Маргерит Дюрас — Ян Андреа: жизнь в письмах

Весна 2005 года. Париж. Ян назначил мне встречу в Café de Flore, в квартале Сен-Жермен-де-Пре, на втором этаже — потому что «…там тихо, мало людей, и мы сможем спокойно поговорить». Но, как потом оказалось, это место для него особенное. Здесь они всегда бывали с Маргерит. К тому же незадолго до смерти она приобрела на соседней улочке Сен-Бенуа прямо за домом, где расположено кафе, однокомнатную квартиру, специально для Яна. Предчувствовала, да нет, знала наверняка, что его будут травить по наследственным делам. Хотела защитить, подарить убежище. Причем именно тут, в их намоленном месте. «Это так странно, но я по сей день продолжаю писать ей письма. Рассказываю о себе, о том, как тянется жизнь без нее. Как мне одиноко, каким тягостным кажется все вокруг. И знаете, что интересно? Поймал себя на этом ощущении буквально на днях: она опять мне не отвечает! Получается, мы будто повернули время вспять, как было тогда, когда мы только-только начали сближаться!»

«Вы, наверное, думаете: вот идиот! Ну как она может отвечать, если давно умерла?» — «Нет, Ян. Даже не подумала об этом. Наоборот, соглашусь с вами — Маргерит опять действует в своем духе. Тогда не отвечала и сейчас молчит. Quelle insolence! Какая хулиганская дерзость!» Он улыбнулся и ответил: «Вы нашли меткое слово — insolence. Это точно ее характер. Ее отношение к жизни, к людям, ко мне. И дерзкий поступок, и смелость его совершить, и нагловатость, и напор — в insolence все эти оттенки присутствуют!»

Он пришел на встречу с опозданием. В мятом пальто, с всклокоченными волосами. Поразили его глаза. Большие, добрые, печальные, обрамленные сетью мелких морщинок.

— Купите мне кофе! — попросил. — А если разговоримся и задержимся, готов принять от вас приглашение поесть настоящего русского борща. Не пугайтесь, я покажу, где в Париже его можно найти.

Он не постеснялся сразу же заявить о своей неспособности платить.

«Это странно, но с первого дня я пишу ей письма. Даже когда мы начали жить вместе, я вел дневник, выстраивал свои тексты в форме письма, обращения к ней. Такого длинного письма-отчета. Дневник сегодня, конечно, уже не веду, забросил. Просто сажусь и пишу ей письмо. Возможно, письма к ней и есть мой дневник, кто знает?» Ян жадно выпил кофе и потребовал вторую чашку. Вижу, как ему плохо. Маргерит нет рядом уже девять лет, а он до сих пор не обрел душевного равновесия. Но сейчас Ян начинает рассказывать мне о том, как все началось.

75006, Париж, улица Сен-Бенуа, 5

В том далеком 1975 году он жил в нормандском городке Кан и учился на философском факультете местного университета. Был влюблен в свою сверстницу Кристину и, как вся тогдашняя молодежь, зачитывался романами модной писательницы Дюрас. Ее умная проза была в те годы очень популярна. Ян прямо-таки болел романом «Маленькие лошадки из Тарквинии», после прочтения которого стал одеваться как придуманные Дюрас молодые герои. Лето их встречи выдалось особенно жарким. Он с друзьями-студентами вдруг узнал, что сама Дюрас приезжает в их городок на премьеру фильма «Песня Индии», снятого по ее сценарию — тогда о сценариях писательницы для кино с восторгом писали все газеты. Картина «Хиросима, любовь моя» по книге Маргерит уже успела стать культовой даже в Америке. Чуть ли не весь курс Яна отправился в центральный городской кинотеатр «Люкс» на встречу со  съемочной группой. Шумная студенческая компания заняла первый ряд. Так Ян оказался буквально нос к носу с сидевшей на сцене Маргерит. Когда она появилась, ей устроили овацию: зал затопал, засвистел, на сцену полетели цветы. Казалось, это рок-звезда, а не пожилая писательница. Облаченная в мягкий кожаный жилет от Gucci (который она потом отдаст донашивать Яну), маленькие изящные ботинки J. M. Weston и нелепую юбку в шашечку, которую она носила не снимая лет тридцать, Маргерит улыбалась и вертела в пальцах сигаретку «Житан» без фильтра. «Прямо как Генсбур», — подумал Ян. Публика засыпала ее вопросами, кричала. Ян тоже дерзнул встать и задать вопрос, но от страха и смущения покраснел и зашелся нервным кашлем под хохот окружающих. Маргерит каким-то чудесным образом сумела догадаться, в чем заключался вопрос, и ответила. Но ответа он не слышал. Кровь стучала в висках, голова кружилась. Он плюхнулся на стул и окаменел. После конференции толпа бросилась за автографами, подхватив с собой и Яна. В какой-то момент он оказался прямо перед ней. Она приветливо кивнула, показывая, что узнала того, кто кашлял, и подписала книгу. А он вдруг спросил: «Можно я буду писать вам?»

