Рисовать я начала лет в семь-девять. В двенадцать лет я сделала свое первое шоу. А в четырнадцать я попросила отца сделать мне подарок — купить масляные краски и холсты. Я собиралась стать настоящим художником. Но мой отец был революционером, старым партизаном и ничего не понимал в искусстве. Поэтому он попросил одного из своих бывших солдат, художника-абстракциониста, помочь купить все необходимое и дать мне первый урок живописи. Вот как проходил урок: он взял кусок холста, положил его на пол, затем взял банку клея и вылил его на холст. Взял цемент, гипс, желтый, черный и немного синего пигмента и просто вылил на холст. Затем он взял немного бензина, облил им холст и бросил горящую спичку — холст вспыхнул. Он посмотрел на меня, сказал: «Закат», и ушел. Это очень сильное впечатление, когда вы так молоды и ваш первый урок — этот пожар на полу. Когда картина высохла, я повесила ее на стену. Затем уехала с родителями на каникулы, а когда вернулась, обнаружила что от жарких лучей солнца, попадавших прямо на картину из окна, от «Заката» осталась только кучка мусора на полу. Это был очень важный урок для меня. Потому что, когда я стала делать перформансы, я поняла, что процесс важнее, чем результат.

Например, Ив Клайн говорил о своих работах: «Мои картины — это лишь пепел моего искусства», вот о чем речь. Или Джексон Поллак: «Когда я рисую кистью в воздухе — я занимаюсь фигуративным искусством, только попадая на холст, капли и фигуры становятся абстракцией». Сколько художников — столько мнений.

Для меня особенное значение имеет подготовка художника к работе, будь то перформанс или живопись, скульптура, инсталляция, видео или любая другая форма искусства — это может быть архитектура или поэзия. Самое важное, как говорил Бранкузи, состояние сознания, в котором вы делаете то, что вы делаете. Многие люди рисовали черные квадраты на белой бумаге, но состояние сознания, в котором это сделал Малевич, отличалось от остальных. Поэтому его квадрат имел смысл и что-то значил, а другие нет. Как добиться этого состояния сознания — вот что важно.

В эпоху Возрождения был такой писатель Ченнино Ченнини, который написал своего рода кулинарную книгу для художника, о том, что нужно, какие необходимы приготовления для того, чтобы создать произведение искусства... Один из советов, как готовиться, был такой: за три месяца до того, как вы приступите к своему произведению, вам нужно прекратить пить вино, в нашем случае — водку... за два месяца вы должны прекратить есть мясо, за месяц нужно прекратить любые сексуальные отношения, а за три недели до начала работы вам нужно обернуть правую руку или левую, если вы левша, в гипс, чтобы она была неподвижна. И в день, когда вам нужно приступать к работе, вы возьмете в руку ручку или кисть и сможете нарисовать идеальный круг — тогда вы готовы, ваше сознание готово.

Прежде чем смотреть произведения нематериального искусства, нам необходимо определить, что такое перформанс и чем он отличается от театра, танца и от других форм самовыражения. В театре вы играете роль, изображаете чужие эмоции, вы притворяетесь, даже если вжились в роль: кровь, нож и боль не настоящие. А перформанс другой. Перформанс — это умственная и физическая конструкция, созданная вами в специальном месте и в специальное время перед аудиторией, и в момент, когда вы вступаете внутрь этой конструкции, начинается перформанс. Дальше может произойти все что угодно, и все что случится — часть произведения. Для перформанса особое значение имеет стопроцентная включенность, очень важно находиться в нем полностью телом и душой. То же касается зрителей — они должны на сто процентов телом и душой быть в нем. И это самое сложное. Потому что я могу делать перформанс и думать о Гонолулу или о предстоящем ужине, и вы можете сидеть, смотреть на меня, а в голове сочинять SMS или еще что-нибудь придумывать. То есть физически вы тут, но ваше сознание блуждает. И задача художника — создать такой образ, такую энергетическую связь, которая не даст вам выбора, не позволит не быть «здесь и сейчас», в этом пространстве, с человеком, который обращается к вам, и тогда в вашем сознании больше ничего не остается — только «здесь и сейчас».

