«Малыши» по ту сторону

Четверо детей из Монголии, Намибии, США и Японии взрослеют на глазах. Их показывают от рождения до первых шагов. Без авторского текста, комментариев, клиповой нарезки.

Этот фильм сделали два 40-летних француза: режиссер Томас Бальмес и продюсер Алан Шаба. Первый — режиссер-документалист, снимавший кенийских миротворцев в Боснии, китайскую фабрику Nokia, миссионеров в Папуа — Новой Гвинее и бешеных коров. Второй — режиссер фильма «Астерикс и Обеликс: Миссия "Клеопатра"» и французский голос Шрека. Я поговорила с режиссером и оператором фильма Томасом Бальмесом, который убежден, что снимал фильм не о детях.

Сложно было переключиться на детей после фильмов о коровьем бешенстве или миротворцах в Боснии?

Фильм «Малыши» стал приквелом ко всем моим фильмам. Видение намного важнее предмета изображения. Это я, кстати, перенял у классиков российской документалистики — у Сокурова, например.

Вы хотели показать разное детство? Кажется, процесс воспитания в США и Японии сегодня почти одинаков.

Я хотел рассказать историю о том, что значит быть человеческим существом в современном мире. Балансируя между современными и традиционными обществами, мы выбрали четыре точки на Земле, максимально удаленные друг от друга, чтобы исследовать четыре различные среды, в которых появляется ребенок. Семья ребенка может и не быть типичной для своей страны. Так, например, американская пара довольно нестандартная: у них нет телевизора, они едят только овощи, заправляют машину биотопливом и очень заняты заботой об окружающей среде. В то же время я не хотел, чтобы семьи были слишком специфическими. Вот поэтому я не снимал во Франции. Я вообще никогда не делал кино во Франции. Мне кажется, что французы слишком специфические люди, со своими подчас сложными характерами, не очень дружелюбные, стесняющиеся видеокамер и не всегда готовые сниматься в фильмах.

Как я поняла, как раз к началу съемок ваша жена ждала третьего ребенка. Не проще ли было снимать его, а не летать на другой конец света?

Жена с самого начала была против, хотя мы об этом думали. Конечно, я не летал бы в Намибию или в Японию и физически был бы рядом с ними. Но психологически я был бы далеко, по другую сторону видеокамеры. Я не был бы с моим ребенком. Для меня дистанция во время съемочного процесса невероятно важна. Я знаю, что у российских документалистов другой подход: они почти все время снимают фильмы в своей стране. Я снимал в Индии, в Кении, и эта дистанция, эта отдаленность позволяла мне видеть некоторые вещи по-другому и в чем-то лучше.

Честно говоря, меня удивляет, что такая простая и гениальная идея — заснять на видеокамеру развитие ребенка — не пришла в голову никому до вас. Сегодня люди больше интересуются детьми и темой родительства?

Вы же понимаете, что это фильм не совсем о детях. Это фильм о глобализации, о способах существования, о смене привычной точки зрения. Мы живем в век телевизионного формата, который существует в отрыве от местной культуры. Мне интересно выявлять культурную идентичность и тот особый взгляд на вещи, который отличает один народ от другого. В процессе съемок мы вдруг осознали, что наш собственный образ мыслей — лишь один из тысячи возможных. Вся моя работа об этом, об изменении убеждений.

Как ваше кино встретили в Америке? Мне кажется, некоторые сцены — например, когда африканская девочка лижет язык собаки или монгольского ребенка привязывают за ногу к юрте — могли шокировать американцев, озабоченных вопросами безопасности и гигиены.

Мой фильм для США немного революционен, конечно. Для некоторых американцев может быть открытием, что при традиционном способе воспитания — без игрушек, без искусственных стимуляций, без развивающих занятий — ребенок вырастает счастливым и способным творить. Я был восхищен, насколько красивы и свободны дети в Монголии и в Африке. Им не скучно наедине с собой. У них намного больше пространства, чтобы осваивать мир. Монгольский ребенок наблюдает за летящей мухой, слушает ветер, смотрит, как петух прыгает по его кровати. Мы практически лишены этого. Конечно, уровень безопасности и гигиены намного отличается от нашего. Тем не менее ребенок счастливо развивается без множества привычных для нас вещей. Глядя на японского папу, я, например, узнал себя. Мы все время вовлекаем в наше общение с ребенком какие-то предметы — игрушки, компьютеры, книжки — и уже, кажется, неспособны просто находиться рядом с ребенком.

Как же вы искали своих героев: Мари из Японии, Хатти из Сан-Франциско, Панихао из Намибии и Баяра из Монголии? Какие были критерии?

Мы хотели, чтобы, несмотря на различия, у наших актеров было одно сходство — любящая семья. Готовясь к проекту, мы отсмотрели десятки пар. И первое, на что я обращал внимание, — отношения между будущими родителями. Только так я мог представить их отношения с будущим ребенком. Могу сказать, что я не ошибся: нам достались неплохие дети, хотя мы даже не знали их пол (нам повезло, что они оказались разнополые). Второй критерий — обязательство не бросить проект. Съемки заняли два года. И почти два года с небольшими перерывами я день за днем маячил у них перед глазами. А я, между прочим, почти двухметрового роста. И личное расположение тоже играет роль. У меня есть правило: я не снимаю против желания людей. И если мне неприятны люди, я тоже не буду их снимать.