Эликсир князя Собакина
Княжна Вера Собакина
Оставлять Живого одного в квартире было, конечно, опасно. Однако верный Рамакришна успокоил Савицкого:
Доверяя людям, вы посылаете Шиве положительный сигнал. Вы как бы говорите ему: я с тобой заодно. Приносящий Благо всегда поделится с теми, кто с ним заодно.
Живой чуть не до утра посылал кому-то сигналы: полночи просидел в Интернете. Заснул он на диване в гостиной, закутав в плед и себя, и свой ноутбук, а утром, едва только Савицкий вышел на кухню, этот подарок судьбы уже сидел за столом и гипнотизировал холодильник.
– Хозяин, ты чего так рано подорвался? – поинтересовался он. – Нам уже пора?
– Доброе утро, Паша, – хмуро ответил Петр Алексеевич. Он не переваривал обращение «хозяин». – Когда будет пора, я скажу. Мне нужно хотя бы два дня для того, чтобы привести дела в порядок. Сейчас я уеду, а ты пока закажи нам по Интернету билеты на самолет. На послезавтра, часов на девять утра. Можно раньше. Справишься?
– Запросто. Давай паспорт.
Савицкий с сомнением взглянул на Живого.
– А знаешь что – лучше я сам.
– Как будет угодно вашему сиятельству, – пожал плечами Живой.
Он сбегал в тещину комнату и притащил свой паспорт. Петр Алексеевич с интересом открыл первую страницу. Он ожидал увидеть все что угодно – но только не это. С фотографии на него смотрел печальный тонкошеий юноша в очках – не хватало только скрипочки в руках. Впрочем, вероятно, она просто не влезла в кадр.
– Ключик оставишь, чтоб я за пивом прогулялся? – прервал его размышления Живой. – Или привезешь мне пару бутылок велкопоповицкого?
– Привезу, – от неожиданности пообещал Савицкий и снова разозлился – на этот раз сам на себя. – Постарайся ничего не натворить в мое отсутствие. Сиди в своем Интернете. На телефонные звонки не отвечай. Дверь не открывай. Если начнется творческий зуд, можешь помыть пол – швабра в туалете.
– Хорошо, папочка, – покладисто кивнул Живой и на мгновение как будто превратился в тонкошеего юношу с фотографии. Но тут же снова стал самим собой и принялся бесцеремонно шарить по полкам холодильника.
Лучше всего, конечно, было бы защемить дреды мерзавца дверью платяного шкафа, а шкаф закрыть – пусть так сидит, меньше будет вреда. Впрочем, можно просто запереть нахала в ванне, пожертвовав шампунями и полотенцами. Вместо этого Петр Алексеевич всего-то навсего закрыл двери на все замки, настроился на встречу с главным голодным духом и постарался не думать о том, что творится у него дома.
...Надо сказать, что за время его отсутствия в квартире ничего существенного не произошло – если не считать того, что Живой действительно вымыл пол. Может быть, этот тип только поначалу кажется несносным, и к нему надо просто привыкнуть, как, скажем, к запаху сыра с плесенью?
На следующее утро Петр Алексеевич даже не стал будить своего компаньона, вновь уснувшего в гостиной в обнимку с ноутбуком, и прямиком отправился в офис: раздавать последние указания.
Холодильников в коридоре прибавилось, но теперь Савицкий их уже не боялся. Наведя порядок в документах, он позвонил своему однокурснику и заместителю по финансовым вопросам Толе Синягину. Финансовый заместитель отнесся к отъезду шефа философски: ну да, корабль идет ко дну, ну да, капитан садится в шлюпку и уплывает в неизвестном направлении на поиск команды спасателей (не мог же Савицкий прямо сказать, что он плывет за кладом!), но есть и хорошие новости: одна фирма собирается закупить большую партию «Огуречного лосьона» для того, чтобы на время корпоративного пикника наполнить им специально арендованный бассейн.
Петр Алексеевич дал добро на такое варварское использование пищевого продукта, отвечающего всем российским и даже международным стандартам, и оставил Толю за главного.
– Ну вот, – сказал Савицкий, глядя в пространство. – Вот так-то. Ну и что-то вроде того.
Он мог бы сказать еще много столь же содержательных слов, если бы этот монолог не прервал телефонный звонок.
– Савицкий, – произнес Савицкий в трубку.
– Ах, здравствуйте, здравствуйте, шэр-фрэр! – приятно грассируя, заворковала трубка. – Не чаяла вас найти, позвонила наудачу.
