— Скажите, пожалуйста, сумасшествие — заразная болезнь? Могут дети один от другого заразиться?

Я отрицательно покачала головой. И тут же вспомнила средневековые психические эпидемии с массовыми галлюцинациями и всякие церковные приколы на основе истерических неврозов. Но у нас нынче все-таки не Средневековье…

— А что, собственно, случилось?

— У меня двое детей. Дочке почти семь, сыну четыре с половиной. Сначала дочка заявила, что она больше не Маша, а вовсе даже белочка Фрося. Стала прыгать, цокать и все такое. Спустя какое-то время сын тоже сказал, что он никак не Павлик, а собачка Шарик…

— О господи! — я облегченно выдохнула и скептически заулыбалась. — Ну вы бы сами себя слышали! Болезнь! Сумасшествие! Да ролевое перевоплощение в зверюшек — это же одна из самых распространенных игр у дошкольников. Причем младшие всегда подражают старшим. Да мы их и сами поощряем едва ли не с рождения младенца: как киска мяукает? Как собачка лает? И в яслях-детском саду то же самое: чуть что — покажи, как зайка прыгает! А теперь — как курочка зернышки клюет! А как мишка топает?

Я говорила распространенными предложениями, знала, о чем говорю, и была, как мне казалось, весьма убедительна. Ох уж мне эти родители и вообще взрослые! Как все-таки быстро мы забываем мир детских фантазий, который играл такую значительную роль в нашей собственной жизни, и каких только ярлыков не готовы навесить на своих собственных детей…

— Так вы полагаете, что ничего страшного, да? — женщина несколько раз наклонила голову то в одну, то в другую сторону, как будто бы разминала затекшую шею. — Говорите, что это обыкновенное дело? Странно, я ничего подобного у себя и у сестер не помню. Но вы специалист, вы говорите, что часто… И все-таки я сомневаюсь почему-то.

— Но почему? — воскликнула я, искренне не понимая.

Маленькие дети играют, воображая себя зверюшками. Что может быть естественнее! Неужели ей больше понравилось бы, если бы они вообразили себя роботами, Симпсонами или какими-нибудь компьютерными кракозябрами? Или она вообще против ролевых игр?

— Все бы и ничего… Но какие-то это все-таки странные игры. Дочка передвигается прыжками (видели бы вы, как на меня в магазине смотрят!), устроила себе домик на шкафу, ест только орехи и сухофрукты, наотрез отказывается от другой еды (белочки другого не едят!), похудела на три килограмма... А Павлик в последние дни вообще не разговаривает, только рычит и лает, укусил бабушку и спит на коврике под кроватью…

Я перестала улыбаться.

— Давно все это? — спросила я.

— Скоро месяц, — женщина чутко уловила изменение моего настроения, глаза у нее снова округлились от испуга. — Сначала дочка, сын — где-то через неделю. Я и подумала, что это с ней, а он уж… ну, вы говорите, заразиться он не мог… Стало быть, что же?

— Дети ходят в детский сад?

— Вот именно — ходят. Меня как раз Машина воспитательница к вам и послала…

— Она и в садике прыгает и цокает?!

— В полный рост. Воспитательницы-то сначала смеялись, даже подыгрывали ей, а теперь говорят: идите к психиатру, что-то с вашей Машей не так. Другие-то дети ей тоже подражать начали. Скоро, говорят, у нас не группа будет, а зверинец, площадка молодняка. Я-то ночами не сплю и уж думаю: ладно, Маша больна, а Павлик-то чего же? Муж говорит: давай его, пока он совсем не свихнулся, и пока с Машкой и психиатром не выяснится, к моей матери в Псковскую область отправим. А я не знаю, как лучше…

Меня до глубины души поразило, как легко она «сдала» психиатрии старшую дочь. Может быть, я еще чего-то не знаю?

— У вас в семье, в роду прежде были какие-то… особые случаи?

— Да-да, меня и воспитательница тоже спрашивала. Мы с мужем вспоминали, вспоминали… Дед его от водки под забором замерз, и еще тетка с моей стороны вены себе резала от несчастной любви. Это годится?

— На что годится? — почти с ужасом спросила я. — Давайте ко мне обоих детей. Не откладывая. Прямо завтра вот, я с девяти принимаю, к девяти и приходите.

— А садик как же?

— Обойдется садик! — отрезала я.

Маша — тоненькая, шустрая, с живыми глазками — прыгала и цокала у меня в кабинете по полной программе. Программа выглядела вполне обкатанной. Павлик, полный и флегматичный, потянулся было к машинкам, потом взглянул на сестру и вдруг ударил ладошками по ковру и басовито залаял.

— Как тебя зовут? — спросила я на всякий случай.

— Шарик, — ответил мальчишка и уточнил: – Собачка. Ав-ав.

— Вот видите! — всплеснула руками мать.

— Вижу, — согласилась я. — Сейчас вы возьмете вот эту машинку и этот трансформер и посидите с Шариком-Павликом в коридоре. А я пока поговорю с Машей…

— Цок-цок-цок! — агрессивно застрекотала девочка.

— Ладно, с белочкой Фросей, — вздохнула я.

— Слушай, белка, ситуация такая, — сказала я, когда мать и сын удалились. — Ты уже месяц портишь себе желудок и нервы матери с отцом, но цель-то, как я понимаю, так и не достигнута. Ты — талантливая актриса и сильная личность.

— Я белочка Фрося. Цок-цок-цок!

— Да, ладно. Белочка так белочка. Хоть крокодил Гена пополам с Чебурашкой.