Она кивнула и написала на листочке свой адрес: 75006. Париж. Улица Сен-Бенуа, дом 5. И добавила: «Впрочем, летом можете писать в отель “Черные скалы”, это в Трувиле, там я провожу каникулы».

И он начал писать ей письма, на которые она никогда не отвечала. Так продолжалось пять лет, вплоть до 1980 года. Некогда любимая девушка Кристина была забыта, книги Шопенгауэра и Канта из университетской программы тоже. Отныне Ян читал только романы Дюрас и ее колонки в газете Libération. Ну и писал ей. 

«Так одиноко не было уже давно»

О чем писал? Обо всем подряд. Поначалу это были типичные письма поклонника, начинавшиеся словами «Ваш роман перевернул мое представление о жизни!», всякая наивная восторженная чушь молодого человека. Потом он стал рассказывать о себе, друзьях, университетской жизни, о сложных взаимоотношениях с матерью. Много позже осмелел — принялся посылать куски своей прозы, стихи. Ян был уверен, что знаменитая писательница даже не вскрывала его письма и они оседали где-то в недрах ее мусорного ведра в Париже или пылились, не востребованные, на полке отеля «Черные скалы». Но однажды он вдруг получил от нее ответ. Это не было полноценным письмом — так, коротенькая записка, прикрепленная к ее новой книжке «Аврелия Штайнер».

«Дорогой Ян, я вас совсем не знаю, но почему-то сочинила роман, думая о вас. Я читаю все ваши письма, складываю их в тайный шкаф. Что касается вашей прозы и стихов — некоторые куски достаточно хороши».

Через короткое время Ян получает еще одну короткую записку — крик о помощи: «Мне очень плохо. Я только что выписалась из больницы и нахожусь в полном отчаянии. Так одиноко не было уже давно».

Потеряв голову от волнения, Ян начинает разыскивать ее телефон. Через третьих лиц узнает, что она в Трувиле. Он набирает номер, но не успевает даже назваться, как Маргерит его перебивает: «Приходите ко мне. Это совсем близко, всего двадцать минут на поезде от вашего городка. Пропустим по стаканчику».

29 июля 1980 года Ян сел в рейсовый автобус (денег на поезд у него не было) и доехал до центрального вокзала Трувиля. Стояла прекрасная солнечная погода. Но он зачем-то прихватил с собой зонтик и пачку газет «для солидности». Старинная резиденция «Черные скалы» была известна своими именитыми в прошлом постояльцами, ему быстро указали путь. Он зашел в уличный автомат и набрал ее номер. «О, вы уже здесь? Сейчас не могу вас принять, работаю. Перезвоните через два часа». Помотавшись по улицам, Ян вновь позвонил в условленное время: «Я до сих пор пишу, позвоните через три часа».

(Это потом он узнает, что на самом деле одичалая и отвыкшая от близкого общения Маргерит попросту боялась его принять. Она оттягивала встречу не из-за кокетства!)

Наконец к шести часам вечера она «освободилась»: «Можете приходить, но захватите по дороге бутылку красного вина из моего любимого магазина на улице Бан. Там продается лучшее вино в городе!» Какое еще лучшее вино с жалкими средствами Яна! Он купил дешевое бордо в первом же супермаркете.

Дюрас встретила его широкой улыбкой, поцеловала в щеку. Они открыли вино — как и следовало ожидать, оно оказалось дрянным, но Маргерит будто и не заметила этого. Она жадно говорила, почти не делая пауз, рассказывала, что ей страшновато тут жить, но она уже успела привыкнуть к эху своих движений и не хочет никого принимать и видеть. Что сейчас, несмотря на летний сезон, резиденция «Черные скалы» пустует и никого не привлекает, как раньше. Хотя в былые времена сам Марсель Пруст любил останавливаться здесь вместе со своей бабушкой. Он всегда занимал номер с видом на море. Маргерит отвела Яна на балкон и с гордостью махнула рукой, показывая дивный вид на Гаврский нефтяной порт. В ранних сумерках нефтеналивные суда казались гигантскими сказочными чудовищами, выхваченными из мрака портовыми огнями.

Они не могли наговориться. Ян настолько расслабился, что стал читать свои стихи. Она не перебивала. Незаметно наступила глубокая ночь. Маргерит предложила покататься. Они уселись в ее старенький «Пежо-104» и помчались кружить по заснувшему городу. Открыв окно, одной рукой крутя руль, Дюрас пела «Жизнь в розовом свете» Пиаф, а Ян коряво пытался ей подпевать. Он был абсолютно счастлив. Они петляли во мраке почти час: «Оставайтесь у меня. Можете пожить в комнате моего сына, пока его нет. Куда вам идти?»