– Здравствуйте, – напрягся Петр Алексеевич. – Вы, наверное, не туда попали. Шерфреры тут не проживают.
– Ах, извините! Я должна была представиться, как некрасиво получилось! Вы могли думать, что я думала, что вы – это другой. Меня зовут Вера. Вера Собакина, и, понимаете, я ваша... как это сказать... четырежды сестра.
– Четвероюродная! – быстро сориентировался в родственных связях Петр Алексеевич.
– Да, да, четверодная. А я, представляете, потеряла адрес отеля, в котором мама забронировала мне номер. Но добрый таксист подвез меня от аэропорта всего за три тысячи. Ком сэ жантий!
– Из аэропорта? За три тысячи? – хватая ртом воздух, переспросил Савицкий.
– Да, он сказал, что ско... скосил цену вдвое. Теперь я сижу в ресторане «Яр». Вы знаете эту песню: «Аль поехать лучше к Яру, разогнать шампанским кровь»? Это значит, поедем к цыганам. Цыган пока что тут нет, и, честно говоря, я не очень понимаю, где есть я. Таксист уехал, а он был моим единственным знакомым в России. Тогда я решила позвонить вам. Это так ан эгоист, но я подумала, что раз в интервью вы говорите, что хотели бы поддерживать с нами отношения, то вы захотите меня видеть...
– Цыгане там за углом, – вздохнул Савицкий. – В театре «Ромэн». А познакомиться, конечно, хочу. Вы откуда звоните?
– Прямо отсюда, из ресторана. Мой портабль не работает в России, но гарсон был так мил, что позволил мне позвонить. Всего за пятьсот рублей.
– Вера! – патетически воскликнул Савицкий. – Ради всего святого! Постарайтесь ничего не делать до моего приезда. Я сейчас заберу вас из этого «Яра» и отвезу в отель, совсем бесплатно. А если вам принесут счет – не оплачивайте его до моего прихода.
«Четырежды сестра! Три тысячи из аэропорта в один конец! Цыгане еще! Только их не хватало... И как не вовремя это все!» – подумал Савицкий и вцепился в Рамакришну, совсем как Живой в свой ноутбук.
Часто нам кажется, что события происходят не вовремя: мы не успели к ним подготовиться или, напротив, устали ждать, пока они произойдут. Но поверьте – это оттого, что мы не видим всю картину целиком, оперируем слишком малым количеством фактов. С нашей кочки событие видится несвоевременным, но если подняться над ним, то становится понятно – все случилось как нельзя более кстати.
Да, прав просветленный! Четырежды сестра позвонила очень вовремя. Петр Алексеевич отложил монолог перед холодильниками до возвращения из похода за дедушкиным наследством и отправился вызволять бедную девушку из лап алчного гарсона.
Бедная девушка, она же Вера Собакина, она же Маша Голубкова, она же Мурка-терминатор, она же Люси де Ла Фер (и это в неполных 25 лет!) сидела за столиком в ресторане и изнемогала от излишнего внимания представителей противоположного пола. Да, возможно, она перестаралась с гримом: для имитации полного отсутствия макияжа требуется куда больше косметических средств, чем для обычного боевого раскраса. В итоге скромная девушка-химик, приехавшая из Парижа и заблудившаяся в огромной и страшной Москве, больше была похожа на роскошную фарфоровую куклу, одетую в костюм скромной девушки-химика.
Пока что роль Маше удавалась. Нинка признала маскарад годным. Таксист, который вез ее в «Яр» (за сумму гораздо меньшую, чем три тысячи рублей), все время шутил и под конец даже попросил телефон. Публика в ресторане – к счастью, немногочисленная – оживилась с ее появлением.
Сохраняя на лице испуганно-удивленное выражение, самозваная княжна пыталась дозвониться до офиса Савицкого. Этот номер значился на сайте компании, и было вполне понятно, почему французская родственница воспользовалась именно им. Автоответчик любезно предлагал оставить сообщение. Через полчаса телефон оказался занят – Петр Алексеевич раздавал последние указания. Еще через десять минут состоялся исторический разговор.
Честно говоря, Маша не ожидала, что все будет настолько просто: шэр-фрэр оказался отличным мужиком. Даже по голосу понятно, что у него дел – выше крыши, но он, однако же, все бросает и спешит на помощь придурковатой родственнице, о которой раньше никогда не слышал.
Петр Алексеевич ничуть не удивился визиту французской сестрицы. Он не сомневался в том, что рано или поздно одна из сторон сделает шаг навстречу другой, ведь железный занавес давно уже переплавили на банки для кока-колы.
