10 самых спорных памятников архитектуры

1. Большой концертный зал «Октябрьский», Санкт-Петербург

«В такой архитектуре есть что-то безнадежное». Редкий случай, когда отдельный дом удостоился быть описанным Иосифом Бродским. Он, конечно, «отрицательный герой»: ради него снесли Греческую церковь. Но «безнадежность» его заключается, пожалуй, только в компромиссности: дом недостаточно ярок, страстен, авангарден... С одной стороны: «Жаль только, что теперь издалека мы будем видеть не нормальный купол, а безобразно плоскую черту». С другой стороны, «плоская черта» — фирменный стиль Петербурга (сравним с безобразной вертикалью «Охта-центра»). А белым камнем и скосами фасадов дом живо напоминает Дворец Финляндии великого Алвара Аалто. Отступив от красной линии Лиговки, здание создало уютную площадь, и сегодня оно кажется абсолютно соразмерным, а главное, редким образцом современной архитектуре в центре Питера.

[poll id="25" align="left"]

2. Государственный Кремлевский дворец (бывший Кремлевский дворец съездов), Москва

Сначала здание было символом хрущевской «оттепели», свободно и радостно распоряжавшейся прошлым, потом — символом «варварства», погубившего своим соседством уникальный памятник градостроительства. Но парадоксальным образом оно никогда не воспринималось так, как было задумано — как символ власти. Более того, казалось вполне диссидентским, западническим, космополитичным, ну или просто местом новогодней елки... Его неоклассические пилоны, обычно символизирующие власть, скомпрометированы «демократическим» стеклом, и если бы не банкетный зал, в последний момент нахлобученный Хрущевым, он бы не сильно портил панораму со стороны Воздвиженки. Он, конечно, инороден в Кремле, но так воспринимался в свое время и Большой Кремлевский дворец Константина Тона, по сравнению с которым ГКД — не только кроха, но и вписан куда точнее, на уровне пропорций и ритма. И только внутри удивляешься тому, какой же он на самом деле большой.  

[poll id="26" align="left"]

3. Ллойдс-билдинг, Лондон

Здание до сих пор вызывает оторопь у туристов: сплошной металл, сплетенья труб, бесформенность и беспощадность к среде. Что за «завод» в самом центре Сити? Эти ассоциации вполне правомерны: это первый (и, пожалуй, самый яркий) образец хай-тека — стиля, чья эстетика основывалась на красоте промышленного и конвейерного. Но переосмысленное как архитектура — со сверкающими деталями, вынесенными наружу коммуникациями (как и в самом раннем шедевре хай-тека — парижском центре Помпиду), с идеей заменяемости элементов (лифтов, например) — здание было абсолютно уникально. И продолжает оставаться таким, даже рядом со знаменитым «огурцом» Нормана Фостера. И это единственный дом ХХ века, чей магазинчик набит сувениркой на тему самого себя: умеют лондонцы гордиться собственной эксцентричностью.  

[poll id="27" align="left"]

4.  Марина-Сити, Чикаго

За свои «кукурузины» чикагцам пришлось изрядно повоевать. В последнее время многолетняя борьба за присвоение зданию статуса памятника архитектуры, кажется, наконец близится к победному завершению.  Препятствие было заложено, как ни парадоксально, в саму идею здания, в то время новаторскую, предполагавшую, что башни используются и как жилье, и для коммерции. Понятно, что владельцам располагающихся в здании предприятий совсем не на руку статус архитектурного памятника, мешающий перестраивать помещения под нужды своего бизнеса. Еще несколько лет назад «Кукурузным початкам» вроде как даже угрожал снос, но общественность отстояла Марина-Сити. Да, они действительно похожи на кукурузные початки, а в нынешнем потрепанном виде — еще и на порядком обгрызенные початки. Мыть столь сложную структуру оказалось мученьем, а сохранять единство облика (при таком количестве жильцов) — наказаньем. А ведь это именно они разрушили стереотип небоскреба — длинной монотонной коробки. Мало того что эти башни круглые, они еще и отменяют привычную лапидарность небоскреба открытыми террасами. И встают парочкой задолго до нью-йоркских «близнецов».

[poll id="28" align="left"]

5.  Башня Монпарнас, Париж

Башня на Монпарнасе — единственный небоскреб в исторической части Парижа: по общему мнению, она нанесла такой урон городским видам, что после ее сооружения высотное строительство в черте города было запрещено вообще. Парижане даже собирали деньги, чтобы выкупить башню и снести. Контраст с окружающей застройкой, конечно, радикальный. И если Эйфелева башня, тоже вызывавшая в свое время бурные протесты, всячески раздвигала ножки и прозрачнела всеми уровнями, то тут — жесткий монолитный объем, да еще в 210 метров, да еще черного цвета. Но ее постоянные призовые места во всевозможных рейтингах «архитектурных уродцев» кажутся незаслуженными: сама по себе, как архитектура, она ничуть не уродец — чистый образец «интернационального стиля», вполне изящный и пропорциональный. И не то чтобы парижане вообще ненавидели небоскребы: скажем, квартал Дефанс, вынесенный за черту города, никого не раздражает и приобрел славу «парижского Манхэттена». Башня Монпарнас просто не на месте. Хотя, как Сакре-Кёр отмечает монмартрский холм, так она фиксирует Монпарнас в панораме города — и это важно. Впрочем, судьбу Эйфелевой башни она не разделила. Наверное, для этого все-таки нужно быть первой. Или единственной.

