Игорь Кон «Бить или не бить? Телесные наказания детей»

Глава 6. Порка как удовольствие

Ничего прекрасней детства

Человеку не дано.

Свет его сквозь годы мчится

В подрастающей душе.

Знай, что в каждом взрослом сердце

Есть заветный уголок,

Там калачиком свернулся

Папин старенький ремень.

Григорий Остер

Телесные наказания в сексологической перспективе

Один из самых деликатных и острых аспектов нашей темы — связь телесных наказаний с сексуальностью.

То, что порка может вызывать сильное эмоциональное возбуждение, вплоть до религиозного экстаза, имеющее явные, хотя не всегда осознаваемые, сексуальные компоненты, известно с незапамятных времен. Общеизвестные примеры — средневековые флагелланты, «бичующиеся» (от лат. flagellare — хлестать, сечь, бить, мучить) и русские «хлысты» Х1Х века. Вызванный поркой экстаз может быть и чисто сексуальным, без всякой религиозной мистики (эротическая порка).  

Так как сексуальные аспекты порки многозначны, необходимо разграничить связанные с нею вопросы.

Во-первых, каковы сексуальные переживания и мотивы наказующего? Физическое наказание — весьма интимный психологический процесс, вызывающий сильное эмоциональное возбуждение у обоих участников, которое усиливается в ходе их взаимодействия. Очень часто это возбуждение изначально бывает сексуальным или же становится таковым в процессе порки. Мы видели это на многочисленных исторических и литературных примерах. Английские школьники не сомневались в сексуальных мотивах своих учителей. Телесное наказание ребенка очень часто, осознанно или неосознанно, является средством сексуальной разрядки или удовлетворения взрослого. В этом случае порка — не просто насилие над ребенком, а форма сексуального насилия. Можно регулировать психосексуальные реакции взрослого и как все это выглядит в свете норм морали и уголовного права?

Во-вторых, каковы сексуальные переживания жертвы? Телесные наказания порождают у ребенка чувство зависимости и беззащитности, которое усиливается унизительным оголением. Ягодицы, по которым чаще всего бьют детей, расположены близко к гениталиям, многие культуры табуируют их обнажение. Эмоциональное возбуждение в сочетании с чувством стыда часто вызывает у детей эротические переживания, которые у мальчиков проявляются в форме эрекции, а у девочек в виде оргазма (на последнее, в качестве аргумента против физического наказания девочек, обращал внимание уже Вольтер). Плюс — возбуждение от причиняемой боли. Но это разные факторы. Сексологический анализ телесных наказаний предполагает уточнение того, что именно вызывает сексуальное возбуждение ребенка:

1) чувство зависимости и беспомощности («разложили», «связали», «подвесили»);

2) унижение и стыд, связанные с оголением, нарушением телесной и сексуальной неприкосновенности;

3) физическое прикосновение к гениталиям;

4) физическая боль;

5) соотношение пола/гендера наказуемого и наказующего;

6) наличие зрителей, которое многократно усиливает связанные с поркой переживания;

7) возраст ребенка (начиная с какого возраста порка может вызывать у него сексуальное возбуждение). Все эти вопросы далеко не тривиальны.

В-третьих, каковы сексуальные переживания зрителей? Мы видели выше, что телесные наказания часто бывают публичными, причем их восприятие имеет выраженную эротическую окраску. Мемуаристы и писатели, будь то Куприн или Достоевский, редко признаются в этом, потому что данные сюжеты запретны и саморазоблачительны. Но в описании телесных наказаний всегда присутствует волнение и идентификация с тем, кто порет, или с жертвой, или с обоими вместе. Упоение властью и зависимостью может быть одинаково притягательно, а отсутствие собственной физической боли может даже усиливать эротические реакции. Это один из главных «воспитательных» эффектов телесного наказания.

В-четвертых, и это самый сложный вопрос, каковы долгосрочные последствия телесных наказаний? Как детский жизненный опыт сказывается на сексуальных реакциях, желаниях и сексуальном сценарии взрослого, не сделает ли его порка садистом, мазохистом, гомосексуалом, педофилом или эфебофилом? Можно ли этот эффект предвидеть, смягчить или исправить? Или, как сказал английский писатель Хью Уолпол, «трагедия детства в том, что его катастрофы вечны»?

От Руссо до Сологуба

О том, что сексуальное возбуждение и воображение многих людей подпитывается поркой, известно с незапамятных времен. Эта тема всегда занимала важное место в коммерческой эротике. Но как связано формирование этой потребности с детским опытом и с каким именно? В прошлом пороли практически всех детей, между тем привязанность к порке возникала лишь у некоторых, и «порядочные люди» рассказывать об этом стеснялись. А без обмена опытом как узнать, ты один такой или нечто подобное переживают и другие?

В ХVIII веке положение стало меняться.

Французский аристократ маркиз Донасьен-Альфонс-Франсуа де Сад (1740—1814) не только подробно описал свои жестокие фантазии, но и возвел их в ранг философии. Однако подробных сведений о своем детстве он не оставил, из его произведений мы знаем, что его возбуждало, но когда и как это у него началось, неизвестно.

Первым знаменитым европейцем, который отважился поведать публике свою сексуальную историю, был Жан-Жак Руссо (1712—1778). Согласно «Исповеди» философа, ключевым событием его психосексуальной биографии стала его порка в 8-летнем возрасте (на самом деле ему было в то время 11 лет) воспитательницей мадемуазель Ламберсье.

«Так как мадемуазель Ламберсье любила нас как мать, она пользовалась и материнской властью, простирая ее до того, что подвергала нас порой, когда мы этого заслуживали, наказанию, обычному для детей. Довольно долго она ограничивалась лишь угрозой, и эта угроза наказанием, для меня совершенно новым, казалась мне очень страшной, но после того, как она была приведена в исполнение, я нашел, что само наказание не так ужасно, как ожидание его. И вот что самое странное: это наказание заставило меня еще больше полюбить ту, которая подвергла меня ему. Понадобилась вся моя искренняя привязанность, вся моя природная мягкость, чтобы помешать мне искать случая снова пережить то же обращение с собой, заслужив его; потому что я обнаружил в боли и даже в самом стыде примесь чувственности, вызывавшую во мне больше желания, чем боязни снова испытать это от той же руки. <...> Повторение, которое я отдалял, боясь его, произошло без моей вины, то есть помимо моей воли, и я им воспользовался, могу сказать, с чистой совестью. Но этот второй раз был и последним — мадемуазель Ламберсье, несомненно, заметив по какому-то признаку, что это наказание не достигает цели, объявила, что она от него отказывается, так как оно слишком утомляет ее».

Двух небольших порок оказалось достаточно, чтобы у Руссо сформировались две непреодолимые страсти, которые в дальнейшем назовут эксгибиционизмом и мазохизмом. Мечтая получить желанные шлепки по попе, юный Жан-Жак прятался в темных аллеях, выставляя наружу голый зад в надежде, что какая-нибудь проходящая мимо девушка его отшлепает. Увы, этого не произошло. Даже когда Руссо повторил этот опыт у колодца в присутствии нескольких девушек, они просто над ним посмеялись.

Тем не менее, его сексуальная судьба была решена.