Савицкий любил экономить деньги – неважно, свои или чужие. Лучше, конечно, свои, но любая экономия была ему мила и любезна. Поэтому-то он велел непрактичной Вере сидеть на месте и ждать его. Подумаешь, забыла, в каком отеле забронировала номер! Да он ей с ходу найдет десяток самых лучших отелей. А можно даже сделать так: отдать барышне ключи от квартиры и поселить ее у себя. Отличная мысль! Все сходится, все действительно происходит очень своевременно – как и пишет Рамакришна! А если девушка окажется уж совсем не приспособленной к московским реалиям, то ее можно будет отправить на дачу. Жена и теща позаботятся о ней, помогут, обогреют. Жаль, конечно, что надо уезжать, что не получится пообщаться с родственницей... Ну, ничего, главное, что мосты наведены. Или будут вот-вот наведены.
Сестренку Петр Алексеевич обнаружил сразу: нежный цветок сидел за столиком, а вокруг вились какие-то подозрительные типы. Багажа при нежном цветке не наблюдалось, и это значило...
– Здравствуйте, вы Вера? – поздоровался Савицкий.
– Здравствуйте, Пьер! – застенчиво улыбнулась княжна и поправила очки. Жест был не надуманный: очки постоянно сползали.
– А где ваш багаж?
– Я оставила его возле входа. Так непрактично – таскать его туда-сюда, два раза платить... лё портёр... носильнику?
– Носильщику. Идите к чемодану, а я оплачу счет. Мы спешим, – скомандовал Петр Алексеевич. Маша повиновалась без слов – просто по привычке. С такими интонациями обычно разговаривал ее непосредственный начальник Усов.
Счет был вполне приемлемый: за время ожидания встречи с четырежды братом Вера выпила всего-навсего два стакана «Газировки за 3 копейки».
«У девушки прекрасный вкус, – отметил про себя Савицкий. – Но здешний курс копейки по отношению к рублю просто поражает: 300 рублей за один стакан!»
Чемодан княжны Собакиной действительно стоял у входа. Маша попросила швейцара из отеля «Советский» приглядеть за своими вещами: командировочных, выданных ей в гестяпо, должно было хватить на то, чтобы пустить пыль в глаза названному четвероюродному брату. А дальше, если все пойдет по плану, он сам будет ее содержать. А если не по плану – то к черту деньги. Но об этом думать пока не хотелось.
– Пристегните ремень! – велел Савицкий, когда они сели в машину. – Сейчас поедем ко мне. Я все равно уезжаю, так зачем же вам платить за отель? Позвоним оттуда вашей маме и успокоим ее.
– Да, да, – застенчиво улыбнулась Маша, а про себя подумала, что к счастью, есть Нинка, готовая подстраховать подругу и сыграть в ее пьесе любую эпизодическую роль, произнеся в телефонную трубку пару реплик на французском.
– Знаете, Пьер, я так счастлива, что обстоятельства вынудили меня вас телефонировать, – произнесла княжна, от смущения теребя ручку своей крошечной сумочки. – Все родственники выражают смех и сомнение в том, что я достигну успеха.
– Они что, думают, что я вас выгоню? – удивился Савицкий.
– О нет, нет, совсем не в этом дело. Я... не нужно смеяться, хорошо? Я занимаюсь исследованием. Я изучаю химию. Уже год! До этого я изучала рисование, а еще раньше я изучала русский язык.
– Так вот почему вы так хорошо говорите по-русски!
– О, спасибо, но это не совсем верно. По меркам семьи я говорю очень неуклюжно. В доме дедушки надо говорить только по-русски – если в твоих жилках есть хоть что-то русское. А я всегда все путаю. Вот и в аэропорту меня отказывались понимать, и только этот добрый таксист Антуан мне сразу помог...
– Поговорим лучше о химии, – поморщился Савицкий. Траты родственницы он воспринимал как свои собственные.
– Да, да! Я изучаю работы нашего общего родственника. Дедушка говорит, что Лев Сергеевич был абсолютно фу... как это... не в своей тарелке. Но я нашла в семейном архиве копию его статьи, опубликованной в Etudes de Chimie de l’Universite Sorbonne в 1904 году. Вы знаете, что он учился у самого Менделеева? Это меня просто потрясало!
– Не только учился, но и был его любимым учеником, – как бы между прочим заметил Савицкий. – Кстати, это мой родной прадед.