И он остался. На целых шестнадцать лет. До последнего дня жизни Маргерит Дюрас.

Дырявый человек

Я спрашиваю у Яна, что сталось с теми письмами, которые он писал Маргерит столько лет. Он улыбается — она тщательно все хранила.

«Спустя долгие годы молчания она вдруг взяла и написала мне короткую записку — и меня это потрясло. Я вдруг понял, что она читала мои письма, что они ей были интересны, нужны. Что я не был ей безразличен».

Сегодня письма Яна хранятся вместе с архивом писательницы в Институте современной литературы. «Книги, посвященные мне, Маргерит написала на основе моих писем! Удивительно, но мое имя навсегда осталось рядом с ее именем. Даже на слуху у людей — если говорят о Дюрас, всегда упоминают и меня. Я был для нее “последним” во всех должностях: любовником, секретарем, телохранителем, нянькой, портье, другом, кухаркой, шофером, мальчиком на побегушках, единомышленником. Я не стесняюсь, когда говорю, что вернул ей вдохновение. Это я помог ей преодолеть творческий кризис, это я помогал ей работать, печатал под диктовку ее тексты, это я заставил Маргерит написать ее самый знаменитый роман “Любовник”. И я заставил ее в 1982 году пройти курс лечения от алкогольной зависимости, потому что не мог видеть, как она спивалась». Лечение не принесло быстрых положительных результатов. После клиники Маргерит больше не пила, но страдала от галлюцинаций. Ей чудилось, что в квартиру проникли чужие люди, она кричала от страха и просила Яна их выгнать. Врачи предупредили: когда пьющий человек резко прекращает пить, это может серьезно ударить по психике. У Маргерит был как раз такой случай. Наркотические лекарства и слабое здоровье замешали в ее организме гремучий коктейль пугающих образов и кошмаров. Но потом все прошло. Она сделала вывод: «Не надо бояться своего безумия. И внутреннего беспорядка не надо бояться».

Я прошу Яна почитать мне любое письмо на выбор. Может, по телефону, после нашей встречи? Зачем по телефону? Ян помнит все письма наизусть.

Вот, например, одно, написанное в период их очередной ссоры.

«Ян, между нами все кончено. Тем не менее я все еще тебя люблю. Но я сделаю все, чтобы забыть о тебе. Надеюсь, у меня получится. А я ведь безумно тебя любила. И верила в то, что ты любишь меня. Единственное, в чем пытаюсь себя убедить сегодня, чтобы стало легче, — эту любовь я придумала. Думаю, ты меня все же любишь, но не любовью. Любовь вытекает из тебя как из прохудившейся оболочки. Во мне есть любовь, но она не выходит. Она заключена внутри меня. А у тебя такого нет. Но я не брошу тебя на произвол судьбы. Я найду тебе работу в Париже, квартиру. Я тебе буду помогать. Меня убивает наша непохожесть — порой мне кажется, что я — весна, а ты — засушливое лето. И мне невозможно жить рядом с тобой. Ты мне писал столько лет, наверное, потому, что засыхал в самом себе. Ты стремился к живому. Но я люблю тебя. И это страшный факт. Потому что мне лучше в любви к тебе, нежели без любви к тебе. Я боюсь того короткого остатка жизни, который еще впереди. И я осуждаю себя — как за преступление — за попытку поверить, что любовь в моей жизни еще возможна. О если бы у меня хватило смелости убить себя, я бы это сделала. Меня останавливает лишь мой ребенок. Я люблю тебя».

Мучительное, болезненное письмо! Сколько таких было! Маргерит, кстати, тоже писала Яну письма, даже когда они уже жили вместе. Формат письменных отношений, который они создали для своих чувств с первого же дня, навсегда сохранился.

«Интересно, как она меня тогда описала — что я дырявая оболочка! А ведь сама как-то призналась мне: “Знаешь, Ян, а ведь я дырявый человек!”, намекая на то, в чем боялась мне признаться. Это потом я узнал, что в ее прошлом были ужасные события. Когда ее мужа Робера Антельма отправили в концлагерь, Маргерит закрутила опасную любовь с гестаповцем Дельвалем, чтобы его вызволить. А еще у нее был любовник Дионис Масколо. После войны он изменил Маргерит с женой того самого Дельваля, она забеременела. Трагедия превратилась в водевильную комедию. И все это надо было пережить хрупкой женщине! Но она смогла. Дала показания, и мучитель ее мужа был осужден и приговорен к расстрелу. Эх, всего и не пересказать!» Страдания и муки оставляли в сердце пробоины. Во всяком случае, себя она ощущала женщиной с открытыми ранами.