«Рисуя в воображении лишь то, что перечувствовал, я, несмотря на кипение крови, причинявшее мне сильное беспокойство, мог устремлять свои желания только к известному мне виду сладострастия, никогда не доходя до другого… В своих глупых фантазиях, в своих эротических исступлениях я прибегал к воображаемой помощи другого пола, не подозревая, что он пригоден к иному обращению, чем то, к которому я пламенно стремился. Таким образом, обладая темпераментом очень пылким, очень сладострастным, очень рано пробудившимся, я тем не менее прошел возраст возмужалости, не желая и не зная других чувственных удовольствий, кроме тех, с какими познакомила меня, совершенно невинно, мадемуазель Ламберсье, а когда время сделало меня наконец мужчиной, случилось так, что меня опять спасло то самое, что должно было бы погубить. Моя прежняя детская склонность, вместо того чтобы исчезнуть, до такой степени соединилась с другой, что я никогда не мог отделить ее от желаний, зажженных чувственностью. И это безумие, в сочетании с моей природной робостью, делало меня всегда очень непредприимчивым с женщинами; у меня не было смелости все сказать или возможности все сделать, ибо тот род наслаждения, по отношению к которому другое было для меня лишь последним пределом, не мог быть ни самостоятельно осуществлен тем, кто его желал, ни отгадан той, которая могла его доставить. Всю жизнь я вожделел и безмолвствовал перед женщинами, которых больше всего любил. Никогда не смея признаться в своей склонности, я по крайней мере тешил себя отношениями, сохранявшими хотя бы представление о ней. Быть у ног надменной возлюбленной, повиноваться ее приказаниям, иметь повод просить у нее прощения — все это доставляло мне очень нежные радости; и чем больше мое живое воображение воспламеняло мне кровь, тем больше я походил на охваченного страстью любовника. Понятно, что этот способ ухаживания не ведет к особенно быстрым успехам и не слишком опасен для добродетели тех, кто является их предметом» (Руссо, Исповедь, с. 19—21). Другие классики европейской литературы, одержимые болезненной страстью к порке, предпочитали описывать ее более обобщенно, в художественных образах, предоставляя делать заключения о происхождении и степени реализации их психосексуальных фантазий своим биографам. В английской литературе Х1Х века самая крупная фигура этого плана — упоминавшийся выше поэт Алджернон Чарлз Суинберн (1837—1909). Порка была для него навязчивым кошмаром. Многие посвященные ей стихи Суинберна опубликованы лишь после его смерти, хотя при жизни автора распространялись в списках («Первая порка мальчика» и «Порка Чарли Коллингвуда»). Как возникло это пристрастие, мы не знаем. В неоконченном автобиографическом романе «Лесбия Брэндон», который Суинберн начал писать в 1864 году и тайно ходил по рукам среди его друзей в семидесятые годы, но был опубликован только после смерти поэта, есть две яркие сцены порки мальчика домашним учителем. Дополнительную пикантность эпизоду придает то обстоятельство, что воспитатель испытывает сильное влечение к старшей сестре мальчика. Суинберн описывает переживания не столько мальчика, сколько воспитателя, который во время порки все больше звереет, явно получая от избиения ребенка эротическое удовольствие. Никакой симпатии к этому человеку маленький Герберт, которого Суинберн писал с себя, не испытывает. Но хотя мальчик страдает от жестокой порки, после нее он вдруг почувствовал удовольствие: «Мальчик всхлипывал и вздрагивал при каждом ударе, чувствуя, что его глаза наполняются слезами, и краснея от слез; но удары жгли его, как огонь. Сгорая одинаково от стыда и от боли, он прятал свое горячее влажное лицо между руками, кусал свой рукав, пальцы, все, что подвернется; его десны, подобно розге, сочились кровью, он предпочитал кусать плоть своих рук, нежели громко кричать…»  Зато потом «все блаженство и боль этого дня вдруг расцвели в нем и принесли плоды» (Sweenburne, 19 Lesbia Brandon, p. 204,Ibid, p. 210). Биографы поэта (Rooksby, 1997) допускают, что эта сцена придуманная, воображаемая. Однако в годы обучения Суинберна в Итоне и затем в университете его интерес Суинберна к теме усугубился. В письме от 1867 года он писал, что две самые интересные вещи в Итоне — это река и эшафот для порки. По признанию поэта, наставник (тьютор) жестоко его порол, однажды следы порки сохранялись больше месяца. Что не помешало ему позже посещать в Лондоне специальный бордель, написать форменную оду порке и выступать против отмены телесных наказаний, только не палкой, чтобы не оставлять синяков, а розгой. По словам биографа Суинберна, итонские библиотекари и сейчас мягко отговаривают школьников, желающих увидеть оригинал рукописи «The Flogging Block». Значительно более откровенен австрийский писатель барон Леопольд фон Захер-Мазох (1838—1895), прославившийся прежде всего описанием подобных переживаний. В своих воспоминаниях детства Захер-Мазох рассказывает: «Устроившись в каком-нибудь темном и отдаленном закоулке дома, принадлежащего моей бабушке, я с жадность поглощал жития святых, и когда читал о пытках, которым подвергались мученики, меня бросало в озноб и я приходил в какое-то лихорадочное состояние…» В десятилетнем возрасте на это наслоилось другое впечатление. Мальчик случайно подсмотрел, как тетка, в которую он был тайно влюблен, изменяла мужу с красивым молодым человеком, а когда муж в сопровождении двоих друзей ворвался в комнату, ударила его кулаком и выгнала всех троих мужчин, а заодно и любовника, вон. «В этот момент злосчастная вешалка упала на пол, и вся ярость г-жи Зиновии излилась на меня. — Как! Ты здесь прятался? Так вот же я научу тебя шпионить! Я тщетно пытался объяснить свое присутствие и оправдаться: в мгновение ока она растянула меня на ковре, затем, ухватив меня за волосы левой рукой и придавив плечи коленом, она принялась крепко хлестать меня. Я изо всех сил стискивал зубы, но, несмотря ни на что, слезы подступили у меня к глазам. Но все же следует признать, что, корчась под жестокими ударами прекрасной женщины, я испытывал своего рода наслаждение <...> Это событие запечатлелось в моей душе, словно выжженное каленым железом» (Захер-Мазох, 1992, с. 163—165).

Самый знаменитый раб и одновременно поэт розги в русской литературе Федор Сологуб (1863—1927), в отличие от многих своих современников, не оставил после себя ни подробной автобиографии, ни воспоминаний, ни записных книжек. Его дневник то ли утерян, то ли уничтожен, а так называемая «Канва к биографии» скорее похожа на развернутый план романа. В то же время все его творчество имеет автобиографический характер, где красной чертой проходит тема эротической порки. Это прекрасно показано М.М. Павловой (Павлова, 2007), из книги которой заимствованы все последующие факты и цитаты.

Все началось с детства. Мальчик рано потерял отца, а его мать, Татьяна Семеновна, считала главным средством воспитания порку, жестоко наказывая сына за малейшую провинность или оплошность. Своим суровым обращением мать стремилась привить сыну христианские добродетели — покорность и смирение, но фактически сформировала у него ярко выраженный садомазохистский комплекс. Описания материнской порки занимают центральное месте в дневниках и интимной лирике не только юного, но и взрослого Кузьмы Тетерникова.

«Истомившись от капризов   

И судьбу мою дразня,

Сам я бросил дерзкий вызов:

— Лучше выпори меня.

Чем сердиться так сурово

И по целым дням молчать,

Лучше розги взять и снова

Хорошенько отстегать.

Мама долго не томила,

Не заставила просить,

Стало то, что прежде было,

Что случалось выносить.

Мне никак не отвертеться,

Чтоб удобней было сечь,

Догола пришлось раздеться,

На колени к маме лечь.

И мучительная кара

Надо мной свершилась вновь,

От удара до удара

Зажигалась болью кровь.

Правда страшная побоев

Обнаружилася вся:

Болью душу успокоив,

Я за дело принялся.

(27 октября, 1889)

 

«Порою свяжут. Распростерто

Нагое тело. Круто мне,

И бьется сонная аорта,

И весь горю я, как в огне.

И как мне часто доставался

Домашних исправлений ад!

Для этого употреблялся

Общедоступный аппарат,

Пук розог. Быстро покрывался

Рубцами обнаженный зад.

Спастись от этих жутких лупок

Не удавалось мне никак.

Что не считалось за проступок!

И мать стегала за пустяк. <…>

Потом березовые плески;

Длиннее прутья, чем аршин;

Все гуще, ярче арабески,

Краснеет зад, как апельсин.

И уж достигла апогея

Меня терзающая боль,

Но мама порет, не жалея,

Мою пылающую голь.

Бранит и шутит: Любишь кашу?

Ну что же, добрый аппетит.

Вот, кровью кашицу подкрашу,

Что, очень вкусно? Не претит?