– Ах! Ох! Энврэзеблябляман! – закатила глаза княжна. – Я всегда так путаюсь в этих родствах! Значит, у вас наверняка сохранились какие-то бумаги! Исследования! Величайшие исследования, что бы ни говорила мама!
– К сожалению, в имении князя был пожар и все бумаги сгорели.
– О, нет! – княжна картинно закрыла руками лицо и вполне натурально всхлипнула. – Так не может быть! Я так надеялась, последнюю часть года я жила так, как будто эти работы сохранились. Я просто маленькая неудачница.
– Вера, Верочка, – осторожно погладил ее по плечу Савицкий. – Кое-что все-таки осталось. Надо только поискать.
– Искать? Да, да, я готова искать! Искать в любых архивах! Нужны деньги? У меня есть. Нужно работать ночь и день? Я смогу! Я должна доказать, что я на что-то гожусь!
На светофоре Савицкий внимательно поглядел в зеркало на личико неожиданной родственницы. Она француженка – в этом нет никаких сомнений. А французы – и вообще цивилизованные европейцы – к авантюрам не склонны. Князь Собакин, что бы там ни болтал Живой, персона не слишком известная. Изучать его труды можно только при наличии свободного времени и специального интереса. Можно, конечно, пофантазировать, представить, что милая девушка – никакая не княжна, а шпионка французской разведки, отправленная следом за Савицким, чтобы не дать ему возможности воплотить свои планы в жизнь. М-да. А Живой – внедренный наблюдатель МОССАД. А бабушка – тайный агент ЦРУ на пенсии. А жена и теща на даче вступили в контакт с инопланетянами и строят планы по захвату мира. Еще что придумаешь, Петя?
– Вы тоже не верите, что я на что-то годна? – спросила княжна и снова очень натурально шмыгнула носом. Детолюбивый Савицкий увидел рядом с собой ребенка: отчаявшегося, потерянного, несчастного и нуждающегося в поддержке.
– Верочка, я не слишком блестяще разбираюсь в химии. Но, наверное, вы справитесь, раз стараетесь. Один очень умный человек написал так: «Иногда достаточно очень сильно захотеть, представить свое желание в красках и подробностях, и оно воплотится в жизнь».
– Как верно! Как умно! Вы написали? – воскликнула Вера и тут же прикусила язык – цитировать «Покровские ворота» французской княжне не полагалось. Только русские романсы! Впрочем, Савицкий то ли не заметил этот прокол, то ли не придал ему значения.
– Нет, это один американец индийского происхождения, – ответил он. – Я потом покажу вам его книгу.
– А я могу показать вам свое исследование! У меня в чемодане лежат результаты работы, которую я проводила весь год. Я повторила два эксперимента Льва Сергеевича в домашних условиях! Правда, в первом случае я неудачно смешала ингредиенты и испортила новую раковину...
– Приехали! – объявил Савицкий.
Запоздало вспомнив о том, что где-то в квартире притаился Живой, от которого можно ждать любого подвоха, Петр Алексеевич, презрев правила приличия, оставил сестру в небольшом общем коридорчике, заставленном соседскими велосипедами, самокатами и детскими автомобильчиками, вошел в квартиру первым, прислушался и принюхался. Из ванной доносились какие-то звуки, отдаленно напоминающие пение. Видимо, Паша решил привести себя в порядок перед поездкой в культурную столицу. Хорошо бы он еще убрал с головы эти осьминожьи щупальца. Впрочем, от людей нельзя требовать слишком многого.
Савицкий пригласил сестру в дом.
«Нефигово так устроился четырежды брат, – подумала Маша, разглядывая квартиру. – Когда я заработаю кучу денег, у меня тоже так будет. Или лучше».
– У вас очень мило, – светски произнесла княжна. – Позволите умыться с дороги?
– Да, момент, там сейчас... один мой знакомый, – ответил Савицкий, мысленно проклиная Живого и желая ему провалиться сквозь сливное отверстие поглубже в канализацию. – Пройдемте пока в гостиную.
– Там ваш шери? – обворожительно улыбнулась Вера. – У меня есть очень хороший приятель, он тоже...
– Просто знакомый. Наемный работник, – буркнул Савицкий.
И в этот момент «наемный работник», видимо, почуяв, что в доме есть кто-то еще, выполз из ванной. Из одежды на нем было только детское, расписанное утятами полотенце для рук, кокетливо обернутое вокруг бедер.
– Здравствуйте, сударыня, – обворожительно улыбнулся он. – До изнеможения рад видеть вас здесь. А зовут меня Живой. Паша Живой к вашим услугам!
