В Британии вывели формулу идеальной шутки: H = m × s, где H — это юмор, m — уровень находящейся в шутке неверной информации, а s — серьезность слушателей. На деле это означает, что для удачной остроты нужно следовать двум правилам: заложить в нее побольше вымысла и выбрать момент, в который этот вымысел возымеет наибольшее воздействие на окружающих. Секрет в удивлении: чем серьезнее настроен слушатель, тем больше он удивится рассказанной небылице. Чем вымысел невероятнее, тем лучше, чем, казалось бы неуместнее шутка, тем больший эффект она вызовет.

Выглядит логично, но слишком уж просто. Формула шутки и сама похожа на шутку. Мерить юмор математикой странно, а умножение своих фантазий на чужое настроение и вовсе занятие с весьма сомнительным результатом.

На самом деле ученый, который вывел эту формулу, не совсем математик. Алистер Кларк много лет изучает теорию эволюции, и юмор — одна из главных констант в его исследованиях.

Смех помогает побороть страх — это то, на чем сходятся все ученые: историки, фольклористы, литературоведы, философы. Так было в древние времена, когда у большинства народов появлялись мифы о трикстере, так происходит и сейчас, когда мы шутим про конец света, предсказанный на 2012 год. Это значит, что у юмора есть вполне конкретная и поддающаяся анализу корреляция с атмосферой в обществе, утверждает Кларк. Вспомним кларковскую формулу еще раз и пойдем от обратного: если шутка удалась, значит, вымысел был удачен, а слушатели находились как раз в том состоянии, чтобы этот вымысел правильно воспринять. В своей программной работе «Восемь составляющих юмора» он так и пишет: то, над чем смеются люди, определяет уровень развития общества и вообще дает ему исчерпывающую характеристику.

Рубеж XX–XXI веков уже окрестили эпохой черного юмора. Появившись несколько столетий назад и став в послевоенной Европе неким эстетическим экспериментом, за последние 60 лет шутки за гранью дозволенного перекочевали из искусства не для всех в массовую культуру и стали обязательной частью нашего культурного пространства. Табуированные раньше темы все чаще становятся предметом для ухмылок и гогота. И речь идет не только и не столько о сексе, сколько о смерти, насилии, опасных и тяжелых болезнях.

25 лет назад мы рассказывали анекдоты про Чернобыль, теперь рассказываем про 11 сентября. В начале 1990-х кинотеатры крутили «Смерть ей к лицу» Земекиса, теперь бестселлером становятся «Бесславные ублюдки» Тарантино. Чуть раньше все смотрели «Монти Пайтон», сегодня все скачивают «Доктора Хауса».

Черный юмор используют в рекламе, в музыке, в видеоклипах, телепрограммах, стендап-шоу. Он стал очень востребованным продуктом и теперь поставлен на длинные коммерческие рельсы.

Все это значит, что мы живем в очень странные времена. Исследователи говорят, что черный юмор — это смех человека, находящегося в безвыходном положении. Как правило, это смех над самим собой. Недаром Фрейд называл такой юмор «висельным», мол, шутки подобного рода может отпускать только тот, кто уже стоит на эшафоте и кому нечего терять.

«Мы живем на пороге огромного экзистенциального кризиса, — говорит Марк Холлибрук из университета Торонто, который занимается изучением эволюции смеха. — И лучшее тому подтверждение — тотальное господство черного юмора».

Нынешняя самоирония тесно связана с процессами, происходящими в обществе: прежние представления о цивилизации оказались дезавуированными. За последние 25 лет мир изменился до неузнаваемости: рухнули последние империи; обозначилось совершенно новое и еще не очень понятное противостояние между западной цивилизацией и мусульманским миром; ужасающие теракты лишили чувства безопасности; волнения в Париже и Лондоне заставили усомниться в эффективности либеральной системы ценностей.

Все это провоцирует человека на цинизм, агрессию, равнодушие. «По всему миру мы можем наблюдать дефицит эмпатии — внутренней способности сопереживать другим, —  рассказывает Холлибрук. — В общественном сознании закрепился стереотип, что успеха добиваются только циники, которые готовы на все ради достижения собственных целей. Моральных принципов не осталось, рамок приличий нет».

Реальность непонятная и страшная. Такая, что порой она кажется абсурдной. Нужно ли всерьез говорить о третьем сроке Путина? Можно ли серьезно обсуждать американских морпехов, которые мочились на трупы талибов? Мир сошел с ума, и относиться к нему серьезно становится невозможно. Тем более что, как писал Курт Воннегут, «смех — такая же защитная реакция, как слезы, а то и лучше, поскольку от смеха меньше сырости».

Правда, слезы проще было бы изучать с помощью формул: их хотя бы посчитать можно.