[poll id="29" align="left"]  

6.  Национальный театр, Лондон

«Южный берег Темзы» — не просто топоним, это название целой истории, чуть запоздавшей (как, впрочем, всегда бывает с архитектурой) и потому не ставшей таким же символом «свингующих» 60-х, как хиппи, The Beatles и Carnaby Street. Национальный театр — роскошный ансамбль модернистских зданий (включающий Festival Hall и Hayward Gallery) —демонстративно противостоит чопорному и официозному северному берегу и до сих пор служит площадкой для самых ярких культурных сенсаций. Однако стилистика брутализма (открытый бетон, серый цвет, угловатость и суровость) по-прежнему режет глаз горожан, поэтому шедевр Дэниса Ласдана подвергается обструкции. Этот аскетический памятник поколению «сердитой молодежи», социальному гневу и протесту против буржуазных ценностей 50-х в сибаритствующую эпоху потребления пришелся не ко двору, и поэтому, вероятно, его вечно увешивают яркими плакатами. Впрочем, дом стал культовым для английского театра, и вряд ли ему что-нибудь всерьез угрожает.

[poll id="30" align="left"]

7.  Робин-Гуд-гарденс, Лондон

А этот лондонский жилой комплекс снести планируют всерьез. Хотя никаких видов он не портит и никому вообще не мешает. Признаться в том, что его смущает социально-этническая однородность жителей, хозяин, естественно, тоже не может. Поэтому упрекает здание в «убогости». Тут тоже бетон и довольно жесткий ритм фасадов (смягченный, впрочем, поворотами плана). Небольшие окна означают бедность, невысокие потолки — сирость, а скромность планировок делает квартиры малоликвидными. А тут еще и этническая однородность. Но все это — вопрос эксплуатации. Если российские «хрущобы» не набивать под завязку пожилыми людьми, то и они будут вполне комфортной средой. А лондонский комплекс — такой же, как и они, памятник архитектуры. Это уникальный образец жилого дома, берущий начало в наших «домах-коммунах» и «жилых единицах» Ле Корбюзье. Уютные галереи образуют пространство общения на внешних сторонах комплекса, а внутри — чудесный двор с большим холмом. Какие-нибудь молодые британские художники были бы тут вполне счастливы.  

[poll id="31" align="left"]

8.  Центральный дом художника, Москва

Никто и никогда не любил это здание (за исключением архитектора Николая Лызлова), его называли «сараем» и всячески поносили за нефункциональность. И простое оно до аскетичности, и скучное до занудства, и идти к нему долго. И в гардероб вечная очередь. Но стоило Елене Батуриной на него покуситься, как всем примерещился в нем венецианский Дворец дожей. Быть может, это и комично, но идеально отражает ситуацию: все, что может быть построено, наверняка будет только хуже. Как случилось с отелем Ritz на месте «Интуриста», а равно и с гостиницей «Минск». Так что коробочку ЦДХ, возможно, стоит сохранить как наименьшее из зол, тем более что нет в Москве другого такого места, где бы было одинаково уютно и «Арт-Москве», и «Арх-Москве», и ярмарке Non/fiction. Только бы гардеробщиц побольше.  

[poll id="32" align="left"]

9.  Автотехцентр «Жигули», Москва

Этот шедевр Леонида Павлова, самого яркого русского зодчего второй половины ХХ века, не выдержал рекламы. Потух и померк в ее кричащей глупости. Стилобат закрыт ларьками, окна затянуты, конструкции рассыпаются. Центр техобслуживания сохранил свою функцию, но стал заодно и гигантским авторынком со всеми вытекающими последствиями. Хозяину здания кажется логичным возвести на его месте что-нибудь новенькое, потому что он не видит здесь опрокинутой пирамиды, аукающейся с «Треугольной грушей» Вознесенского (ученика Павлова по МАРХИ); не кайфует от радикальной планировки зала, перекликающейся с музеем Гуггенхайма в Нью-Йорке; не чувствует полета этой призмы, напоминающей воздушного змея... Ну что тут скажешь: «Бессмысленно внушать представление об аромате дыни человеку, который годами жевал сапожные шнурки».  

[poll id="33" align="left"]

10.  Здание ООН, Нью-Йорк

Один из самых первых образцов функционализма, построенный в 1952 году, абсолютно безразличный (что вообще характерно для этого направления) к городскому контексту. Здание, широкой пластиной развернутое к водной глади, закрывает город и реку друг от друга и мощно тянет одеяло на себя. Будучи при этом всего лишь стеклянным параллелепипедом. Но за ним — целая эпоха борьбы модернизма за право быть вот такой «скульптурой», законченной и самодостаточной. Недаром к его проектированию были привлечены разом и Ле Корбюзье, и Оскар Нимейер! Правда, автором здания считается Уоллес Харрисон, которого Корбюзье обвинил в плагиате, но и сам он позаимствовал идею «пластины на стилобате» у Ханнеса Мейера... Конечно, знать такие подробности горожанин не обязан, но без них коробка так и останется коробкой. Да «и церкви покажутся лишними».

[poll id="34" align="left"]