(26 октября, 1899)

После смерти матери (в 1894 году) обязанности порки взрослого старшего брата взяла на себя его сестра.  Ольга Кузьминична хорошо знала особенности психосексуальной жизни брата. Когда он работал учителем и жил вместе с матерью в Вытегре, эта тема откровенно обсуждалась в их переписке.

«Пиши, секли ли тебя и сколько раз»; «Ты пишешь, что маменька тебя часто сечет, но ты сам знаешь, что тебе это полезно, а когда тебя долго не наказывают розгами, ты бываешь раздражителен и голова болит»; «Маменька тебя высекла за дело, жаль тебя, что так больно досталось, да это ничего, тебе только польза»; «Маменька хорошо делает, что часто тебя сечет розгами, польза, даже и для здоровья». Позже она заменила ему в этом качестве мать.

В «Канве к биографии» имеется запись: «1894—1907. Сестра. Секла дома, в дворницкой, в участке». Эту запись подтверждают стихотворения цикла «Из дневника»:

«— Что топорщишься, как гоголь!

Не достать тебя рукой!

А скажи, вчера не строго ль

Обошлася я с тобой?

Вишь, инспектор, важный барин! —

Раскричалася сестра, —

А давно ли был отжарен

Розгачами ты? Вчера?

Дома ходишь босошлепом, —

Для смиренья так велю, —

А забылся, — по Европам

Розгами сейчас пошлю.

Я тебе теперь за дело

Пропишу и ой и ай!

Раздевайся-ка да тело

Мне под розги подставляй!»

На колени положила,

Розги крепкие взяла

И бранила, и стыдила,

Сорок розог мне дала.

И в одной из кар домашнихМне опять пришлось реветь,

А на ссадинах вчерашних

Новая чертилась сеть.

(26 мая, 1904)

Драматизм жизненной ситуации Сологуба усугублялся тем, что он 25 лет работал  школьным учителем, а затем инспектором. Эта роль дает широкие возможности для злоупотребления властью. В письме к сестре от 20 сентября 1891 года Сологуб рассказывает: «Пришел я к Сабурову (один из его учеников — И.К.) в плохом настроении, припомнил все его неисправности и наказал его розгами очень крепко, а тетке, у которой он живет, дал две пощечины за потворство и строго приказал ей сечь его почаще».

Тот же эпизод рассказан в стихотворении, датированном 17 октября 1891 года:

Вхожу. Подростка два босые

Встают, и кланяется мать.

В беседе с ней вины большие

Пришлось не долго разбирать.

По моему приказу бойко

Тотчас послушный Балашов

С таким усердьем выдрал Войка,

Что поднял тот прегромкий рев.

И на полу потом вот этом,

Где Войка розгами хлестал,

И Балашов лежал раздетым,

И Войк его усердно драл.

«Спасибо вам, что так вы строги!» —

Вдова меня благодарит,

Целует мне босые ноги,

Мальчишкам целовать велит.

Однако Сологуб не садист, а мазохист, который сам нуждается в порке. Его излюбленная тема «голый, связанный лежу». В стихах «Из дневника» его порют не только мать и сестра, но и соседские мальчики и даже собственные ученики, причем всюду: в бане, в саду, в классе, на школьном дворе.

«Вот четыре мальчугана

Подошли ко мне, смеясь.

Вижу их, как из тумана,

И смущаясь, и стыдясь.

Очень быстро обнажили

И в минуту на полу,

Не стесняясь, разложили —

И уж розги здесь, в углу.

Саша крепко держит руки,

Леша ноги захватил.

В ожиданье стыдной муки

Я дыханье затаил.

Петя слева, Миша справа

Стали с розгами в руках,

Начинается расправа,

Болью гонит стыд и страх.

Мне стерпеть не удается,

И сквозь резкий свист ветвей

Крик и рев мой раздается

Громче все и все звончей».

(20 марта, 1883)

«На земле лежу я голый,

Крепко связанный. Беда!

В муке горькой и тяжелой

Я ору пред всею школой:

— Ой! Не буду никогда!».

(19 апреля, 1883)

В бане его порют четыре мальчика, причем вся соль в том, что

...Все четыре мальчугана

Мной недавно были драны.

(6 февраля, 1887)

Иногда экзекуцией распоряжается школьный инспектор:

Петя слева, Миша справа

Стали с розгами в руках.

Начинается расправа

Болью гонит стыд и страх.

Но суровый Бальзаминов

Не прощает ни за что,

Все мольбы мои отринув,

Отсчитал мне ровно сто.

(3 апреля, 1883)

Допустить, что публичная порка учителя учениками могла происходить в реальной, сколь угодно заштатной школе, довольно трудно, скорее всего, это лишь мазохистская фантазия. Но любая человеческая сексуальность на 90% виртуальна.

Выше мы уже видели, как специфическая сексуальность Сологуба отразилась в его педагогической публицистике. Те же противоречия существуют в его художественном творчестве, включая его самый знаменитый роман «Мелкий бес» (1902). Действие его разворачивается в уездном городе в последней четверти ХIХ века, в хорошо знакомой читателям дореволюционной русской классики затхлой провинциальной атмосфере. Гимназический учитель словесности, статский советник Ардалион Борисович Передонов — типичный садист, получающий удовольствие от телесного наказания мальчиков-гимназистов. Он специально ходит по домам своих учеников, доносит их родителям о несовершенных мальчиками проступках, наслаждается, если мальчиков при нем за это порют, а на следующий день рассказывает их одноклассникам, как это все происходило, получая дополнительное удовольствие от смущения безвинно выпоротых гимназистов. Передонов не только садист, но и карьерист, мечтающий получить место инспектора, которое повысит его социальный статус и увеличит возможности сексуально злоупотреблять властью. Сечение детей розгами становится манией Передонова, его жизнь целиком подчинена этой идее, все, кто ему мешает, становятся его злейшими врагами. В конце концов мания приводит Передонова к поджогу театра и человекоубийству. Хотя Сологуб сознательно наделяет Передонова некоторыми собственными чертами, этот человек ему глубоко ненавистен. «Передоновщина» стала в России начала ХХ века почти такой же общезначимой метафорой, как чеховский «человек в футляре». Но избавиться от своего сексуального наваждения автор романа не может. М. Павлова пишет, что если учесть фрагменты, которые Сологуб изъял (в частности, под нажимом редакции журнала «Вопросы жизни» были убраны описания наиболее жестоких экзекуций над гимназистами), порка пронизывает жизнь всех персонажей романа: Передонов и Клавдия секут Варвару, Передонов систематически бьет Варвару, Преполовенские секут Варвару, Нартанович сечет сына Владю и дочь Марту, Вершина и Владя секут Марту, Лариса Рутилова — сестру Людмилу, Дарья Рутилова — сестер Валерию и Людмилу, Людмила Рутилова — Сашу Пыльникова, Коковкина — его же, тетка Пыльникова — его же, Гудаевская и Передонов — Антошу Гудаевского, маленьких слесарят секут в участке. Причем эти сцены эмоционально весьма выразительны. Сологуб даже составил специальную картотеку слов, устойчивых словосочетаний и синонимических рядов, связанных с темой телесных наказаний:

«Наказание розгами. Сечение. Дранье, дёрка, дёра. Порка, поронье. Стеганье, стёжка. Хлестанье. Березовая каша, лапша. Припарка. Жарёха. Дать жареху — Ряз., Кад., Выт. Наука; Высечь. Наказать телесно, на теле. Задницу в кровь. Пропутешествовать в Нидерланды. Поговорить с няней Розалией. Починить задницу. Проучить, прошколить розгами. Заднего ума прибавить. Посмотреть под рубашку. Блох попугать; Высечь розгами. Сечь, высечь, посечь, засечь. Драть, выдрать, отодрать, задрать. Пороть, выпороть, отпороть, запороть. Стегать, выстегать, отстегать, постегать. Хлестать. Отхлестать. Дать розог, жареху. Задать дёрку, дёру, порку. Задницу высечь, выдрать, выпороть, выстегать. Разжелудить. Прошколить розгами, заднего ума прибавить, посмотреть под рубашку, блох попугать. Спрыснуть. Угостить, накормить, попотчевать березовой кашей, лапшой. Дать розгачей, розочек. Дать горячих, горяченьких. Всыпать столько-то горячих. Дать лозанов. Задницу разрумянить, разрисовать, расписать. Наказать розгами (ою), лозою, лозами. Взъерепенить. Поддать жару. Отжарить, жарить. Лупить, лупсовать и т.п.; Бить — хлестать, колошматить, таскать, заушить, отзвонить, утюжить, жарить, отжарить, поучить, наказать, колотить, шлепать, сечь, стегать, пороть, драть, хлопотать, влепить, всыпать, дать, задать (пороху, звону), шпандорить».