Поэтому отношения с молодым Яном складывались нервно, истерично. Маргерит часто кричала, закатывала истерики, выгоняла его. Он возвращался после встречи с друзьями и не мог открыть входную дверь, а сверху, из открытого окна на улицу летели его вещи, которые Маргерит кое-как запихала в две сумки. «Убирайтесь вон!» Он брел в отель, утром приходил снова, и она впускала его, как будто ничего не было. Но попрекала: «Вас выставляют за дверь, а вы возвращаетесь. В вас нет ни грамма гордости!» Казалось, она отчаянно не хотела верить в любовь — впрочем, Маргерит вообще ни во что не верила.

«Мы прожили вместе уже десять лет, и однажды она мне сказала: “Ян, а что, собственно, вы делаете со мной? Охмуряете богатую старушку? Что вас удерживает рядом со мной? Какая выгода? Ну конечно же, деньги! Захотели облапошить? И как это я, умная женщина, сразу не нашла сей факт подозрительным? И вообще, у вас тут ничего нет своего, личных вещей наберется лишь две сумки”. Я даже не знал, что ответить».

В другой раз она спросила: «Что будет с вами, Ян, когда меня не станет? Будете страдать. Я боюсь за вас. Поэтому мы должны умереть вместе!» И на полном серьезе отправила его покупать револьвер! «И кто же будет стрелять?» — попытался уточнить Ян. «Разумеется, я!» — отрезала она. «Убьете меня, а что потом? Выстрелите в себя?» — спросил он. «Не знаю, еще подумаю», — кокетливо заключила она. Несмотря на ссоры, споры и потасовки, они все равно продолжали оставаться вместе, работали, выпускали пьесы, романы, сценарии, снимали кино.

Однажды Маргерит протянула Яну ключ. «Я не могу допустить, чтобы после моей смерти вы остались без крыши над головой. Вас возненавидят, у вас все отберут и выгонят из нашей квартиры на улицу». Это был ключ от однокомнатной квартиры на улице Сен-Бенуа, которую она купила специально для него, прямо напротив квартиры, где они жили, — той самой, куда Ян писал когда-то письма: дом 5, улица Сен-Бенуа, 75006. Маргерит догадывалась, что начнется после ее смерти. Дележ наследства, публичное бичевание «альфонса».

Письмо, попавшее в роман

Между ними все случилось мгновенно. Не договариваясь заранее, они начали жить и работать вместе. Ян стал необходимой частью жизни писательницы. Маргерит диктовала ему свои романы, он помогал ей отыскивать точные формулировки, слова, корректировал предложения, печатая тексты на машинке. «То, что она вполне могла бы быть моей бабушкой, я понял лишь сейчас. Тогда не задумывался. Ее лицо казалось мне прекрасным, одухотворенным и бесконечно красивым. Я был восхищен, очарован ее блистательным умом. Она была очень обаятельной женщиной. В самом начале разница в возрасте казалась пикантной, волнующей, у нас даже случались порой сексуальные отношения. Она, например, в любой момент могла заявить: “Хочу секса. Возьми меня!” Потом… все естественно сошло на нет, превратилось в дружбу».

Маргерит и Ян были настоящими друзьями, по этой причине так долго прожили вместе. Их объединяла общая идея, совместная работа, творчество. Каждое утро они садились друг напротив друга за большой стол, где их уже ждала древняя печатная машинка военных лет «Оливетти», и… начиналось волшебство. Маргерит фантазировала, искала точные фразы, советовалась, как лучше выразиться, — Ян подхватывал любую мысль, развивал ее, чувствуя, что она хотела сказать между строк. Минуты сотворчества были уникальны. Когда Маргерит диктовала Яну свой самый знаменитый роман «Любовник» (получивший Гонкуровскую премию, а затем мировое признание на киноэкране благодаря фильму Жан-Жака Анно), в широко распахнутое окно комнаты дул теплый ветерок с улицы. Стояла душистая парижская весна 1984 года. Доносились сигналы автомобилей, запахи дыма, цветущих каштанов. Вдруг она осеклась на полуслове и заплакала. Смутившись, он перестал печатать. Прежде она никогда так не реагировала на похождения своих героев, что же случилось? Ян понял, что Маргерит не сочиняла «Любовника», а предельно откровенно рассказывала не только о своей юности, но и об их с Яном любовных отношениях. И как это он сразу не догадался? Ян процитировал мне строки из «Любовника». Опять наизусть. Потому что это было его собственное письмо, написанное еще на заре их эпистолярного романа:

«Однажды, когда я сидела одна среди множества незнакомых людей, он подошел ко мне и сказал: “Мне кажется, я знал вас всю свою жизнь. Все говорят, что вы были очень красивы в юности, но для меня вы гораздо красивее сейчас, нежели в далеком прошлом. И сегодня ваше измученное жизнью лицо с беспощадными отметинами времени для меня прекраснее того, которое было у вас в чуждой мне юности”».

