Алексей Ратманский: Ставить комедию сложнее всего

Фотография предоставлена компанией Beluga

Metropolitan Opera

Фотография предоставлена компанией Beluga

Первый раз в жизни я слышала, чтобы на балете зал хохотал. Именно так зрители реагировали на «Светлый ручей» — воссозданный Алексеем Ратманским балет 1935 года. При этом, как рассказал нам за час до спектакля сам хореограф в уютной комнате Belmont Room на втором этаже Metropolitan Opera, история комедийного балета «Светлый ручей» довольно трагична.

После создания Советского Союза почти половина российских хореографов и композиторов уехала за границу, тем, кто остался, было непросто: новая политика требовала новых историй, новой музыки, нового балета. В тот момент был сделан колоссальный скачок от классического, аристократичного балета к тому атлетичному современному балету, который мы знаем сейчас. Вместо аристократов на сцене требовались новые герои — настоящие спортсмены, ударники труда. Хореограф Федор Лопухов постарался сделать именно такой балет. Но, несмотря на благоприятный отзыв критики и популярность у публики (из Малого театра Ленинграда его перенесли на сцену Большого театра в Москве), балет не понравился Сталину и был снят с показа через несколько месяцев после премьеры. В газете «Правда» тут же накатали статью «Балетная фальшь», хореографа Федора Лопухова уволили, композитор Дмитрий Шостакович впал в депрессию, и до 2003 года об этой постановке было забыто.

На вопрос, почему Ратманский заинтересовался этим периодом, он признался, что просто влюбился в музыку Шостаковича к «Светлому ручью» и мечтал только об одном, чтобы до него никто ею не воспользовался. Воссоздавая балет в 2003 году, он прочитал все отзывы 1935 года, пересмотрел все доступные фотографии — из документов понятно, что это был выдающийся для того времени балет, с новыми движениями, сумасшедшими фуэте, двойными прыжками и ассамбле. В этом смысле балет Ратманского похож на балет Федора Лопухова. Но по рисунку танца, как уверяет Ратманский, не повторено ни одного шага.

Как и в музыке Шостаковича, в хореографии «Светлого ручья» много насмешек и пародий. Одна из самых ярких — исполнение танцором Кори Стернсом роли переодетой балерины со всеми необходимыми аксессуарами: пачкой, веночком и пуантами (найти пуанты большого мужского размера было непросто, как и встать на них). Это была очевидная пародия на «Жизель», но без пошлости, а наоборот, полная озорства, тонкости и юмора.

Еще один комический персонаж обращал на себя отдельное внимание — пожилая дачница, которую играла 66-летняя балерина Мартин ван Хамель. Ратманскому всегда казалось логичным, чтобы каждый играл свой возраст. В Москве так не принято, а вот в Нью-Йорке пожалуйста. Он рассказал, что поначалу танцоры отказывались вставать на пуанты, которые положили на полку более 15 лет назад: Ратманский успокаивал их, обещая убрать все сложные элементы. В результате репетиций постепенно и Мартин ван Хамель, и Виктор Барби, исполняющий роль ее седовласого мужа, согласились попробовать, Мартин встала на пуанты, и оба они исполнили множество технически непростых движений.

Ратманский сказал, что ставить комедию особенно сложно. Как в любом балете, необходимо жестко соблюдать тайминг движений, но если все распланировать, не останется места спонтанности, будет скучно. Поэтому хореограф очень приветствует инициативу танцоров, говоря, что только инициатива и спонтанность создают уникальный характер каждого персонажа. Балет «Светлый ручей» танцуют четыре группы, и каждый выглядит по-своему именно за счет личности танцоров. В этот раз нам повезло увидеть премьерное выступление Вероники Парт в роли Зины, Александра Хаммуди в роли ее мужа Петра, Стеллы Абреру в роли заезжей балерины и Кори Стернса в роли ее партнера и переодетой балерины.

Партнер коктейля и встречи с хореографом Алексеем Ратманским — премиальная русская водка Beluga.