Николай Усков: Будьте как дети

Глобальный мир сводит людей, у которых прежде не было никаких шансов познакомиться. В шанхайском караоке я вдруг оказался за одним столом с известным английским дизайнером Томом Диксоном. Точнее, в одном кабинете, а уж в нем – за одним столом. Караоке в Китае – это всегда кабинеты, вероятно, потому, что сохранение лица – главная ценность китайской культуры. Утрата лица – в караоке она практически неизбежна – не должна быть публичной. В результате в Китае эти заведения напоминают дорогие бордели или опиумные притоны, хотя в них исключительно поют. Ну и пьют, конечно. Как без алкоголя можно вообще исполнять всю эту попсовую белиберду?!

В какой-то момент я заговорил с Диксоном, и он признался: «Не могу припомнить, чтобы я когда-либо хотел стать дизайнером». Он родился в Тунисе и оказался в Англии в возрасте четырех лет, стал было учиться в художественной школе, но попал в аварию – разбился на мотоцикле и провел в больнице три месяца. В школу Диксон не вернулся, потому что увлекся музыкой: стал басистом в любительской группе. Как и полагается музыкантам, Том вел ночной образ жизни – работал в клубах, а днем спал или маялся от безделья. Тогда-то, чтобы убить время, он стал экспериментировать с металлоломом, сваривая из него необычные скульп­туры. Непонятно, чем бы все кончилось, если бы Том не ухитрился попасть в новую аварию, опять на мотоцикле. На этот раз он сломал руку, и с карьерой бас-гитариста пришлось проститься. Но сварочный аппарат – не гитара. И тут Тома ждал настоящий успех. Очевидно, ему помогло не только вынужденное безделье, но и отсутствие профессионального художественного образования. Мир искал новых форм и совершенно не хотел следовать старым канонам. Эпохе панка, крушения коммунизма и безудержного обогащения молодежи нужны были свои визионеры. Грубые, прямые, футуристичные, ни на кого не похожие. В 1985 году Том Диксон открывает свою мастерскую – Creative Salvage («Творческий утиль»). Слово creative уже тогда выражало главный заказ поколения – не повторять, а создавать, визуализировать душу поколения, которое придумает интернет-индустрию и перевернет мир.

Я как историк, конечно, не могу полностью ощутить кайф от металлических стульев Диксона или его же очень узнаваемых светильников из другого новаторского материала – пластмассы. Поэтому спрашиваю его о традиции. Том только что придумал новый дизайн для Hennessy, и я говорю ему, что на самом деле вся его стилистика – наглый вызов культуре винограда, которая про другое – про возраст, традицию, консерватизм.

«Я так молод, – отвечает мне Диксон, – но вообще это очень важно – выбираться за пределы собственной зоны комфорта. Ты знаешь, я ведь делаю интерьеры ресторанов и баров, и мне, наверное, следует обзавестись какими-то новыми знаниями, в том числе о виноделии, о производстве коньяка. Да, это все об истории, о верности традиции. Но я и в своем творчестве пытаюсь говорить о том, откуда мы, современные британцы, пришли. Я тоже умею рассказывать истории, хотя для меня это прежде всего история британской промышленной революции. Вообще, это очень важно – иметь корни, осознавать их, особенно сейчас, в нынешнем нестабильном и таком глобальном мире».

Один известный итальянский дизайнер назвал Диксона «позвоночным дизайнером». Действительно, Тома больше всего интересуют структура и конструкция предмета, а не его поверхность. В словосочетании «промышленный дизайн» первенство для него за «промышленным». «Знаешь, – продолжает он, – я обожаю фабрики. Вот на коньячном производстве я был в дистилляционном цехе. Они используют медь для изготовления дистилляторов – это великий металл, – и так здорово, что для них прежде всего важны его функциональные свойства, а не эстетические характеристики». – «А ты с кем хотел бы выпить, была б твоя воля?» – спрашиваю я. «Со Скарлетт Йоханссон, – отвечает Том. – Слушай, мы с тобой в Шанхае, тут одни сплошные “трудности перевода”. Ну еще, пожалуй, Джими Хендрикс – я бы с ним водки выпил. Да, это было бы определенно мило. Может быть, Джими не отказался бы и от встречи со Скарлетт. Вот это был бы разговор!»

– Какие предметы ты еще не успел осмыслить в своем творчестве?

– Знаешь, я сейчас больше думаю о пространствах – мы открываем клубы, рестораны.

– Вещи тебе надоели?

– На самом деле я делал интерьеры с самого начала, просто производство отдельных предметов проще организовать как бизнес. В то же время дизайн интерьера – это прежде всего контекстуализация предмета. Однажды ты вдруг осознаешь: чтобы производить отличные предметы, надо быть интерьерным дизайнером – понимать пространство и потребности его будущих обитателей. Таким образом, интерьерный дизайн и дизайн предметов в какой-то момент соединяются и дополняют друг друга.

– Опиши свой стиль в двух словах.

– Будущее и примитивизм. Мне очень нравятся вещи в их изначальной, самой примитивной, максимально упрощенной форме. Но я люблю и современные технологии.

– Как ты работаешь?

– Чаще идеи приходят от материала, от страсти, которую он во мне возбуждает, от желания исследовать его свойства, особенности. Ты же знаешь, я ничему такому не учился. Для меня это пространство эксперимента, как в детстве: а что будет, если попробовать так… Мне кажется, вообще очень важно делать то, чего не знаешь. Когда выходишь за пределы привычной зоны комфорта, учишься новому, тогда и только тогда растешь, открываешь новые взаимосвязи явлений. Это очень важно. Дизайн про то, чтобы связать по-новому разные миры. Я пробую и по возможности стараюсь работать с наименее очевидными вещами, чтобы снова стать ребенком, который ничего не знает, который свободен и наивен.С