Девочка улыбнулась в ответ на шутку, и это еще укрепило мое мнение: нет тут никаких болезней, а есть манипуляция, которая закольцевалась сама на себя. Но выходить-то из ситуации как-то надо. И эта сильная личность явно не будет играть со мной ни на каком поле, кроме ее собственного.

— Что должно произойти, чтобы белочка Фрося могла спокойно уйти в лес, оставив Машу жить с родителями?

— А чего с ними оставаться? Они все врут! Сначала обещают, а потом…

— Что обещали? — спросила я, уже начиная догадываться. Психология учит: все симптомы — говорящие, надо только научиться читать их язык.

— Собаку — вот что! — на глазах у Маши блеснули злые слезы.

Буквально через полчаса, после подробных расспросов Машиных родителей, картина окончательно прояснилась. Маша очень любит животных — катается в парке на лошадях, кормит белок, голубей и синиц, готова в любой момент идти в зоопарк и целые часы проводить в ближайшем зоомагазине. Сто раз просила у мамы (которая по факту выполняет роль главы семьи) хоть кого-нибудь, но ответ всегда был один и тот же: за любым зверем уход нужен, а ты поиграешься и бросишь. Все свалится на меня, а мне и без того с вами дел хватает. Настырная девочка переключилась на отца. Однажды папа, который сам в детстве хотел собаку, находясь в благодушном настроении, пообещал дочери: вот будешь хорошо себя летом вести, осенью купим тебе щенка. Восточноевропейскую овчарку — ни больше, ни меньше. Маша онемела от восторга, горячо поцеловала папу (вообще-то она не очень ласкова) и убежала.

Все лето девочка буквально ходила на цыпочках, помогала маме поливать огород, собирала гусениц и без устали искала бабушкины очки, которые пожилая женщина постоянно теряла.

По вечерам, оставшись в комнате с братом, играла с ним в никогда не надоедающую ей игру: «Вот когда у нас будет собака…»

Было сто раз придумано и продумано все: как ее будут звать, где она будет спать, есть, каким командам ее обучат.

Осенью дочка подошла к папе и спросила:

— Когда мы поедем?

— Куда? — удивился мужчина.

—За щенком! — губы девочки тряслись от волнения.

Папа все понял правильно и за ужином поговорил с женой. Ответ, как и можно было ожидать, остался прежним:

— Ты с ума сошел? Чем ты вообще думал?! Какая овчарка?! Ты всегда на работе, дети маленькие, квартира тоже, у младшего аллергия. Весь уход — опять на мне. Зачем мне это надо? Да и овчарок я не люблю, они злые и вообще не квартирные собаки. Их во дворе держать надо.

— Но как же Маша…

— А меня кто-то спросил?! — не на шутку взъярилась женщина. — Ты эту глупость Машке сказал, ты теперь и расхлебывай. И не вздумай на меня ссылаться.

У Маши, конечно, случилась истерика. Она каталась по полу и стучала ногами. Павлик от испуга забился за шкаф. Мать вылила на дочь ведро воды. Папа демонстративно сосал валидол на кухне. Потом все вроде успокоилось.

А через три недели в квартире появилась белочка Фрося. Еще через неделю явился Шарик.

— И что же мне теперь делать? — спросила женщина.

— Не знаю, — пожала плечами я. — Девица сильная, черт знает, до чего она может дойти. Наверное, придется все-таки завести кого-нибудь. Не любите овчарок, заведите йоркширского терьера. С ним, говорят, даже гулять не обязательно. Думаю, Маша согласится.

— Послушайте, вы же психолог, что это вы мне советуете? — она взглянула на меня со знакомой уже подозрительностью, как и тогда, когда я рассказывала ей про ролевые игры. — Если я сейчас, когда ей семи нет, пойду у нее на поводу, поддамся и все ее желания исполню, то что же дальше будет? Когда ей тринадцать исполнится или шестнадцать? Она же мне еще не такие спектакли сыграет, будет мной как хочет крутить и брата, как пить дать, подучит.

— В том, что вы говорите, несомненно, есть логика, — согласилась я.

— И зачем мне это зверье? Они же маленькие еще — ни за собакой, ни за кошкой, ни даже за хомяками какими-нибудь как следует ухаживать не сумеют. Либо те сдохнут, либо опять же вся ответственность на мне. Мне мало, что ли?

— Вы правы, — снова подтвердила я. — Дел у вас наверняка и без хомячков хватает.

— Да что вы заладили: правы, правы, — разозлилась женщина. — Я вас спрашиваю: заводить мне теперь живность или не заводить? Что вы молчите?

Я молчала, потому что не знала ответа.

***

Из моего личного опыта мне видятся как минимум три отчетливо разделяющиеся между собой позиции по этому поводу:

— Животных детям можно заводить только тогда, когда они способны взять за них ответственность и сами за ними ухаживать. У обычного городского ребенка этот возраст наступает где-то после 10-11 лет.

— Животные в доме должны быть всегда и в любом случае, так как всякие исследования показывают, что их наличие благотворно влияет на здоровье, развитие детей и их умение понимать и чувствовать другого.

— Животных детям вообще заводить не следует, так как живые существа не игрушка, к тому же у современных городских детей очень часто аллергия на шерсть и прочие продукты их жизнедеятельности. Кроме того, животные живут меньше людей, и их уход может нанести детям психологическую травму.

А вы как думаете? И как поступить маме «белочки Фроси»?

P.S. Этот случай взят из моей книжки «Дети-тюфяки и дети-катастрофы», впервые изданной в 2002 году московским издательством «Дрофа».