай вот о каком ходе: а что, если подруга тоже полюбила, но человека, и теперь они сравнивает ту и эту любовь — из мира живых и из мира мертвых…

— О! — сказала Лиза. — Спасибо... А можно, я теперь выйду?

— Миле пошла звонить, — вздохнула мать. — Так вы думаете, ничего страшного?

— Думаю, ничего, — кивнула я. — Их способ работы с текстами и образами отличается от нашего. Они не смотрят снизу вверх на «глыбу Толстого», они просто живут внутри своих и чужих текстов, плещутся в них, как рыба в океане, дополняют письменный язык смайликами и интерактивом, на ходу переделывают его… Вы уверены, что это шаг назад по сравнению с вашим «книжным детством»?

— Я… Не знаю. Я подумаю об этом.

— И ты понимаешь, Милка, тогда она ему говорит: давай мы их познакомим и посмотрим! — несся из коридора низкий и звучный голос Лизы. — А Эдвард, конечно, отказывается. Ему и подругу-то эту давно сожрать хочется…

А я вдруг поняла, что мне и в самом деле интересно: кого же в конце концов выберет Берта в Лизином-Милином варианте книжной реальности и как девочки этот выбор обоснуют?