– Ах! Я очень рада! – сказала княжна и по-европейски протянула ему руку для пожатия.
Про себя Мурка подумала так: «Живой, значит? И это чучело мне про контенты писало?»
Савицкий сделал страшное лицо и жестами приказал наемному работнику как можно скорее скрыться на кухне, если, конечно, ему дорога жизнь.
– Мы еще увидимся, – произнес Паша, исчезая.
«Можешь не сомневаться в этом, придурок!» – мысленно пообещала Маша.
– Я бы хотела принять душ, – застенчиво произнесла она вслух. – А потом мы могли бы поставить самовар и поговорить о работах нашего великого предка!
Снабдив гостью полотенцем и рекомендациями по включению душа, горячей и холодной воды, Савицкий проследовал в кухню, открыл холодильник и залпом опорожнил чуть не полбутылки «Кваса из бочки».
– Просто голова кругом! – устало сказал он. – Духота какая! И ты еще тут маячишь. Оденься немедленно, и поприличнее, а не в это свое рванье!
– Толковая телочка, – не слушая его, облизнулся Живой. – Одобряю.
– Это моя кузина. Из Парижа. Девушка предельно деликатная.
– Понимаю, кузина. Маленькая кузина-белошвейка, – ухмыльнулся Живой и вскочил с места. – Значит так, я одеваюсь и иду прошвырнуться, а ты, как у вас тут все закончится, эсэмэсь мне, что можно.
– Что – можно? – не понял Савицкий.
– Возвращаться можно, что еще?
– Можешь возвращаться без приглашения.
– Свободные нравы. Одобряю. Что, вот прямо из Парижа, да? И сразу к тебе?
– Я ее впервые в жизни сегодня увидел.
– Круто, слушай. В Интернете зацепил? Я поражен и восхищен.
– Послушай, я тебе русским языком говорю. У нас с ней ничего не было. И не будет. Это моя четвероюродная сестра, княжна Вера Собакина! И вообще, я семейный человек, серьезный.
– Да? – воодушевился Живой. – Тогда я остаюсь. У тебя ведь нет секретов от старого друга? Кстати, можешь ей сказать, что я тоже ваш родственник. Дальний. Из Лондона. Сэр Генри Собакин-Баскервиль. Любимый внук со стороны бабушки.
– Вот это лишнее. Родственников мне на сегодня хватит. Но можешь оставаться, я тебя не гоню.
Запершись в ванной комнате и открыв все краны на полную мощность, Маша сделала конспиративный звонок Нине и подготовила ее как следует. Поэтому состоявшийся после выхода из ванной разговор со строгой маман из Парижа удался на славу. Убедительно картавя, глубоким контральто маман выразила надежду на то, что ее прелестное дитя не спалит Москву, и не унималась, пока Савицкий не пообещал проследить за тем, чтобы Москва уцелела. «Зря все-таки Нинка не верит в себя, ей бы характерные роли играть», – подумала Маша.
Следующим номером программы была демонстрация исследования, посвященного трудам великого химика. Савицкий ни слова не понимал по-французски, но формулы выглядели столь убедительно, что вскоре рассеялись его последние сомнения.
Живой, которому княжна с милой улыбкой сказала: «Вам, должно быть, это все малозанимательно, это дело семейное», – сидел на диване в гостиной и помалкивал, хотя ему очень хотелось задать кузине-белошвейке пару вопросов. Например, как доехать от аэропорта Шарль де Голль до метро Порт д'Орлеан? Или – не хочет ли мадмуазель Собакина осмотреть уютную комнату тещи Савицкого – под Пашиным присмотром, разумеется, чтобы ничего не сгорело?
«А этот штрих на меня конкретно запал, – подумала Маша. – А все, детка, поезд ушел, не зафрендил меня – теперь не жди пощады!»
В нужный момент княжна прелестным жестом схватилась руками за голову, вспомнив, что привезла с собой подарок – бутылку прекрасного коллекционного вина из собственного виноградника. Вино (изготовленное в гестяпо) оказалось в самом деле отменным. На вкус оно не отличалось от хорошего красного вина, но могло свалить с ног даже норвежского лесоруба.
Пару часов спустя Савицкий объявил себя главой экспедиции по поиску наследства князя Льва Собакина и официально пригласил четырежды сестру присоединиться в качестве химика-исследователя. Живой, возможно, мог бы привести с десяток доводов против, но он, к сожалению, слишком налег на вино с самого начала и потому уже спал.