С того дня как Ян вошел в жизнь Маргерит, он стал неотъемлемой частью всех ее романов, их невидимым героем, постоянным персонажем. Их любовная история больше не принадлежала только им двоим, они породили новых персонажей для ее книг. А Маргерит никогда не постареет, навсегда останется той самой маленькой девочкой из Сайгона, героиней «Любовника» — молодой, живой, задорной, озорной, и в этом была ее главная тайна, тайна ее обаяния, тайна ее души. И хотя их разделяло почти сорок лет, Ян иногда думал, что это он был старше ее!

Но кроме творчества еще была повседневная жизнь. Ян уверяет, что жили они как самые обыкновенные люди. По утрам пили кофе, после работы отправлялись по магазинам. И вот на этом их «нормальность», пожалуй, заканчивалась. Потому что они ходили только в те магазины, которые выбирала Маргерит, только по тем улицам, которые нравились Маргерит, покупали только те продукты, которые хотела Маргерит. У Яна не могло быть никаких личных дел, он не смел никуда отлучаться. Не мог позвонить по телефону — Маргерит стояла в коридоре и подслушивала. Она не разрешала ему общаться с друзьями, с родной матерью (за шестнадцать лет он виделся с ней всего пятнадцать минут) — ее пугало все, что могло отвлечь Яна от их отношений. Порой он доходил до полного отчаяния, чувствуя себя пленником. Одно время Маргерит пристрастилась запирать Яна на ключ в квартире, когда уходила! Сколько раз он грозился ей покончить с собой. Маргерит предлагала поучаствовать: «Помочь окно открыть?» Он негодовал: какая жестокость! «Вот умру, а вы напишете обо мне заметочку в газетной колонке», — кричал он. Дюрас отвечала: «Почему же заметочку? Я о вас напишу большущий роман!»

Конечно, она лукавила и дразнилась. Она любила Яна. В романе Маргерит «Материальная жизнь» 1987 года есть такие строки:

«А ведь я тоже когда-то писала письма мужчине, с которым никогда прежде не встречалась, — точно, как Ян мне. Продолжалось это два года. И закончилось, когда Ян появился в моей жизни. Он занял место писем. Никак невозможно жить без любви — даже если она представлена лишь словами и существует лишь в словах. Худшее — это вообще не любить, думаю, это в принципе невозможно».

Зеленый балахон и Старая Англия

«Она никогда не покупала себе одежду, все шила сама, — вспоминал Ян. — И меня заставляла одеваться в то, что шила или перешивала мне».

После выхода успешного романа «Любовник» Дюрас стала миллионершей, но шить не перестала. Как-то она отправилась в магазин тканей и купила там три отреза невообразимых цветов: розового, зеленого и хаки. Вернувшись домой, Маргерит принялась за работу. Кроила, вырезала и… сшила три пальто своеобразного, мягко говоря, фасона. Скорее балахоны. Элегантности ноль. Цвета тоже не добавляли шарма. Трудно было представить себе нормального человека, который в разгар зимних холодов облачится в розовый кап, даже в эксцентричном Париже! Но у Маргерит были свои представления о прекрасном. Она презентовала розовый балахон своему издателю Жерому Лендону, балахон цвета хаки оставила себе, а зеленый, самый чудовищный, подарила Яну. Скрипя зубами, он натягивал его каждый раз перед выходом на улицу. Получив гонорар за издание своей книги, Ян первым делом бросился в магазин «Старая Англия» и купил себе классическое мужское пальто. Увидев обновку, Дюрас испугалась. И теперь каждый раз, когда на улице мимо них кто-то проходил, она судорожно хватала его за руку. Маргерит была уверена — любой мог позариться на красивую тряпку и отобрать ее у Яна. Посылая его в издательство или на почту, она слезно просила: «Дорогой друг, прошу вас, не надевайте это свое несносное английское пальто! Лучше мое, поскромнее. На улице расхаживает столько подозрительных типов. Они затащат вас в подворотню, стукнут по башке и разденут!»

Как же ему было стыдно появляться на улице в зеленом балахоне, но Ян не смел обижать Маргерит. (Кстати, именно в этом зеленом пальто Ян ее потом и похоронит…)

Каждую ночь, это был их ритуал, они выходили «проветриться». Маршрут всегда один: от берега Сены пешком вдоль набережной до моста Нойи, затем поворот к собору Парижской Богоматери. Во время прогулок Маргерит постоянно жаловалась. Все плохо, все, по ее мнению, не складывалось. Однажды Ян не выдержал: «Да ну вас, хватит все чернить! На свете есть любовь!» Прозвучало пошло, но Маргерит это позабавило и рассмешило. «Черт, а вы правы!» С тех пор так и повелось. Стоило ей начать ныть, как она вспоминала высокопарную фразу Яна и расплывалась в улыбке, повторяя: «Да-да, Ян, простите, я в курсе, на свете есть любовь!»

