И дело даже не в провале самих образов Лолит: у Лайна нимфетку сыграла спортивно сложенная дылда, у Кубрика — вполне миловидная девушка, но без признаков подростковости. Дело в пределах жанра. Не всякая литература способна воплотиться в кино. Не всякий великий роман помещается на экране. Есть романы, целиком держащиеся не на каркасе сюжета, а на стихии стиля, на интонационном потоке. Если «Лолиту» переписать языком Фолкнера или Драйзера, получился бы безнадежно тяжеловесный роман о соблазнении несчастной девочки профессором-злодеем, нечто подобное «Американской трагедии». Собственно, поэтому и не получается с кино-Лолитой, ибо невозможно передать языком кинематографа тончайший, дрожащий и переливающийся полупрозрачными радугами, распадающийся и собирающийся снова калейдоскоп набоковского письма, соответствующий этой безумной, невозможной, ускользающей и обреченной любви.

Судя по последним голливудским продуктам, кризис идей на фабрике грез достиг апогея, бесконечные приквелы и сиквелы — заплаты, тщетно пытающиеся прикрыть расползающуюся дыру на месте, где когда-то обитали светящиеся субстанции новых идей. Теперь место идеи заняла технология.

Создан и непрерывно совершенствуется мощнейший инструментарий по воплощению любых иллюзий. Кажется, что снять можно все, даже «Улисса». И тем не менее есть книги, которые не по зубам сегодняшнему кинематографическому монстру.

Например, Платонов. Заранее обречена возможность экранизации «Котлована» и «Чевенгура»: все эти кентавроподобные Жачевы и Свищевы связаны кровеносными сосудами с «нутряным» языком Платонова, при отрывании от которого они благополучно врежут дуба. При всей кажущейся кинематографичности Булгакова не было серьезных голливудских попыток снять «Мастера и Маргариту»: этот роман целиком зависим от авторской интонации. При отдирании персонажей от булгаковского стиля остается лишь сатира на сталинскую Москву.

Провальны отечественные экранизации «Мертвых душ», «Мелкого беса», «Двенадцати стульев», «Золотого теленка», «Братьев Карамазовых», «Преступления и наказания», «Скверного анекдота», «Тараса Бульбы».

Что из русской классики воплотилось в кино по-настоящему? «Война и мир» Бондарчука, «Станционный смотритель» Соловьева, «Дворянское гнездо» Кончаловского. И все потому, что герои Толстого, Пушкина и Тургенева достаточно безболезненно отслаиваются от литературной ткани.

А вот кинематографические Чичиков и Раскольников, несмотря на усилия незаурядных актеров, так и не ожили на экране.

Фильмов, превзошедших свои литературные оригиналы, предостаточно: «Бегущий по лезвию», «Заводной апельсин», «Гарри Поттер», «Доктор Живаго», «Крестный отец», «Смерть в Венеции», «С широко закрытыми глазами», «Космическая одиссея 2001», «Сияние».

Но речь не о них, а про невозможное кино. 

Попробуйте снять, например, «Москву — Петушки» Венички Ерофеева или «Русскую красавицу» Ерофеева Виктора. Провалы неизбежны.

С треском провалилась экранизация «Защиты Лужина» — тончайшего, многослойного романа…

Еще до публикации набоковской «Ады» кинокомпания «Коламбия пикчерз» поспешила приобрести у автора право на экранизацию за неплохую по тем (1969 год) временам сумму в 500 тысяч долларов. Но ни ажиотаж вокруг нового «скандального» романа «коллекционера бабочек и нимфеток», ни коммерческие соображения не помогли: «Ада» на экранах так и не появилась. И слава богу!

Посему, когда промозглым ноябрьским вечером раздается телефонный звонок и малознакомый человек, имеющий отношение к священному танцу цветовых пятен на белой простыне в темном, пахнущем попкорном зале, после ритуального обмена ничего не значащими фразами задает мне риторический вопрос: «А все-таки почему “Марину” до сих пор так никто и не снял?», я отвечаю с легким сердцем:

— Потому что не снимается.