Более яркого литературного и одновременно автобиографического примера одержимости поркой я не знаю.

Вместо литераторов — психиатры

Как бы ярки и подробны ни были литературно-художественные описания, они не могут раскрыть глубинные истоки описываемого ими явления. Откуда человеку знать, почему он стал таким, каким он стал?

В конце ХIХ века вопрос о сексуальных истоках телесных наказаний стал научно-теоретической проблемой, которой занялись психиатры и судебные медики.

Австрийский психиатр Рихард фон Крафт-Эбинг (1840—1902) в книге «Сексуальная психопатия», выдержавшей с 1886 до 1907 года 13 изданий, попытался систематически описать жизненный опыт и внутренний мир людей, сексуальность которых была жестко связана с потребностью причинять боль и страдания другим (по имени маркиза де Сада Крафт-Эбинг назвал это влечение садизмом) или, наоборот, самим переживать физические страдания (в честь Захер-Мазоха, Крафт-Эбинг назвал это мазохизмом). Оказалось, что и то и другое связано с детским опытом, включая телесные наказания. Наказание розгами или зрелище телесных наказаний вызывают у мальчика первые порывы полового влечения, что побуждает его к мастурбации и создает вероятность закрепления неправильного, извращенного полового чувства. Это положило начало длительной дискуссии о соотношении врожденной, конституциональной предрасположенности к определенному типу сексуальности и способствующих этому случайных ассоциативных связей («научения»).

Собранные Крафт-Эбингом сексуальные истории весьма индивидуальны, причем разница существует не только между садистами и мазохистами, но и внутри каждой группы.

Одному его пациенту довелось восьмилетним мальчиком, в школе, стать свидетелем наказания своего товарища: учитель зажал голову провинившегося между коленями и, обнажив заднюю часть его тела, нанес несколько ударов розгой. Это зрелище вызвало в пациенте сладострастное возбуждение. «Не имея ни малейшего представления об опасности и гнусности онанизма», он стал удовлетворять себя мастурбацией и предавался часто этому пороку, каждый раз воскрешая в своей памяти образ высеченного мальчика.

Другой приходил в половое возбуждение, присутствуя при сечении своих братьев отцом, а впоследствии школьников учителем. Созерцание подобного рода актов всегда вызывало у него сладострастные ощущения. Когда это наступило в первый раз, он точно определить не в состоянии, полагает, что приблизительно в 6 лет. Точно так же он не может обозначить, когда он начал заниматься мастурбацией, утверждает, однако, с уверенностью, что половое влечение пробуждено было в нем бичеванием других лиц, бессознательно приведшим его к онанизму. Хотя с 4—8-го года жизни его самого неоднократно секли, этот акт вызывал в нем только чувство боли, но не сладострастные ощущения. Поскольку ему не всегда представлялся случай быть свидетелем наказания мальчиков, он в своем воображении рисовал различные сцены сечения, которые вызывали в нем сладострастные ощущения, заканчивавшиеся мастурбацией. В школе он старался не пропустить ни одного случая телесного наказания. Временами им овладевало сильное желание быть активным участником бичевания, и на 12-м году жизни он уговорил товарища, чтобы тот позволил ему высечь себя, причем он испытал сильное сладострастное ощущение. Когда же после того они поменялись ролями, он ощутил только боль.

Не менее разнообразен опыт мазохистов.

Один пациент рассказал, что половое влечение появилось у него внезапно на 7-м году жизни, когда его высекли розгами. С 10 лет он начал предаваться мастурбации; при этом всегда думал о сечении; позже ночные поллюции сопровождались снами, связанными с бичеванием. И в бодрствующем состоянии у него всегда было желание быть высеченным.

Другой, напротив, утверждал, что мазохизм при всех обстоятельствах представляет явление прирожденное, а отнюдь не приобретенное, привитое: «Я твердо знаю, что меня ни разу не секли по ягодицам, а между тем мазохистские представления появились у меня с самой ранней молодости, с тех пор как я вообще стал мыслить. Если бы их возникновение было результатом какого-либо события в моей жизни, и в особенности бичевания, то я, несомненно, сохранил бы об этом воспоминание».

Третий считает, что его мазохизм начался с детских лет. Когда ему было пять лет, он заставлял маленьких девочек раздевать его и бить по ягодицам. Несколько позже он старался устраивать так, чтобы мальчики или девочки играли с ним в «школу» и в качестве учителей наказывали его. В 15 лет он представлял себе, что девушки во время беседы соблазняли его и били.

Таким образом, порка оказалась связанной с мастурбацией, садизмом, мазохизмом и гомосексуальностью, но взаимосвязь этих явлений неясна и неоднозначна.

Занимается этой проблемой и психоанализ. По мнению Фрейда (1856—1939), все сексуальные вариации, которые он, в духе своего времени, называл извращениями (перверзиями), коренятся в особенностях детского развития и представляют собой остановку или возвращение к пройденным этапам развития. Опыт порки, которой Фрейд посвятил статью «Ребенка бьют» (1919), важен для формирования как садизма и мазохизма, так и гомосексуальности. Но существует ли между ними определенная причинная зависимость?

Хотя у пациентов Фрейда фантазия на тему битья детей была широко распространена, она появлялась у них в очень раннем возрасте, уже на пятом и шестом году жизни, до начала посещения школы; встреча с учителем, наказывающим учеников, лишь пробуждает или усиливает ее.

Опыт родительских телесных наказаний также не имеет в данном случае решающего значения. Хотя восприятие сцен порки вызывало у пациентов Фрейда сексуальное возбуждение, они относились к ним с осуждением. Образ телесно наказываемого ребенка — плод собственной фантазии пациента, возникающей независимо от его жизненного опыта.

В этих фантазиях четко выражены эротически значимые моменты, например, то, что «маленького ребенка бьют по голой попе». Избиваемые дети в фантазиях как девочек, так и мальчиков — почти всегда мальчики, причем фантазирующий ребенок наблюдает эту сцену отстраненно, «со стороны», ощущая себя не жертвой, а зрителем (Фрейд, 1992). Эти наблюдения Фрейда позже многократно подтверждались.

Пытаясь объяснить происхождение фантазий своих пациентов с точки зрения Эдипова комплекса, Фрейд выделяет в качестве ключевого отцовский образ. Фантазия битья вытекает из инцестуозной привязанности к отцу, но имеет разное значение для девочек и для мальчиков.

В дальнейшем психоаналитическая трактовка порки обогащается дополнительными символическими и филогенетическими ассоциациями. Карл-Густав Юнг (1875—1961) проводит параллель между поркой и древними обрядами инициации: розга как фаллический символ причиняет боль и одновременно оплодотворяет посвящаемого. Это расширяет круг ассоциирующихся с поркой и вызываемых ею личных и коллективных эмоциональных переживаний и значений.

Британский зоолог и этолог Десмонд Моррис, автор бестселлера «Голая обезьяна» (1967), сопоставил позу подвергающегося порке мальчика (девочек в этой позе не пороли) с рецептивной позой, которая у многих животных, независимо от их пола, является также позой подчинения. Подставляя свою беззащитную попу взору доминантного самца-учителя, мальчик молит о снисхождении, но взрослый самец от этого только звереет. Окажется ли его реакция только агрессивной или также сексуальной — вопрос открытый.

В обсуждение природы телесных наказаний и связанных с ними фантазий включились историки, антропологи и семиотики. Вслед за историей порки и розги, а также фаллоса и пениса появляется история попы вроде остроумной книги Жан-Люка Эннига (Энниг, 2006).

