Гастрономическое поведение поколения, знавшего голод и лишения, было простым: все съедобное, что дают, нужно с благодарностью есть, несмотря ни на вкус, ни на вид, ни на собственные предпочтения.

Каждый ответственный родитель старательно воспитывал в своем ребенке поклонение к пище в любом ее виде. Чему способствовала нравоучительная литература — скажем, «Арбузный переулок» Драгунского из «Денискиных рассказов»: мальчик наотрез отказывается есть лапшу с пеееенками, но приходит папа и рассказывает военную историю про голод. Сын немедленно все осознает и лапшу съедает. Или другой рассказ, «Тайное становится явным», когда манка улетает в окно, а потом в дверь звонит ошарашенный дядя с этой манкой на шляпе. Даже до моего поколения докатилась идея, что выкидывать еду непростительно, и это правило было непреложно, свято и вечно. 

Одним из последствий этого культа стало то, что сейчас почти каждый взрослый может рассказать душещипательную историю своей партизанской войны с едой в детстве. Как родители не выпускали из-за стола по пять часов, как суп на голову выливали, как воспитатели в детском саду медлительным едокам складывали второе в первое… И обязательно про манную кашу с комками. Почти у каждого был свой способ утилизации нелюбимой пищи: твердые куски уходили в мусорку, сырники летели в окно, каша — в унитаз, а рагу — обратно в кастрюлю. Макаревич в книжке «Сам овца» рассказывал, как в детском саду насаживал ненавистные котлеты на вилку и, когда все отворачивались, закидывал их виртуозно отработанным движением за шкаф. Через месяц в столовой запахло покойником, и Макаревича из сада отчислили.

Но переплюнула всех моя мама. В результате ежедневных принуждений у нее выработалось стойкое отвращение к обедам, и она сидела над тарелкой часами. А когда всем надоедало за ней присматривать, набирала суп в рот и несла его выплевывать под комод, за которым пол был наклонен к стене. В несколько ходок она перетаскивала туда весь свой жидкий обед. Мама вставала из-за стола жутко голодной и худела, худела и худела, и вот уже люди начали шутить в автобусе: «Девочка, девочка, а что это у тебя за ниточки болтаются?»

В XXI веке накал этого гастрономического конфликта поколений, казалось бы, спал. Еды вдоволь, война не грозит, ценность пищи снижена. Но мамы по-прежнему жалуются, что их дети плохо едят. И теперь уже пускают в ход не ремень, а сказки, игрушки, мультики, награды за съеденный обед и ложки-заталкивалки-в-рот.

Почему же эти чертовы дети так плохо едят? Катерина Мурашова уверена, что вечные проблемы с аппетитом — дело рук самих родителей: «У всех существ в мозгах есть специальный регулятор — центр насыщения. И чтобы у ребенка, а потом и у взрослого были проблемы с едой и весом, этот регулятор надо сломать. Что родители часто и делают. Запихивают, уговаривают, ведутся на манипуляции, устраивают перекусы: ”хоть бы что-то съел”. В итоге нормальный человек перестает понимать, сколько ему надо съесть, и вынужден ориентироваться не на свои внутренние ощущения, а на что-то внешнее. К тому же, по статистике, у 80% детей, которых насильно или с уговорами кормили, в школьные годы обнаруживается гастрит». Причем, чем заботливее и ответственнее родители подходят к вопросу, тем больше у них шансов довести ребенка вплоть до жутких патологий, как у одного из пациентов Катерины Мурашовой.

Когда к моему годовалому ребенку явился педиатр и выдал мне усредненную таблицу, сколько ребенок должен потреблять в день овощей, мяса, молока, воды и т. п. в граммах, у меня была паника. Цифры не сходились. Ребенок ел втрое меньше, хоть ты тресни. И началась война «за ложечку». Только сильно позже я поняла, что объем съедаемого — вообще не моя забота. Моя забота — качество и разнообразие еды, которую надо регулярно поставлять согласно классической пирамиде питания. Не осилил — свободен до следующего «пищеприема». В итоге центр насыщения начинает работать как часы и гораздо лучше меня определяет, сколько и чего ребенку нужно.

Простой эксперимент убеждает лучше слов: четыре раза в день выдавать еду, в кормлении не участвовать, в промежутках не предлагать ничего, кроме воды. Обычный ребенок, говорит Катерина Мурашова, в первый же день полной голодовки съест ужин.

В общем, здоровье побеждает нравственность: наверное, не так уж это и страшно — выбрасывать хлеб и оставлять недоеденный суп.