Переходим к «Нулевому ритму». В этом произведении я положила на стол 72 предмета, включая пистолет с одной пулей, и сказала, что с их помощью вы можете делать со мной что угодно, потому что я предмет. Вы можете убить меня, если хотите, я беру на себя полную ответственность за это. Перформанс длился шесть часов, потому что шести часов достаточно, чтобы люди действительно расслабились, освободились и делали то, что им хочется. Среди предметов были предназначенные как для удовольствия, так для пытки и боли. Люди должны были сами выбрать, что они хотели применить ко мне. Сначала было очень странно: люди брали предметы, играли со мной. И все, что они делали со мной, сводилось к трем базовым женским образам в итальянской культуре: образу матери, образу девственницы и образу шлюхи. Сначала было много игры, но чем дальше, чем более жестокими они становились. Они разрезали мою одежду, они давали мне розу, отрывали от нее шипы и кололи ими меня, они порезали мне горло, у меня до сих пор здесь остался шрам, и пили с него кровь. Потом один человек взял пистолет и пулю, но хозяин галереи забрал их, произошла драка, и пуля вылетела в окно. В этой ситуации мне хотелось делать все что угодно, только не стоять там, смотря перед собой, без малейшей реакции. И затем, спустя шесть часов, хозяин галереи пришел и сказал, что перформанс окончен. Я была вся в крови и в ужасном состоянии. Люди буквально выбежали из помещения, когда я начала двигаться и снова стала живым человеком. Отправившись в гостиницу, я увидела, что у меня появилась седая прядь... И я подумала, боже мой, в собственном перформансе ты знаешь, где граница, и понимаешь, как далеко можешь зайти, но в этой работе от меня ничего не зависело, все решали зрители, которые действительно могли убить.

Я покажу вам некоторые из моих совместных работ с Улаем. Он был моим партнером на протяжении 12 лет.

Почти пять лет мы прожили в фургоне. Это был самый дешевый способ делать перформансы, поскольку нам не приходилось платить за электричество и телефон. А за перформансы тогда особо не платили. Мы жили тем, что доили коз, вязали свитера и продавали их на рынке. Это был по-настоящему радикальный подход, жизнь без компромиссов. Но, надо сказать, это был один из самых счастливых периодов в моей жизни. Иногда мы сидели, продрогшие, в машине и даже не могли открыть дверь, в фургоне не было туалета, только ведро. Иногда мы использовали его для перформансов, которые мы устраивали в машине.

Скульптурная работа шведской молодой художницы, Паскаль Грау. Она пытается полностью засунуть в рот свой кулак, стоя на вращающемся подиуме, а камера крутится вокруг нее. Она делает это изо всех сил, это своего рода преодоление пределов возможного.

С Улаем мы сделали перформанс под названием «ААА». Идея заключалась в том, что мы издавали максимально громкие звуки, насколько это было физически возможно. Мы кричали друг на друга, рот ко рту. Это продолжалось почти час, потом я на месяц потеряла голос. Что интересно, когда ты кричишь, рождаются неожиданные звуки, похожие то на крики ребенка, то на птичьи голоса, звук меняется, пока не выходит из тебя полностью. Эта идея тесно связана с традициями боевых искусств, с тренировками голоса, необходимыми для создания эффекта Холо. Эти тренировки проходят вблизи водопада. Люди учатся издавать очень высокие и очень низкие звуки, потому что водопад звучит в среднем диапазоне, таким образом, их хорошо слышно, так они учатся издавать звук Холо. Когда они, спустя сорок лет, покидают водопад, то оказываются в тишине, этот эффект создает особое состояние сознания. А наша работа — своего рода освобождение от звука.

У меня всего два примера из раздела «Грудь», потому что очень сложно найти непорнографические работы, в которых для перформанса используется только грудь.

Первый пример — работа греческой художницы Евгении Танзаньезе под названием «Наверху», посвященная гравитации. Второй — Сузанны Олман, художницы с танцевальным прошлым. В своей работе она привязывает камеру к животу и приглашает зрителя следовать за ней в лес. Они преследуют ее, и в этой погоне ее движения становятся похожими на танец зверя.

Я вырезала бритвой пятиконечную коммунистическую звезду у себя на животе. Делала это дважды: в первый раз два конца звезды были обращены наверх — это пентаграмма, в следующий раз — один конец наверху — это коммунистическая звезда. Эти два символа, пентаграмма и коммунистическая звезда, как бы отрицают друг друга, они отменяют друг друга. При рождении этот знак поставили в мое свидетельство о рождении, на всех моих школьных учебниках он стоял, у моих родителей тоже — они оба были военными, национальными героями. Я родилась с этим знаком, и мне было просто необходимо стереть его с моего тела.

В боди-арте очень важно, что мы используем лезвие вместо карандаша, а кровь — это цвет, боль в этот момент не важна, имеют значение символ и идея, которая кроется за ним. Таким образом, тело — это материал, а перформанс — просто способ сказать что-то.