Смерть — это смешно

Они знали, что над ними потешался весь Париж. Никто не верил в искренность их союза, Ян казался всем альфонсом, а Маргерит — наивной старушкой. Яна и Маргерит такое отношение не задевало, потому что они сами смеялись над собой. Они ведь действительно были очень забавными. Как два клоуна. Долговязый провинциал и круглая маленькая дама — ну чем не комический цирковой дуэт? «Клоуны» дефилировали по Парижу в белых костюмах (так хотела Маргерит), спорили на повышенных тонах в общественных местах, иногда дрались, никого и ничего не замечая вокруг. Их считали сумасшедшими. Они могли запросто устроить скандал в Café de Flore, пререкаться друг с другом, обсуждая детали совместного самоубийства, устроить потасовку в супермаркете, выбирая лук. Парочка постоянно смеялась, каждый раз находя тему для злословия. Чаще всего объектом язвительных нападок был Ян. Но Маргерит не забывала вышучивать и саму себя. Ее любимой темой была… смерть. Она меняла голос, изображая, как администратор кладбища с умным видом предлагает Яну несколько «хороших мест» для захоронения своей престарелой подружки.

Последний вальс

Они вели уединенный образ жизни, не отмечали никакие праздники (дни рождения и Новый год напоминали Маргерит о возрасте, стремительно текущем времени), старались выходить только ночью, чтобы не встречать знакомых. Они часто проводили время у телевизора за просмотром старых фильмов. Обычно Маргерит садилась в кресло, прямо перед экраном, а Ян растягивался на кушетке поблизости и полфильма не спускал с нее глаз. Маргерит могла задремать и грохнуться на пол. Такой случай уже был — и Ян чудом успел подхватить ее. Со временем, почти незаметно, Маргерит превратилась в старушку, в маленькое сморщенное, усохшее яблочко, в бабулю, для которой он был теперь еще и сиделкой.

Одним весенним вечером, когда Маргерит серьезно заболела и врачи предупредили Яна о том, что ее дни сочтены, они сидели у телевизора и смотрели фильм. Вдруг в картине зазвучала музыка, вальс. Маргерит встрепенулась, поднялась и… начала кружиться вокруг своего кресла. На короткое мгновение болезнь будто отступила. Ян встал, и они стали вальсировать вдвоем. Это продолжалось всего пару минут. Это был их прощальный танец.

В последние дни Ян кормил ее с ложки, но даже ослабевшая и беспомощная Маргерит пыталась «шутить» — забирала ложку и начинала кормить его. Каждый вечер он на руках относил ее в ванную, где бережно передавал сиделке Ясмине. Но едва коварная Дюрас замечала сиделку, как начинала «играть на публику» — дергалась, вырывалась и кричала: «Ясмина, спасай! Этот негодяй несет меня топить! Ему нужны мои деньги, смотри, как он хочет расправиться с богатой старушенцией!»

Теперь она уже не диктовала ему романы, шептала: «мне больше нечего писать, а значит, нет смысла жить», «я же вас предупреждала, что умру, когда перестану писать», «мне пришел конец, мне больше не о чем писать». Он вспомнил, что давным-давно задал ей бестактный вопрос, как бы она назвала свой последний в жизни роман. Маргерит ответила: «Умирающая книга». Без литературы она свою жизнь не мыслила.

В это напряженное время Ян старался никуда не отлучаться и не отходил от нее ни на шаг. И последнюю ночь провел, лежа рядом с Маргерит и держа ее за руку. Они оба молчали. Доктор Анри Сор, который следил за состоянием Маргерит, предупредил: ей осталось жить считаные часы. Но Ян не поверил. Тот же Сор рассказывал ему когда-то невероятную историю пробуждения Дюрас: в свое время она провела в реанимации девять месяцев, из них шесть — в коме, но потом неожиданно для всех пришла в себя. В госпитале Ланнек до сих пор ее случай считается чудесным исцелением. Но в то воскресенье утром третьего марта 1996 года чуда не повторилось.

Из дома ее повезли прямо в морг на бульваре Батиньоль.

Похоронили ее на кладбище Монпарнас под проливным дождем. После траурной церемонии Ян ненадолго зашел в их квартиру, чтобы забрать те две пресловутые сумки личного барахла, которые Маргерит так часто собирала и выбрасывала в окно, когда они ссорились. Он держал в руке заветный ключ от квартиры на Сен-Бенуа, о существовании которой никто не знал. А она была напротив, надо было только перейти улицу.