Обнаружение того, что садомазохистские фантазии являются массовыми и совсем не обязательно претворяются в насильственные действия, не могло не повлиять и на психиатрию. Поворотным пунктом в этом отношении стала книга знаменитого американского психиатра и психоаналитика Роберта Столлера (1924—1991) «Боль и страсть: психиатр исследует мир С и М» ( Stoller, 1991).

Начав изучать С и М в качестве психиатра, Столлер скоро убедился в том, что никакой диагноз не в состоянии описать его многообразие. В результате ему пришлось на время превратиться в этнографа. По его словам, нет одного «садомазохизма», есть много разных садомазохистских перверсий. Нужно избегать любых теорий, которые претендуют охватить все садомазохистское поведение. Садомазохизм, явно или скрытно, в большей или меньшей степени, является компонентом всех перверсий и, возможно, всех эротических фантазий и действий. Добровольные, консенсуальные садомазохисты в своей эротической игре не насилуют, унижают или пытают друг друга, а дразнят (тантализируют) и затем удовлетворяют друг друга. Их очевидная странность — лишь театр; хотя причиняемая боль может быть чрезвычайно сильной, она не содержит жестокости, присутствующей в эротическом и неэротическом поведении многих обычных людей. Юмор и садомазохизм тесно переплетаются. Более того, юмор — это неэротическая форма садомазохизма. Но шутка о расквашенном носе — не то же самое, что удар по носу. Садомазохистские перверсии — не проявления враждебности, как жестокость или вина, а, напротив, успешная защита против агрессивных импульсов. Главная идея Столлера: нужно разграничивать «консексуальное» (основанное на взаимном согласии) садомазохистское поведение от патологического. Отсюда — необходимость критического отношения к понятию «нормы», включая распространенное убеждение, что все «ненормальное» поведение «фундаментально неудовлетворительно».

Книга Столлера вызвала оживленную дискуссию, в результате которой многие психиатры и психоаналитики скорректировали свои позиции в этом вопросе (лично мне эту книгу рекомендовал в 1995 году руководитель Гамбургского института сексологических исследований и судебной психиатрии профессор Вольфганг Бернер).

Изменение сексуальной культуры потребовало уточнения ряда научных понятий. До последней трети ХХ века все непривычные и культурно-неприемлемые формы сексуальности считались патологическими и назывались половыми извращениями (перверсиями). Затем их стали называть более нейтральным словом – сексуальные отклонения (девиации). В третьем издании американского «Руководства по диагностике и статистике психических расстройств» (сокращенно DSM) (1980) его сменил термин парафилия (от греч. para — часть сложных слов, означающая «находящийся рядом» или «отклоняющийся от чего-либо, нарушающий что-либо + …филия, влечение).

Термин этот введен еще в 1922 году австрийским психоаналитиком Вильгельмом Штекелем для обозначения любых необычных и проблематичных, с точки зрения общества и/или самого субъекта, проявлений сексуальности. Парафилия — достижение сексуального удовлетворения с помощью необычных или культуро неприемлемых стимулов. Парафилий очень много (см. подробнее: Ткаченко, 1999, Аномальное сексуальное поведение, 2003, Дерягин, 2008, Fedoroff, 2010), их психиатрический статус зависит от трех обстоятельств.

Во-первых, вызывает ли данное состояние дистресс, причиняет страдание (например, мешает устанавливать и поддерживать интимные отношения, подрывает брак или нарушает его повседневную жизнь), от которого субъект хочет избавиться?

Во-вторых, насколько данный образ или действие необходимы для полового возбуждения? Сексуальные стимулы могут быть сколь угодно экзотическими, патологическими они становятся лишь в том случае, когда индивид реагирует только на них, что суживает его сексуальный репертуар.

В-третьих, существует ли жертва? Например, если субъект испытывает потребность реализовывать свои сексуальные желания насильственно, вопреки желанию других, причиняет им физический или психический вред и т.п.

При всем их многообразии, парафилии имеют несколько общих черт (LeVay 2009):

— они интенсифицируют или гипертрофируют обычные сексуальные желания и действия;

— значительно чаще встречаются у мужчин, чем у женщин;

— возникают в раннем возрасте, чаще всего в период полового созревания, и в дальнейшем усиливаются;

— являются множественными, т.е одна парафилия большей частью влечет за собой другую.

Парафиликам свойственны некоторые общие личностные черты, например, как недостаток коммуникативных навыков, особенно в общении с женщинами, чувство неадекватности, депрессия.

Парафилики нередко страдают когнитивными искажениями, например, думают, что их действия сексуально привлекательны или благодетельны для людей, которые их возбуждают или интересуют.

Все сказанное распространяется и на садомазохизм. Обе главные системы психиатрической диагностики — разработанная Всемирной организацией здравоохранения и принятая в России десятая редакция Международной классификации болезней (МКБ-10) и американское Руководство по диагностике и статистике психических расстройств (в 2013 году будет принят ее пятый вариант — DSM 5) — считают садомазохизм болезнью.

МКБ-10 рассматривает его как единый комплекс причинения и принятия боли или унижения в качестве средств сексуального возбуждения. Садомазохизм определяется как желание совершать действия, которые причиняют боль, являются унижающими, показывают подчиненное положение человека, на которого направлены, либо быть объектом таких действий.

DSM считает сексуальный садизм и сексуальный мазохизм отдельными явлениями. Первый диагноз устанавливается в тех случаях, когда: а) субъект поступает в соответствии со своими садистскими импульсами с человеком, который этого не желает, или б) когда его сексуальные потребности или фантазии вызывают у самого субъекта выраженное расстройство или межличностные трудности. В отличие от садистов, сексуальные мазохисты опасности для окружающих не представляют, поэтому психиатрический диагноз ставится лишь в тех случаях, когда мазохистские фантазии, потребности или действия вызывают у субъекта клинически значимый дистресс или ухудшают его социальное, профессиональное и иное функционирование.

Практически все научные данные об этом явлении сосредоточены в сфере судебной медицины. Подробные сведения о том, как осуществляется диагностика и судебно-медицинская экспертиза, содержатся в книгах по судебной (криминальной) сексологии (см. Ткаченко, Введенский, Дворянчиков, 2001; Аномальное сексуальное поведение, 2003, Дерягин, 2008).

БДСМ и спанкофилия

 Необходимость разграничить случаи, подлежащие психиатрическому лечению, и массовое сексуальное поведение породило еще одну терминологическую новацию — BDSM (Bondage/Discipline/Domination/Submission/Sadomasochism). БДСМ — обобщенный термин, обозначающий все формы сексуальности, включающие в себя причинение и получение физической боли, ограничение свободы или унижение. Аббревиатура БДСМ обозначает связывание (бондаж) и дисциплину (одна из ее форм — телесное наказание); господство (доминантность) и подчинение; садизм и мазохизм.

Большинство носителей этих комплексов, не имеющих проблем с законом, больными себя не считают и к врачам не обращаются. У обращавшихся за амбулаторной помощью по поводу сексуальных расстройств и нарушений гендерной идентичности американцев (25 миллиона посещений психиатров, 18 миллиона посещений урологов, почти 334 миллиона — врачей общей практики и 69 миллиона — акушеров-гинекологов) диагноз «сексуальный садизм» и «сексуальный мазохизм» не был поставлен ни разу (Krueger, 2010). В то же время в повседневном быту такие практики очень часты.

Главное отличие БДСМ от сексуального насилия — взаимное согласие партнеров. Это не агрессия, а властные ролевые игры, основанные на правилах безопасности, здравомыслия и добровольности (Safe, Sane & Consensual). Партнеры по БДСМ-отношениям должны придерживаться определенного свода правил, включая свободное обсуждение нужд, потребностей и эмоций друг друга и установление взаимоприемлемых эмоциональных и физических границ.

