Брезгливые наследуют землю

В этой заметке мы обсудим две недавние научные новости: одну совсем простенькую, из мира прикладных технологий, другую весьма заумную. Начать, видимо, удобнее с простой новости. О ней тут недавно писали: голландский исследователь Марк Пост, изобретатель искусственного мяса, придумал, как снизить его себестоимость практически до цены обычной говядины. Эта новость особенно возбудила вегетарианцев: скоро, очевидно, можно будет вкушать скоромное, не причиняя страданий животным и не нанося ущерба окружающей среде. 

Собственно, вегетарианцы в эту историю вовлечены не слишком очевидным образом: сами-то они уже много десятилетий доказывают себе и окружающим, что человек вообще не нуждается в мясной пище, просто не создан для нее, не приспособлен эволюционно, и все тут. Теперь, чтобы их не уличили в лукавстве, им придется говорить, что и биотехнологически выращенная мышечная ткань коровы их тоже не интересует в гастрономическом смысле. Зато интересует в социальном и экологическом: именно на такое поддельное мясо они намерены подсадить все остальное человечество. Тогда будет покончено с убийством животных, а заодно и со всей животноводческой отраслью — ресурсоемкой и дающей огромный вклад в парниковый эффект. В результате наша планета будет в лучшем случае спасена, а в худшем ее гибель удастся отсрочить еще на пару столетий.

Вступать здесь в дискуссии с идеологами вегетарианства не входит в наши планы, тем более что часть их аргументов вполне разумна. Промышленное животноводство действительно наносит огромный ущерб окружающей среде. И даже если удаление мяса из рациона не так уж безобидно с физиологической точки зрения, современное человечество достаточно сообразительно, чтобы компенсировать свое питание всякими добавками без ущерба для здоровья. Было бы желание. И вот именно наличие желания представляет тут самый интересный вопрос. Представьте себе: всеобщий отказ от продуктов животноводства способен радикально изменить лицо планеты. Притом что в его основе будет лежать даже не рациональный расчет — мало кто из вегетарианцев копает настолько глубоко, — а чисто эмоциональный аргумент: «Теленочка жалко, он же все чувствует, у него такой грустный взгляд». О том, что такая эфемерная штука, как эмоция, способна менять весь биосферный баланс Земли, биологическая наука вроде раньше не подозревала. Или все-таки догадывалась?

С недавних пор догадывалась. В 2001 году американский эколог Джон Лондре впервые употребил термин «ландшафт страха». Этот ученый заинтересовался переменами, которые произошли в Йеллоустоунском национальном парке в 1990-х, после того как там была искусственно восстановлена популяция волков. Волки, разумеется, начали есть оленей, но не так уж и активно: оленей в то время в парке было более чем достаточно, а волки и размножиться-то толком не успели. И тем не менее, как показал Лондре, эффект от их появления был очень значительным. Олени испугались. Изменилось их поведение: они стали тратить больше времени на осмотр территории, чутче реагировали на всякие шорохи, а в результате меньше времени и сил оставалось на еду. Оленей стало чуть меньше, зато осталось много несъеденных молодых деревьев, а уж деревьями занялись бобры, увеличилось число птичьих гнезд… И единственной причиной всех этих перемен был не материальный фактор — злые и прожорливые серые волки, — а эмоции, испытываемые оленями.

С 2001 года «ландшафт страха» как экологический фактор поминали все чаще, порой не совсем к месту. Все же этот термин применим к довольно узкому кругу ситуаций — отношениям хищника и жертвы или поведению жертвы в присутствии предполагаемого хищника. Однако в этом месяце вышла научная статья, в которой эмоциям живых существ уделяется куда более значительная роль. Только теперь эта эмоция уже не страх, а омерзение.

Речь идет о статье трех американских экологов, Сары Вайнштейн, Джулии Бак и Хилари Янг, опубликованной в Science 16 марта. В статье вводится новое понятие: «ландшафт отвращения». Вот что имеют в виду эти ученые дамы: наряду с «избеганием хищника» огромную роль в экологии и эволюции играет фактор избегания паразитов — именно он лежит в основе человеческой эмоции омерзения. И мы с нашей брезгливостью совсем не одиноки в животном мире. Обезьяны избегают контакта с фекалиями и всячески уклоняются от груминга своих сородичей, зараженных паразитами. Подавляющее большинство видов сторонятся трупов, причем даже падальщики часто обходят стороной мертвые тела своих собратьев или хищников. Это логично: подцепить заразу от себе подобного — или от того, кто ел тебе подобных, — должно быть проще, чем от невинной травоядной скотины. Сюда же, видимо, следует отнести отвращение к каннибализму, разделяемое подавляющим большинством земной фауны.