Взаперти

В квартире были лишь самые необходимые вещи: стол, печатная машинка, стул, постель, окно. И стены, выкрашенные в белый цвет. Он стал бояться улицы, шарахался от соседей на лестничной клетке, выходил лишь с наступлением сумерек, как вор. Брал такси и ехал на кладбище Монпарнас, чтобы успеть до закрытия центральных ворот. Убирал завядшие цветы, подметал могилу, сидел, молчал, плакал. С уходом Маргерит его жизнь потеряла всякий смысл. Теперь ему некуда было спешить, не перед кем отчитываться, не за кем ухаживать, некому помогать. Он думал: раньше Маргерит запирала его на ключ, а вот теперь сама оказалась взаперти. Яну было всего сорок три года.

Как и предсказывала Маргерит, после ее смерти начались безобразные разборки, связанные с наследством. Сын писательницы, который был всего на пять лет старше Яна и ненавидел его всей душой, пытался вернуть «украденное» альфонсом материнское добро. Но безуспешно. По завещанию Маргерит оставила Яну десять процентов своих авторских прав. О том, куда исчез Ян, где и как жил, никто не догадывался. Исчез — ну и пусть. Он думал о самоубийстве. «Я стал спиваться, — признается он. — Возвращаясь домой, брал конверт, бумагу, ручку и начинал отчитываться перед ней. Писал: ...квартиру, где мы жили с тобой, твой предприимчивый сынок спешно отремонтировал и продал. Часто в ночи я иду постоять под окнами, иду посмотреть, как там протекает чужая жизнь. Пытаюсь разглядеть сквозь гардины знакомые стены, потолок. Но ничего не узнаю — там живут посторонние, наше с тобой прошлое окончательно стерто. Наши с тобой воспоминания уже покинули место, где мы провели столько счастливых лет вместе».

Со временем ему становилось легче, очень помогали… письма, которые он продолжал писать Маргерит «в стол». Он рассказывал ей о том, как протекали его бессмысленные одинокие будни, как он выходил слоняться на заре по пустому Парижу, пробовал писать что-то свое, но ничего не выходило. Все превращалось в очередное письмо Маргерит. Письма скапливались в ящике.

«Если я продолжаю писать вам, значит, ничего не кончилось, не завершилось. Рассказываю вам о том, как идут дела…»

«Я не знаю, как быть без вас. Как быть одному. Я не хочу быть без вас, это точно. Вы помните, мы любили с вами играть английскими словами? Так вот я придумал, что вы теперь nobody. Это означает “нет тела”. У вас больше нет тела, но при этом вы все равно здесь. Ничего не изменилось! И в наших отношениях тоже. Когда-то я вам писал — вы не отвечали, я вам пишу сегодня — вы опять не отвечаете. Ничего не меняется!»

Наступил день, когда ему захотелось сделать из писем роман. Идея создать книгу «Эта любовь» вернула его к жизни. Ян принялся работать. Позвонил матери, с которой не общался несколько лет, попросил ее приехать, навестить его.

«Ты знаешь, Маргерит, я сразу предупредил мать, чтобы она не пугалась меня, что я безобразно выгляжу, что у меня борода до пят. Что я изменился. И я даже попросил ее помочь мне, если не ошибаюсь. Она не сказала и слова упрека. Приехала, увезла в провинцию и три года лечила, выхаживала. Мне предстояло все начинать с нуля: заново учиться ходить, разговаривать, улыбаться, работать. И все это делать без тебя. В общей сложности на это ушло восемь лет. Сегодня я совершенно оправился от пережитого с тобой. Пишу, выпускаю книги. Моя жизнь продолжается. Я почти забыл, что прожил с тобой огромный кусок жизни, что знал тебя, уважал и любил. Смерть уносит физическое тело, но не устраняет эффект присутствия. Со мной всегда твой взгляд».

Он охотно давал интервью, выступал на телевидении в литературных дебатах, выпускал книги, посвященные Маргерит. Везде делал одинаковые признания: говорил, что его угнетает ее отсутствие. Что она окончательно покинула его, и это непоправимо. Но время великий лекарь. Возможно, только спустя девять лет после смерти Маргерит Ян начал постепенно ее отпускать, осознавая, что она больше никогда к нему не вернется.

«…Но и то я в этом не совсем уверен», — как-то сказал он журналистам.

Теплые воды ужасающей нежности

После нашего разговора мы короткое время поддерживали связь, созванивались. Ян очень радовался, что в Москве решили перевести его роман о Маргерит «Эта любовь», и почему-то был уверен, что именно я, а не издательство, должна была устроить ему праздник по этому поводу, пригласить с почестями в Москву, накормить тем самым борщом, о котором говорил мне еще в Париже. Я помню его смех, звук его голоса. У меня сохранилась его записка, на которой он нервно начеркал номер своего телефона, сказав «звоните». Писать друг другу письма он мне даже не предложил.