Интерес к БДСМ-практикам чрезвычайно высок. В 2008 году в поисковике Google БДСМ было посвящено 42 миллиона 600 тысяч хитов. В мире существует множество разных БДСМ субкультур, сообществ, коммерческих и некоммерческих организаций. Точных данных о степени распространенности БДСМ-практик нет и быть не может, поскольку они очень разнообразны. Еще труднее определить демографические и психологические свойства их адептов. Клинические и криминологические данные здесь не годятся, а выборки опросных исследований до конца ХХ века не превышали 150—200 респондентов и были нерепрезентативными. В нынешнем столетии картина стала меняться, но остается фрагментарной и противоречивой.

В крупнейшем — 22543 респондентов — интернет-опросе в Германии (2008)  наличие БДСМ-опыта признали 9,2% опрошенных. По степени распространенности эти практики занимают среди мужчин и женщин одно и то же (восьмое) место, но женщины занимаются ими несколько чаще, чем мужчины (9,5% против 8,3%) (Drey, Pastoetter, Pryce, 2008).

Согласно национально репрезентативному телефонному опросу 19,307 австралийцев от 16 до 59 лет, в течение предыдущего года разными формами БДСМ занимались 1,8% всех сексуально активных людей (2,2% мужчин и 1,3% женщин). Шире всего эти практики распространены среди геев, лесбиянок и бисексуалов. Вовлеченные в них люди чаще других имели опыт орального и/или анального секса, больше одного сексуального партнера, чаще занимались телефонным сексом, посещали сексуальные интернет-сайты, смотрели порнографические фильмы или видео, пользовались сексуальными игрушками, имели опыт группового секса и т.п. (Richters et al., 2008).

При отсутствии научно-обоснованных массовых выборок и заведомо высоком разнообразии сексуальных практик этих людей определить их психологический профиль невозможно, а ценность полученных эмпирических данных не превышает ценности средней температуры по больнице. Единственное, что кажется более или менее правдоподобным, это то, что в массе своей эти люди не чувствуют себя и, по-видимому, не являются больными и несчастными, как думали в позапрошлом веке.

Авторы цитированного выше австралийского исследования проверяли три главные гипотезы:

1. Адепты БДСМ в прошлом чаще других людей подвергались сексуальному принуждению.

2. Они психологически менее благополучны.

3. Они чаще других испытывают сексуальные трудности вроде отсутствия интереса к сексу или трудностей с переживанием оргазма.

Ни одна из этих гипотез не подтвердилась. Общий вывод исследования: БДСМ — просто сексуальный интерес или привлекательная для меньшинства людей субкультура, он не является патологическим симптомом прошлого насильственного опыта или следствием трудностей с «нормальным» сексом (Richters et al., 2008).

К близким выводам приходят и другие исследователи, изучавшие меньшие по численности выборки, но использовавшие больше психологических тестов. Из опрошенных в 1980-х годах 245 немецких СМ-мужчин только 20% отвергали свою сексуальность, 70% — принимали ее и 9% — «не знали», как к ней относиться. 90% никогда не обращались по этому поводу к врачам. Из опрошенных в США 178 мужчин большинство принимали свою сексуальность, тревогу и озабоченность выражали — 6% и 16,5% — обращались к психотерапевтам. Уровень образования и дохода СМ-мужчин выше среднего (Moser & Levitt, 1987; Sandnabba et al., 1999), своей сексуальной жизнью они в целом удовлетворены, часто занимаются также несадомазохистским сексом, социально и психологически хорошо адаптированы (Connolly, 2006; Sandnabba et al., 1999). Повышенного чувства вины, агрессивности, стремления нанести вред самим себе, эскапизма, мизогинии, любви к патриархальным ценностям и традиционному гендерному порядку они также не обнаруживают (Cross and Matheson, 2006; Weinberg, 2006).

В России БДСМ-субкультура, как и любая другая сексуальность, вышла из подполья лишь в 1990-х годах. Центральный сайт российского БДСМ-сообщества появился в 2002 году. Участники сообщества связывают увеличение интереса к нему с модой на сексуальную раскрепощенность и использованием антуража БДСМ в рекламе и кино. Отчасти это их даже тревожит: «Мы не скрываемся и не утаиваем информацию о себе. Но мы не стремимся к расширению своих рядов, нам не нужна широкая реклама, а тем более — пропаганда».

Их сетевое общение крайне неоднородно по своему характеру, уровням и интересам. Одни сайты имеют преимущественно эротический, чтобы не сказать – порнографический, характер, другие строго соблюдают нормы закона, приличия и политкорректности. Устав одного такого форума категорически запрещает «любые проявления национальной, расовой, политической или религиозной вражды, унижение национального достоинства, пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности лиц по признаку их отношения к религии, национальной, территориальной, государственной или расовой принадлежности», а также «публикацию фото-, видео-, аудиозаписей наказаний реальных детей и детской порнографии… Обнародование ссылки и запрос на публикацию (поиск) приравнивается к публикации. Исключения составляют сцены из кинофильмов, не относящихся к категории «только для взрослых», и фото, «опубликованные в открытой печати».

Наряду со смешанными существуют преимущественно и даже исключительно женские или мужские БДСМ-сайты. Последние, как правило, более агрессивны и откровенно сексуальны. Например, «Клуб настоящих мужчин, любителей порки и прочего экстрима в жизни и сексе», рассчитанный на лиц мужского пола старше 18 лет, имеет основной тематикой «телесные наказания (как добровольные, так и вынужденные), экстремальные проявления в сексе, спорте и других жизненных сферах». Некоторые сайты позиционируют себя в качестве педагогических, хотя иногда обмен родительским опытом — лишь предлог для обсуждения собственного, реального и виртуального, сексуального опыта (что само по себе не противозаконно).

Вернемся к проблеме телесных наказаний. Какое место они занимают в общем балансе БДСМ-фантазий и практик и как телесные наказания детей влияют на формирование их собственных сексуальных потребностей и интересов?

На первый вопрос ответа нет. Похоже на то, что удельный вес порки в общем балансе БДСМ не особенно велик. В качестве отдельного диагноза привязанность к порке нигде не выделяется, хотя существует житейское понятие «спанкофилия» или «спанкинг-фетишизм».

Методологи БДСМ-практик технически различают два типа порки — спанкинг и флагелляцию. Спанкинг — «шлепки», в основном по ягодицам. Девайсами здесь являются паддл, тоуз, ракетка, ремень, трайдент, спанкерский стек — все, что «шлепает». Флагелляция — порка гибкими девайсами: плеть, снейк, флоггер (флогер), кнут, бич, кошка и так далее. Легко заметить, что это подразделение не совпадает с житейским, общепринятым, считающим самой массовой формой спанкинга шлепанье открытой ладонью. В психолого-педагогической литературе любой инструмент (девайс), плоский или гибкий, будь то ракетка или ремень, расценивается как значительно более серьезное наказание, нежели шлепок открытой ладонью.

Мотивационно порка также подразделяется на два подвида: СМ и БД. Первая преследует преимущественно сексуальный, а вторая — дисциплинарный эффект. Насколько строго проводится это разграничение, не совсем ясно.

Открытое публичное обсуждение БДСМ-практик позволило уточнить некоторые их аспекты. Например, в феноменологию эротической порки прочно вошло предложенное французским философом Жилем Делезом разграничение переживаний боли и удовольствия: «Боль осуществляет то, чего ждут, удовольствие — то, чего ожидают, мазохист ожидает удовольствия как чего-то такого, что по сути своей всегда задерживается, и ждет боли как условия, делающего в конце концов возможным (физически и морально) пришествие удовольствия. Он, стало быть, отодвигает удовольствие все то время, которое необходимо для того, чтобы некая боль, самая поджидаемая, сделала его дозволенным. Мазохистский страх получает здесь двоякое определение бесконечного ожидания удовольствия при интенсивном поджидании боли» (Делез, 1992, с. 251).

