Как писал в своем «Меланхолическом альбоме» поэт Лев Рубинштейн, «Мертвое тело на дороге — спичка сломается». Наверное, всякий здравомыслящий человек смеется, читая этот текст — смеется-то смеется, но на себе на всякий случай не показывает.

У нас в гостиных XXI века есть договоренность: религиозные убеждения и вообще область иррационального — личное дело каждого. В мультикультурном обществе эта договоренность — вопрос выживания: и без того мы все постоянно учим друг друга жить, так хватит с нас и области рационального. Вот некоторые люди, допустим, озабоченные здоровым образом жизни, любят проповедовать о вреде курения к месту и не к месту, демонстрируя тем самым «нулевую толерантность» не только по отношению к никотину, но и по отношению к чужим культурным ценностям и свободе выбора. Не имею в виду никого в особенности, но представьте, на что бы это было похоже, если бы я в свою очередь каждый раз, завидев подобных доброхотов (кто бы они ни были), заводила: «Покайся, покайся, Колмановский! О бренной плоти печешься, а о бессмертной душе не радеешь!»

Я, разумеется, никогда не поддамся этому соблазну, потому что вред курения вроде как научно доказан, а существование Лимба, куда попадают добродетельные нехристиане, вроде как нет. Так что, как бы ни обуревал меня мессианский задор, общественный договор требует держать его при себе.

Но есть одна категория верующих, которой закон почему-то не писан: это люди, которые верят в приметы. Они требуют от окружающих постоянного уважительного внимания к своим придурям. И это, если вдуматься, удивительно. Я же, например, смеюсь над анекдотом о том, что Богородица на самом деле всегда так хотела девочку, и меня восхищает ответ искусствоведа Кати Деготь на вопрос, заданный какой-то читательницей в ходе онлайн-конференции: «Не кажется ли вам, что искусствоведы, организаторы, продавцы искусства во всех его формах должны стремиться не только к наживе, но и к Богу, к совершенству сами, прежде всего...» и так далее, а Деготь ответила лаконически: «Бога нет. Вот все, что я хотела бы сказать в ответ на этот вопрос». На самом деле Бог есть. Но в данном случае речь не об этом, и я способна отвлечься от разногласий с Деготь по этому вопросу. Так почему я не могу прикурить от свечки, которая так удобно горит на столе в кафе, чтобы кто-нибудь не завопил: «Ты что! Это плохая примета! Кто-нибудь умрет!» Я вас умоляю. Мы же взрослые крещеные люди.

Или вот еще: меня невыносимо раздражает обязанность наступать на ногу любому, кто случайно наступил на ногу мне. Единственный результат этого ритуального действия — два человека в испачканной обуви вместо одного. Какое-то странное ветхозаветное правосудие в XXI — око за око, обувь за обувь. Спасибо, конечно — «А мог бы и полоснуть», Ветхий Завет совершил огромный прогресс в обуздании дикой человеческой природы. Но у меня хорошие новости: с тех пор мы еще немного цивилизовались, в частности, прозвучала Нагорная проповедь, рекомендующая в таких случаях вообще подставить другой ботинок. Перед любым экзаменом в моей жизни кто-нибудь желал мне «ни пуха, ни пера» и настойчиво требовал традиционного ответа. А меня учили не чертыхаться. Я не заставляю своих гостей креститься на красный угол, но почему-то непрерывно вынуждена смотреть в зеркало, мусорить, стучать и плеваться ради их душевного спокойствия.

Русский обычай «присесть на дорожку» с моей точки зрения выглядит аналогом «карго-культа», существовавшего на Папуа — Новой Гвинее во время Второй мировой войны. Аборигены наблюдали, как американским военным буквально с неба падают консервы, оружие, одежда и прочие прекрасные вещи, и сделали вывод: у белых людей есть прямая связь с духами предков, которые и посылают им ценный груз. Ну и переняли религиозные практики белых людей, то есть стали строить из кокосовых пальм точные копии взлетно-посадочных полос, аэропортов, контрольно-диспетчерских вышек, изготовили из дерева наушники с антеннами из бамбуковых палочек, нарисовали на теле ордена и надписи «USA» и стали проводить богослужения: зажигать огни посадки, проводить строевые учения. Современный русский, сидящий, как дурак, на чемодане с риском опоздать на самолет, механически копирует действия христиан, останавливающихся сообща помолиться перед дорогой. Меня всегда интересовало, как человек, который не читает при этом молитвы, решает, когда уже можно вставать. Его отличие от папуасов только в том, что папуасы-то видели «карго» своими глазами, их действия вполне разумны.

Я хотела бы жить в идеальном мире, где люди понимают смысл своих слов и поступков. Конечно, мы все не роботы, на наше мышление сильно влияют наши верования. Просто люди, которые верят в Бога, в отличие от людей, которые верят в приметы, гороскопы или гомеопатию, осознают это и умеют работать с областью иррационального. У меня есть любимый анекдот, подаренный монотеистической религией с огромной интеллектуальной традицией — про инструктаж израильского десантника: «Мойша, если парашют не раскроется, не надейся на чудо — читай псалмы!» Схоластика развивает логическое мышление (гомеопатия — нет). Как же мне не забавляться, когда дикари, которые оттаптывают друг другу ноги, стучат по деревяшке и бросают соль через левое плечо, считают христиан мракобесами. Христиане в смысле рациональности гораздо ближе к честным атеистам. Дайте мне спокойно прикурить от свечки, если на стене нет запрещающего знака. И кстати, Колмановский, отстань ты от меня с этим курением. О душе лучше задумайся!