Он многое рассказывал мне по телефону, читал письма Маргерит. Так или иначе мы говорили только о ней.

«Ян, ваше письмо лежало у меня в пустой квартире с января. Я была в больнице, опять туда попала. Врачи сказали, что у меня лекарственное отравление, я перебрала с антидепрессантами. Так странно. Сердце не болело, настроение было сносное, просто по клиническим показателям я, как оказалось, побывала на краю бездны. Честно говоря, я все-таки продолжала налегать на спиртное, увы, это так. Последние годы прошу всех своих друзей не навещать меня по выходным — привыкла я жить в одиночестве в большущем доме в Нофль, таком просторном, что там запросто можно было бы разместить человек десять. У меня там четырнадцать комнат. И я очень привыкла к эху! Я писала вам из дома, рассказывала о том, что снимаю кино, но вы почему-то на то письмо не ответили. Я писала вам, что прочла ваши поэмы, что какие-то из них мне понравились, какие-то показались не очень. Не могла подобрать слов, чтобы точнее выразить вам свои ощущения. Ваши письма ко мне прекрасны. Это самые прекрасные письма, которые я когда-либо получала в своей жизни, хотя порой в них сквозит много боли. Сегодня поймала себя на ощущении: так бы хотела с вами поговорить! Я постепенно прихожу в себя после выписки, много работаю, думаю, что мой роман “Аврелия Штайнер” был написан для вас. Посвящен вам. Вы не похожи ни на кого в мире из тех, кого я знаю.

Да, я уверена, я буду любить вас всегда. Конечно, мне не так долго осталось жить, но любовь к вам наверняка плотно заполнит собой весь этот остаток времени. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. Что с нами станется в будущем?

К каким теплым водам ужасающей нежности мы плывем с вами, Ян? Посмотрим, куда эта история нас приведет. Обязательно позвоню вам, когда приеду в сицилийский городок Таормина. Маргерит».

Несколько раз он читал мне по телефону письма, которые писал ей: 

«Маргерит, вы забрали у меня все. Полностью. Я вам отдал все. Правда, с поправкой — вам нечего было забирать у меня. Я был полностью отдан вам. Я все время был с вами. Для вас. Рядом с вами. Очень близко, старался не разлучаться с вами. Вы хотели от меня всего “до разрушения”, и прежде всего любви. Любви до смерти. Совершенная Любовь была вашей главной мечтой, вашей потрясающей иллюзией, в которую вы отчаянно хотели верить и изо всех сил пытались претворить ее в жизнь. Я пытался сопротивляться, держал оборону, хотел сохранить личное пространство, не быть ручным и глупым, но вы настаивали. И выигрывали. До конца своих дней вы пытались превратить нас двоих в единое существо. Этого не получалось ни у вас, ни у меня, ни у нас. Нас всегда оказывалось трое: вы, я и ваша литература. Таков наш секрет».

Возвращенное письмо

А потом мы разбежались. Я продолжала следить за Яном на расстоянии — он выпускал книги: «Бог начинается каждое утро», «Хотел бы рассказать вам о Дюрас», автобиографическое эссе…

В 2015 году, приехав в Париж, решила навестить его, поговорить. Телефон не отвечал, поэтому я зашла в издательство Pauvert, где он печатался последнее время. Попросила секретаря передать ему письмо. Да-да, я написала ему письмо! «Дорогой Ян, ну как вы там? Мы долго не общались. Хотела бы с вами встретиться. Я сейчас в Париже, в отеле, вот мой номер телефона. Звоните в любое время. Поговорим».

Издательство располагалось по адресу: Монпарнас, 13, неподалеку от кладбища, где покоилась Маргерит Дюрас.

Девушка-секретарь взяла письмо и переспросила:

— Кому передать?

— Вашему автору, Яну Андреа. Не могу до него дозвониться. Мы давно не общались, — отвечаю я.

Она поискала что-то на экране компьютера, нахмурилась. Попросила подождать, кому-то позвонила. Потом вернула мне письмо со словами:

— Простите, но этот месье умер. Год назад.

• • •

Яну был всего шестьдесят один. Он пережил Маргерит на восемнадцать лет. В четверг 10 июля 2014 года его тело нашли в пустой квартире на улице Сен-Бенуа. Причины смерти так и остались неизвестны. Его похоронили на кладбище Монпарнас, в одной могиле с Маргерит Дюрас. Его имя высечено рядом с ее именем. Так что мечта Маргерит с запозданием, но все же сбылась — стать с Яном единым целым.Ɔ.