Нейрофизиологические механизмы эротической порки стали понятнее после открытия эндорфинов. Эндорфинами называется группа химических соединений, по структуре сходных с опиатами, которые естественным путем вырабатываются в нейронах головного мозга и обладают способностью уменьшать боль аналогично опиатам и влиять на эмоциональное состояние. Выработка эндорфинов увеличивается в ответ на вызванный поркой стресс, позволяя человеку до определенной степени игнорировать боль. А вслед за напряжением и болью наступает освобождение, похожая на религиозный или наркотический экстаз эйфория, блаженное чувство эмоциональной разрядки и освобождения. Мазохисты часто рассказывали об этом эффекте порки. Некоторые даже пытаются внедрить ее в медицину. По мнению новосибирского биолога профессора С.В. Сперанского, 30 процедур по 60 ударов розгами по ягодицам — самое эффективное средство лечения пьяниц, наркоманов и самоубийц, причем эффект розготерапии усиливается, если процедуру проделывает человек противоположного пола — мужчина порет женщину, и наоборот. Сообщения об опытах Сперанского наделали много шума в массовых СМИ, информация о них попала даже в Европу. Впрочем, коллеги Сперанского сильно сомневаются в научности его методов и теорий. В числе многого другого, профессор верит, что женщины Земли имели сексуальные контакты с инопланетянами. Что же касается распространенных представлений, будто эндорфины являются «гормонами счастья» или «гормонами радости», то они не имеют под собой никаких оснований.

Если оставить в стороне эзотерику и экзотику, придется признать, что этиология привязанности к порке, как и всех остальных парафилий, по-прежнему неясна, а существующие теории остаются спекулятивными и могут рассматриваться в лучшем случае как гипотезы. Психоаналитики считают БДСМ результатом детской сексуальной травмы, психобиологические теории — следствием гормонального воздействия на центральную нервную систему, а поведенческая психология полагает, что эти практики обусловлены ранним детским опытом собственной порки или впечатлениями от наказаний, которым подвергали других детей.

В российском БДСМ-сообществе известна и довольно популярна основанная на комбинации психоаналитической теории детской травмы и психологической теории научения гипотеза американца Криса Дугана, изложенная в его статье «Каковы причины спанкинг-фетиша?» (Dugan, 1996). Дуган не является академическим ученым и не печатался в профессиональных журналах, но его веб-сайт в США хорошо посещаем. По мнению Дугана, необходимой предпосылкой возникновения спанкинг-фетиша является психогенетическая предрасположенность, особого рода нервная чувствительность, проявляющаяся в специфической реакции на шлепки в раннем детстве. В сознании ребенка шлепки обычно вызывают гнев и ненависть по отношению к наказывающему, но поскольку ребенок любит своих родителей, отрицательные эмоции подавляются, а затем находят выход либо путем девиантного, агрессивного поведения по отношению к сверстникам, либо путем фетишизации и эротизации шлепков. Первый вид реакции характерен для импульсивных, экстравертированных детей, второй — для застенчивых интровертов, боящихся потерять расположение родителей. Тайные фантазии этих детей, зачастую связанные с мастурбацией, порождают глубокий комплекс вины, накладывающий отпечаток на их характер.

Сама по себе гипотеза о влиянии детских телесных наказаний на формирование спанкинг-фетишизма кажется правдоподобной, а вывод о нежелательности телесных наказаний — морально и педагогически разумным:

«Я думаю, что желание избежать воспитания своих детей спанкинг-фетишистами, — достаточное основание для того, чтобы их не пороть. Это не значит, что один вид сексуальной семиотики имманентно ниже другого. Просто я думаю, что по крайней мере некоторые формы спанкинг-фетишизма являются прямым результатом травматической репрессии, причиненной детскими порками. Поэтому сказать “Не порите своих детей, потому что вы можете превратить их в фетишистов” — это сокращенный способ сказать “Не порите своих детей, потому что это может вызвать неподконтрольное чувство ненависти, которое ваш ребенок будет вынужден подавлять и бороться с ним путем эротизации ваших шлепков, а это в свою очередь может сделать его дальнейшую жизнь эмоционально неполноценной, сузив круг доступных ему сексуальных партнеров и заставив его чувствовать вину и стыд за то, что когда он был беспомощен и зависел от вас, ваше жестокое обращение побуждало его вас ненавидеть”. В конечном итоге, речь идет не о предотвращении фетишей, а о предотвращении травмы».

Но с научной точки зрения это всего лишь умозрительная гипотеза.

Неудача постигла в этом вопросе и Мюррея Страуса. В докладе «Телесное наказание детей и проблемы сексуального поведения: результаты четырех исследований» (Straus, 2008) он утверждает, что телесные наказания способствуют появлению у детей склонности: а) к сексуальному насилию, б) рискованному сексуальному поведению и в) сексуальному мазохизму. Как обычно, главный аргумент Страуса — статистические корреляции.

1. При изучении 14 000 университетских студентов из 32 стран Страус и его сотрудники обнаружили, что 29% мужчин и 21% женщин принуждали другого человека к сексу словесно (настаивая, когда тот не хотел, или угрожая в случае отказа прервать с ним отношения), а 1,7% мужчин и 1,2% женщин прибегали в подобных случаях к физической силе. При этом увеличение на один пункт показателя полученных испытуемыми телесных наказаний коррелировало у мужчин с 10-, а у женщин с 12-процентным ростом вербального сексуального насилия. Физическое сексуальное насилие увеличивается еще сильнее: на 3% у поротых мужчин и на 27% у женщин.

2. Связь телесных наказаний с рискованным сексом доказывается двумя исследованиями. В первом, на той же студенческой выборке, выяснилось, что среди студентов, которые хотя бы однажды настаивали на сексе без презервативов, доля максимально поротых вдвое превышает число тех, кого шлепали редко (25% против 12,5%). Объектом второго исследования были 440 нью-хэмпширских старшеклассников. Сравнение непоротых детей с теми, которых пороли до 13 лет и позже, показало, что вторая группа чаще практикует рискованный секс (например, имеет больше сексуальных партнеров). Страус объясняет это тем, что телесное наказание ослабляет эмоциональную связь ребенка с родителями, что отрицательно сказывается на сексуальной безопасности поротых подростков.

3. 207 студентов из трех колледжей спрашивали, возбуждали ли их когда-либо мазохистские сексуальные образы и имели ли они реальный опыт такого рода. Выяснилось, среди студентов, которых часто телесно наказывали, мазохистский секс возбуждал 75%, а среди вовсе непоротых — лишь 40%. У детей теплых и любящих родителей мазохистский секс встречается значительно реже, чем у холодных и суровых, но влияние телесных наказаний гораздо сильнее. У детей холодных родителей высокий уровень сексуального мазохизма существует независимо от количества телесных наказаний, последние усиливают его лишь на 12%. Зато в теплых семьях, где уровень мазохизма ниже, независимо от объема телесных наказаний, последние повышают его на целых 48%. Это происходит потому, что порка любящими родителями побуждает ребенка смешивать любовь с насилием, повышая вероятность того, что в дальнейшем насилие станет компонентом его взрослой сексуальности.

Все это, возможно, не лишено интереса, но не учитывает многих других существенных факторов. Склонность поротых детей к сексуальному насилию, даже если пренебречь социально-средовыми и ситуативными факторами, может объясняться их повышенной общей агрессивностью, за которую этих детей, возможно, чаще били. Рискованный секс может зависеть, с одной стороны, от генетически обусловленной любви к острым ощущениям, а с другой — от характера гендерной социализации и сексуального образования. Число сексуальных партнеров в юности — не индикатор неблагополучия, а сложный психологический и культурный показатель, обсуждать его вне гендерного контекста невозможно. Данные Страуса о сексуальном мазохизме противоречат его же данным о сексуальном насилии. Мазохист получает удовольствие от того, что его принуждают, делают объектом сексуальных манипуляций. Таким людям часто свойственна застенчивость. Если телесные наказания порождают как садизм, так и мазохизм, нужно, как минимум, подумать, от чего зависит это различие. И почему мазохистские, в том числе пОрочные, фантазии часто возникают у ребенка независимо и до соответствующего личного опыта?

Вспоминая о сексуально-значимых переживаниях своего детства, посетители БДСМ-сайтов, в том числе спанкофилы, рассказывают не только и не столько о родительской порке, сколько о других событиях. Особенно часто в их рассказах фигурируют детские игры.