За всякую причуду, однако, приходится платить. Если вы брезгливы, то станете есть не все подряд, пастись не где попало, социализироваться в более или менее узком кругу тех, кто почище, заниматься любовью с большой разборчивостью и тратить на все эти ухищрения дополнительную энергию. В масштабах большой-пребольшой биосферы и долгой-предолгой эволюции это все становится очень весомым грузом. Все следствия из этого очевидного постулата экологам еще предстоит продумать. А мы пока вернемся к нашим почтенным вегетарианцам, а заодно и ко всем прочим господам, ограничивающим свой рацион в силу тех или иных эмоциональных причин. Мы, люди, большие мастера по части разных чувств, а значит, фактор «ландшафта омерзения» должен действовать на нас особенно заметно.

Главная причина, по которой вегетарианцы отказываются есть мясо, в том, что животные, как и люди, испытывают эмоции. Невозможно относиться гуманно к существу, не испытывающему эмоций. Например, можно смело резать ножом кочан капусты, даже зная, что капуста от этого понесет непоправимый ущерб и капустина жизнь прервется. Главное, чтобы сам овощ этого не понял и не испытал мучительную экзистенциальную тоску. В листе капусты при разрезании включается пара дюжин генов стресс-ответа, синтезируются специфические РНК, запускаются сигнальные каскады, но нам это безразлично, потому что мы не чувствуем, «как это». Зато про экзистенциальную тоску знаем все. Таким образом, главный резон вегетарианства в том, чтобы не съесть кого-то, более или менее подобного себе. Вряд ли нужно особо объяснять, что это чувство прекрасно укладывается в описанный выше «ландшафт отвращения». Опыт личных контактов автора со стойкими пожизненными вегетарианцами свидетельствует, что непосредственная эмоция, которую они обычно испытывают при виде мяса, — это именно брезгливость, а не отвлеченные тревоги о судьбах планеты.

Но это чувство не чуждо и всему прочему человечеству. Практически не существует народов, готовых есть любых живых существ без разбора. Все мы усматриваем различие даже среди домашних животных: цыпленок и ягненок для нас «еда», котенок и щенок — «питомцы». Разумных оснований для этого, увы, мало. Так, американская исследовательница Каролин Смит показала, что домашние куры используют в общении между собой язык, содержащий более двух десятков слов-кудахтаний, и способны испытывать сострадание. А исследователи из лондонского Университета королевы Марии с изумлением наблюдали, что домашние козы при выполнении сложной задачи с надеждой смотрят в глаза людям-исследователям, надеясь получить от них помощь — точно так же, как это делают собаки. Единственный резон употреблять в пищу одних и пускать в гостиную других — субъективное восприятие: по какой-то причине щенки и котята гораздо сильнее напоминают нам детенышей нашего собственного вида и потому вызывают больше сострадания.

И да: эти сентиментальные чувства действительно влияют на биосферу! Кошек и собак на планете живет примерно по полмиллиарда, это большой эволюционный успех, если сравнивать с дикими видами, но ничто в сравнении со съедобными: двадцатью миллиардами цыплят и двумя миллиардами коров, у большинства из которых даже имени-то нет.

Допустим, что проект Марка Поста удастся и весь мир будет завален дешевой синтетической говядиной. Допустим также, что вегетарианцам удастся вызвать у бессердечного большинства сострадание к ягнятам и телятам (то есть в конечном итоге пробудить брезгливость к употреблению в пищу мертвой плоти подобных себе существ). Тогда, несомненно, облик планеты изменится.

Однако на пути к этому новому миру есть несколько препятствий. И одно из них в том, что пока продукция доктора Поста — похожая на обезжиренный фарш розоватая клеточная масса — выглядит просто омерзительно. А брезгливость, как было отмечено выше, очень важный фактор эволюции земной биосферы. Еще, правда, есть разум; на него теперь вся надежда.

Эта статья была опубликована в еженедельнике «Окна», литературном приложении к израильской газете «Вести».