Лучший пример работы о глазах — это фильм Сальвадора Дали и Луиса Бунюэля Un chien andalou («Андалузский пес»). Это знаменитое разрезание глаза коровы. Несмотря на то что это коровий глаз, фильм каждый раз производит невероятное и ужасающее впечатление, потому что глаз — это особая, очень ценная часть нашего тела.

Это работа о растяжении пространства, она была сделана в 77-м в Каселле в гараже супермаркета. Мы пытались раздвинуть две колонны, которые весят столько же, сколько весим мы, используя только наши тела, без помощи рук, только напрямую телами. Когда колонна Улая не сдвинулась, он ушел, и дальше я пыталась отодвинуть свою, атмосфера перформанса стала более ожесточенной.

В каждой клетке нашего тела есть своего рода запас энергии, который я называю «остаточной энергией». Это энергия, которую мы храним и используем только в моменты, когда нам нужно спасать свою жизнь или в особо опасной ситуации. Но в восточной культуре, азиатской, тибетской или в ритуальных традициях Индонезии или Амазонии умеют использовать эту энергию при помощи собственной воли, а не только когда грозит смерть. И эта энергия представляет большой интерес, это то, чему следует учиться.

Теперь мы перейдем к абсолютно другому: телу, исполняющему перформанс. Существует множество аспектов использования языка тела, но сейчас мы будем говорить о теле соблазняющем. Вы увидите эротическую танцовщицу 50-х, девушка соблазняет зрителя, не снимая одежды, она соблазняет нас языком своего тела.

Мы говорим о явлении, которое называется body drama. Я исполняла очень много боди-драм и объясню, что это такое.

Например, представьте великого писателя. Он пишет потрясающие книги, которые меняют ваше мировоззрение. Вы хотите с ним встретиться. Вы идете в паб и видите его: он небрит, он не мылся, от него пахнет спиртным, он в стельку пьян или под наркотиками. Он несет чушь, и вы не можете поверить, что это тот же самый человек, который написал такие замечательные книги. Вот это я называю боди-драмой.

Когда вы вовлечены в какой-то творческий процесс, вы создаете что-то с помощью вашей «высшей сущности», вашего «высшего Я». Усилие так велико, затрачивается столько энергии, что, когда процесс окончен (неважно: книжка, перформанс, концерт, стихотворение), приходится опуститься до низшей точки, потому что невозможно оставаться в том же состоянии, сохраняя энергию такого накала.

Наступает подавленность, иногда она такая сильная, что разрушает вас до основания. Не остается ничего, кроме «тела страдающего».

Моя личная боди-драма: расставание с Улаем после двенадцати лет совместной жизни и творчества. Мы решили расстаться у Китайской стены, Улай шел из пустыни Гоби, а я шла от Желтого моря. Каждый из нас прошел две с половиной тысячи километров пешком, чтоб дойти до стены, попрощаться и расстаться. Для меня это был один из самых тяжелых периодов в жизни, действительно конец чего-то. Ко мне пришло осознание того, что невозможно жить вместе и работать с другим человеком очень долго. Период может быть долгим, но не вся жизнь.

Я бы хотела закончить видеоинсталляцией, коротким 12-минутным фильмом. Он называется «Балканская эротическая эпопея». Это одна из моих последних работ, она была сделана два года назад. Отправившись на Балканы, я изучала старинные рукописи и книги, те, в которых действительно рассказывается о забытых ритуалах, которые раньше практиковались в деревнях. Я попросила обычных людей, студентов, 80-летнюю старушку сыграть в моей постановке этих ритуалов.

Некоторые из этих ритуалов так сложно осуществить сегодня, что мне пришлось прибегнуть к анимации, потому что показ таких сцен запрещен, по крайней мере в Америке, где я сейчас живу. Интересно то, что я участвую в процессе как «наставник». Объясняю людям, как воспринимать эротику. Мы воспринимаем эротику однобоко, в основном как порнографию, но наши половые органы, женские и мужские, на самом деле имеют и духовное назначение.

Мы забыли, что с их помощью мы можем побороть болезнь, оплодотворить землю, вступить в контакт с другими силами и космическими энергиями.

Один поразительный ритуал исполнялся в XVII веке в Сербии. Когда шел дождь или сильный ливень, в результате которого люди оставались без еды, женщины разных возрастов, от старух до девушек, бежали в поля, поднимали юбки и обнажали тело, показывая свои вагины, чтобы испугать богов и прекратить потоп. Представьте себе силу, с которой ассоциировались женские половые органы.

И напоследок, если говорить об искусстве, искусство включает в себя очень многое. Искусство — это не только красота или что-то нам эстетически приятное. Искусство должно беспокоить, задавать вопросы. Оно должно быть политическим, социальным, духовным. И искусство должно заглядывать в будущее.