«У меня это тоже родом из детства... как и у всех, наверное. Сперва, конечно, неосознанно. Любил разглядывать картинки в учебнике по истории, изображавшие связанных рабов. Когда играли на заброшенной стройке в войну, в индейцев и еще бог знает во что — нравилось, когда попадал в плен. Особенно нравился вариант "мальчишки против девчонок". Когда меня ловили, я обычно пытался вырваться, но не слишком старался, мне нравилось, когда мне заламывали руки за спину, заставляли вставать на колени... Осознанным это желание стало, когда мне было лет 12... ближе к 13. Я в очередной раз попал в плен к девчонкам. Меня привели в штаб — недостроенный дом — и тут одна девочка, блеснув эрудицией, объявила, что пленников всегда пытают. На вопросы "как?" она молча сунула руку мне в шорты и сжала кулак. У меня аж дыхание перехватило. Она давила изо всех сил, а я только молча извивался в ее руках. Девчонки жадно глядели на это. Когда она меня отпустила, началось бурное обсуждение. Пытка всем понравилась, но попробовать остальные не решились. В своих ощущениях я разобрался позже, а были они очень для меня новыми и необычными. Во-первых, боль в паху была мне до того момента незнакома — я и не думал, что будет так больно. Во-вторых, я почувствовал себя абсолютно беспомощным. И, в-третьих, мне понравилось. Признаться в этом самому себе было трудно, но потом все мои подростковые сексуальные фантазии крутились вокруг этих незабываемых переживаний».

«В шесть лет, будучи раздетым и связанным (в индейцев, что ли, играли?), ощутил стыд и чудовищное возбуждение, и один из моих органов красноречиво это всем показал, а дальше потихоньку прогрессировало. Думаю, было заложено на генном уровне...»

«Все играли в детстве в войнушку, индейцев. Я всегда сдавалась в плен после изрядного сопротивления, и фраза "ну все, сейчас мы тебя будем пытать" вызывала просто восторг».

«У меня в детстве тоже были игры. Во время начальной школы... Такая игра была — несколько девочек хватали какого-нибудь мальчика и тащили в комнатку с надписью “Ж”, чтобы там его закрыть... он, естественно, отбивался (или делал вид)...А серьезно, с осознанием все пришло, когда я лет в 12 откопал в обширной отцовской библиотеке "Историю О" и еще одну книгу — "Мадам"...»

Интересно посмотреть под этим углом зрения статистику одного из популярных российских БДСМ-сайтов, посетители которого — исключительно спанкофилы. Число их довольно велико, а образовательный уровень, судя по данным проведенного ими опроса, очень высок. Из 446 ответивших на этот вопрос 47 человек (10,54%) имеют ученую степень, 145 (32,51%) — высшее техническое и 132 (29,60%) — высшее гуманитарное образование. На сайте их больше всего интересуют (всего ответов 214) личные воспоминания — 50,47% и эротические рассказы — 34,58%, на третьем месте, с большим отставанием, стоят труды по психологии — 6,07%.

Судя по данным анкеты, в происхождении их спанкофилии родительская порка играла весьма незначительную роль. На вопрос «Применяли ли родители к Вам в детстве телесные наказания?» (447 ответов) 94 человека (21,03%) ответили «никогда», у 85 человек (19,02%) это были единичные случаи, 104 ( 23,27%) наказывали изредка и лишь 59 (13,20%) — часто. Систематически пороли 65 человек (14,54%) и 40 человек (8,95%) драли, как сидорову козу. Получается, что большинство «спанкеров» стали таковыми не под влиянием порки, а по каким-то другим причинам.

Если бы родительская порка была травматичной, это сказалось бы на отношении ребенка к родителям. Однако 140 человек из 211 (66,35%) поддерживают со своими родителями хорошие отношения. Вариант ответа «Жив один из родителей, мы в хороших отношениях» выбрали 35 (16,59 %) и ответ «К сожалению, умерли, у нас все было хорошо» — 18 человек (8,53%). Плохие и напряженные отношения с родителями имели только 12 человек.

К телесным наказаниям они относятся положительно. Из 503 респондентов, ответивших на вопрос «Ваше отношение к телесным наказаниям детей?», отрицательные варианты «Категорически не приемлю» и «Это крайняя мера, которую надо избегать» выбрали соответственно 44 (8,75%) и 74 (14,71%), нейтральную позицию заняли 19 человек (3,78%). Варианты «Телесные наказания иногда могут помочь в воспитании ребенка» выбрали 185 (36,78%) и «Без порки воспитание невозможно» — 181 человек (35,98%). То есть почти 73% — сторонники порки.

В том же ключе эти люди оценивают и собственное прошлое. На вопрос «Если бы вам пришлось конструировать свое собственное детство, то вы бы...», за его смягчение высказался лишь каждый пятый; 46 человек (13,49%) сказали «Не стал бы применять к себе физические наказания» и 21 (6,16%) — «Уменьшил или свел к минимуму свои порки в детстве». Учитывая, что большинство из них в детстве не пороли и пороли редко, в этом нет особой доблести. 66 человек (19,35%) готовы повторить свое прошлое («Оставил все, как было у меня самого в первый раз»). Большинство — 61% — выбрали более жесткий вариант, 152 человека (44,57%) сказали «Стал бы применять к себе физические наказания» и 56 (16,42%) — «Сделал бы свое воспитание наиболее жестким».

То, что люди оправдывают свою любимую сексуальную практику, — не удивительно, было бы странно, если бы было иначе. Тем более что самих их пороли редко, они знают только эротическую порку.

Кстати, отсюда вытекает, что для понимания мотивов самых пылких защитников порки, независимо от их пола и возраста, полезно знать не только их ранний детский опыт, а также религиозные и политические убеждения, но и их нынешние сексуально-эротические пристрастия, особенно воображение… Если бы сексуальное воображение святош можно было вывести на экран, профессиональная порнография померкла бы.

Проблема имеет и свой политический аспект. Как выразился один из авторов этого круга,  «порка нам интересна как неотменимая часть нормального жизнеустройства. Солнце встает на востоке, а заходит на западе, Волга впадает в Каспийское море, лошади едят овес, а детей порют за проступки».

Ну, а если мир все-таки меняется и порка детей постепенно выходит из моды?

Один из самых образованных и литературно одаренных авторов ременного форума в 2003 году четко отрефлексировал, применительно к России, взаимосвязь спанкофилии и социального консерватизма:

«Для многих спанкофилия — не столько секс, сколько крайняя степень неприятия системы либеральных ценностей как в окружающем мире, так и в нас самих. Взяв в руки ремень или розгу — мы так выражаем свой протест. С кем-то или наедине с собой, а может быть, проваливаясь в Интернет или просто в свои фантазии, — мы свергаем внутри себя «гнилую либеральную власть», опутавшую нашу жизнь бесконечными «а что будет, если». И хоть на полчаса, хоть на час, хоть на десять минут устанавливаем такую маленькую фашистскую диктатуру, при которой все просто и ясно: небо голубое, трава зеленая, а несовершеннолетних за проступки секут. Для чего существует нормальная, всем понятная градация наказаний».

Но что значит «нормальная» градация и кто ее определяет? Скрываются ли за данным утверждением характерные установки мужского сайта, особенности российской политической культуры или индивидуальные пристрастия автора? Вряд ли предложенная система ценностей является общей для всех спанкофилов.

Чем бы ни порождался спанкинг-фетишизм, это не подарок. Если желанным партнером по соответствующим играм является взрослый, все равно — мужчина или женщина, вопрос сводится к тому, чтобы найти подходящую пару. Учитывая разветвленность данной субкультуры, это не так уж трудно. Но если спанкофилия сочетается с педо- или эфебофилией, что бывает нередко, и если для удовлетворения его сексуальных потребностей субъекту требуется не виртуальный, а реальный ребенок или подросток, проблема становится трагедией. Такой человек может столкнуться не только с психиатром, но и с правоохранительными органами. Доказать, что ребенок сам хотел или хотя бы добровольно согласился быть выпоротым, будет довольно трудно, не говоря уже о юридическом возрасте согласия.

Подведем итоги.